Агерский лекарь
Шрифт:
– Ступайте с Имре. Жду вас и вашу сиделку после полудня.
Они действительно застали Ферга возле конюшен. Имре торопливо поздоровался и сказал:
– Элайза просила вас зайти. Там девочку принесли. Она «стертая». Ее вместе с няней разместили на вашем этаже.
– Хорошо, сейчас приду. Имре, найди дежурного врача. Остальных я сам позову. Доброе утро, графиня. Признаться, не ожидал, что вы останетесь у нас на ночь. Собираетесь вернуться в посольский дом?
Ферг застегивал седельные сумки. Он уже был полностью готов к дальней дороге.
– Да. Но я хотела бы навещать отца. Я слышала, что вас не будет несколько дней…
– Восемь или десять.
– Долго. Доктор, я должна сказать, что, возможно, есть люди, которым не нравится князь Берток.
– Это не новость.
– Наверное. Я слишком недавно в Паннонии, чтобы начать разбираться в здешних интригах. Но раз об этом стало известно даже мне, значит, что-то все-таки готовится. Мой отец разговаривал с кем-то из их лидеров, но он теперь вряд ли расскажет. Однако я точно знаю, что он не обещал заговорщикам поддержку трансильванской короны.
Ферг серьезно улыбнулся, кивнул:
– Это действительно важно. Благодарю. И, Белала, прошу вас, берегите себя.
Совсем другое она думала услышать. Может быть, что последует подробный допрос. Или даже что Ферг не воспримет ее предупреждение всерьез. Чего угодно она ждала, только не встречного предостережения. Доктору снова удалось ее озадачить.
Ферг тоже был озадачен. И имелось у него на это целых три причины.
Первая Белалы не касалась почти никак. Она касалась только его самого, его жизни и его же необдуманных прошлых решений.
Вторая уже имела к трансильванской графине некоторое отношение – труп женщины со знаками Хаоса на теле крестьяне нашли предыдущим утром ровно там, где была убита служанка Зарина. Тело было оставлено словно напоказ. То ли как предупреждение, то ли как демонстрация силы.
И, наконец, третья причина. И она-то заботила доктора больше других. Вскрытие, которое вчера проводил один из хирургов госпиталя и на котором он присутствовал в качестве наблюдателя.
У молодой женщины была богатая биография. Совсем недавно у нее случился выкидыш, вероятно, спровоцированный приемом лекарственных препаратов, а позже кто-то делал ей полостную операцию. Вероятно, потеря ребенка не прошла бесследно. По всему выходило, что к слугам Заточенных она отправилась, едва медики сняли швы.
Очень не хотелось верить, что в этом замешан кто-то из Лиги. Но Ферг уже давно не доверял своей интуиции. В том, что касалось людей, их мотивов и характеров, она частенько сбоила. А не верить на всякий случай всем без исключения у него не получалось, хоть тресни. Правда, пока что этот факт ему удавалось успешно скрывать.
Вывод напрашивался печальный: кто-то из врачей Лиги отдал в руки злодеям собственную пациентку. Может быть, она находилась в депрессии, может, она сама хотела умереть. Но это ни в коей мере не оправдывает врача. Он ведь не мог не знать, зачем она нужна общине.
Ферг крутил в голове эти варианты все то время, что осматривал «стертую» девочку. О том, что придется задержаться в городе, он не сожалел. В пещеру Агдоле опоздать невозможно: там, под магическим куполом, все еще не закончился день, в который он настиг темных. В прошлый раз он был
там года три назад. В пещере за минувшее время ничего не изменилось – все так же матово-серый купол закрывал лабиринт и так же не отражал света. Только дорога заросла еще больше.Выехать удалось только вечером, когда честные горожане как раз садились за ужин. Если не спешить, не загонять лошадь, то впереди предстояло три ночевки, и только одна из них – под открытым небом.
До Агдоле он добрался на закате четвертого дня пути.
В деревню заезжать не стал – сейчас в доме Торо живут совсем незнакомые люди, дальние родственники его жены. У входа в пещеру остановился, вспоминая.
…Садилось солнце. Эрно приподнялся на локте, оглядывая небольшую площадку у входа. Отчего-то было холодно, болела грудь, словно на бегу ударился о стену, да так, что выбило из легких весь воздух. Болели глаза. Он даже зажмурился, чтобы унять мельтешение.
Кто-то неподалеку что-то тихо и убедительно говорил. Но попытка прислушаться ничего не дала. Речь ускользала, как песок сквозь пальцы.
Что-то случилось, недавно, только что.
Закатное солнце слепило, мешая рассмотреть детали.
– Не двигайтесь, – раздался из-за спины холодный голос.
Эрно с облегчением опустил голову обратно на землю.
– Почему вы его сразу не прикончили, мастер?! – возмутился другой голос, несколько моложе и более резкий.
– По двум причинам, Иштван. И будь добр… сядь! Мешаешь.
– Какие еще причины?!
– Это князь Паннонский. Да-да, тот самый. Я думаю, куда правильней будет доставить его в Агер живым.
– А вторая?
– Он каким-то образом привязал к себе магические потоки лабиринта… и не умер. Вот это меня удивляет больше всего, пожалуй. Боюсь, что его смерть станет смертью лабиринта Агдоле, а это может грозить разрушением магических связей всех печатей. Пока не разберемся, трогать его нельзя…
«Это меня нельзя трогать. Пока не разберутся…» – подумал Эрно, проваливаясь в мутное полусонное состояние, в котором все слышишь и даже что-то запоминаешь, но не успеваешь ни понять, ни осмыслить.
– Он убил Орбана!
– Вилма тоже не выживет. И причина ее смерти…
– Но она же просто в обмороке!..
– Это не обморок.
Эрно медленно погружался во тьму, сопровождаемый кружением неразличимых уже голосов.
Это утром, в деревне Агдоле, он сможет оценить размер трагедии.
Увидит, как горит трактир, а его никто и не думает тушить. Как бегут к их процессии немногие оставшиеся в здравой памяти жители, и останавливаются у дороги, и смотрят вслед, так и не решившись ничего спросить.
Две трети населения деревни в одночасье потеряли и память, и все прежние навыки. Разучились разговаривать, самостоятельно питаться. Большинство из них умрет той же зимой, несмотря на присланную из столицы помощь.
Среднего роста светловолосый мужчина лет сорока, глава орденского отряда, смерил его презрительным взглядом:
– Смотри, смотри, ублюдок! Все это – твоя вина! Это ты сделал!
И нечего ответить, потому что это ты призвал магию Паннонии и использовал ее не для защиты страны, а для решения собственной, пусть и немалой, проблемы.