Агитбригада 2

И вот что ему ответить?

— Это какого числа было? — подала вдруг голос до этого молчавшая Настасья.

— Шестнадцатого ноября, — ответил вместо Зубатова Гудков, — у нас всё по графику.

— А сегодня девятнадцатое! — сказала Настасья и, не удержавшись, съязвила. — Получается вы целых три дня агитировали, да так увлеклись, что и не заметили, как три дня прошло?

— Не может быть! — возмутился Зубатов.

— Сам проверь, — равнодушно ответила Настасья.

А я задумался: как он проверит, если ни телевиденья, ни интернета, ни смартфонов у них нету?

Пока они препирались, я выскользнул из молельного дома и заторопился в школу. Не хотел при парнях палиться. Ведь нужно было ещё девушек и Гришку привести в себя.

В школе был мрак и тишина. Девушки так и сидели на прежних местах, уставившись в пустоту.

Я начал с Гришки. Он дольше всех пробыл под воздействием.

— Изыди! — сказал я и уколол его шилом.

Пока он хрипел и выгибался, я проделал эту манипуляцию с Люсей, Нюрой и Кларой. Скажу по-честному, Клару сперва хотел так и оставить. Но потом, во-первых, стало её жаль. Во-вторых, кто его знает, если сейчас не приведу её в порядок, то, может, она навсегда такой и останется?

Поэтому кольнул и её.

Пока девушки приходили в себя и пытались понять, что произошло и почему они здесь сидят в темноте, в класс вошел Гришка.

Вид у него был, словно он неделю беспробудно пил, причём самую дешевую бормотуху.

— А где наши? — хрипло спросил он и добавил, — попить есть?

— Сейчас воды принесу, — ответил я, подхватил пустое ведро, на дне которого вода была уже совсем несвежая и выскочил во двор.

Большим плюсом этого села было то, что колодцы располагались через несколько дворов. Недалеко от школы тоже был колодец, откуда мы брали воду.

Я начал доставить, когда ко мне подошел какой-то кислоокий мужичок и, сняв шапку, сконфуженно сказал:

— Ты это… говорил там… а я вот смотрю, а моя Татьяна так и сидит. Как ты там говорил, что там с нами было?

— Гипноз, — подсказал я, вытаскивая ведро и переливая воду в своё.

— Ага, гипнос, — закивал мужик, — так ты это… глянь мою Таньку-то, а?

— Сейчас, воду отнесу и пойдём, — ответил я и потащил ведро в школу.

— Что тут было, Генка?! — накинулся на меня Гришка, когда я внёс ведро.

Люся бросилась к нему, зачерпнула воду кружкой и принялась шумно пить большими глотками.

— Дай мне! — потребовала Нюра, буквально выдирая у неё кружку.

— Так мы идём? — из коридора послышался голос мужичка.

— Идём! — выпалил я и ответил Гришке, — парни были в сектантском доме молитвы. Мы там Епифана убили, когда он проводил сеанс массового гипноза. Сейчас люди приходят в себя.

— Что ты несёшь? — набросились на меня Нюра с Люсей. — Нахватался этих поповских штучек!

— Сами идите и посмотрите! Гипноз — это научно доказанный факт! Применяется в психиатрии вообще-то, — не стал дальше вдаваться в объяснения я, и выскочил из школы вслед за мужичком.

— Ты далеко живешь? — спросил я его.

— От сельсовета четвёртый двор, — ответил тот на ходу, — а я домой пришел, гляжу, а скотины-то и правда нету. Пеструшка моя исчезла, овечек нету, кабанчика мы так хорошо выкормили. К Рождеству как раз колоть хотели. Гляжу — а нигде и нету!

Он продолжал перечислять свои проблемы, утирая злые слёзы грязным рукавом, но я его не слушал — у меня впереди было много работы, нужно было всех привести в сознание, а не ждать, когда за мной придут и попросят.

В избе кислоокого мужичка было также тихо и темно, как и в школе. Печь давно остыла, так что я поёжился от сырости. На лавке у стола сидела женщина и тупо смотрела в одну точку. От неё точно также, как и от всех, вверх шла зелёная нить. Возле стола была колыбелька, в которой спал ребёнок. Я посмотрел на него и мысленно пожелал Епифану попасть в ад — от ребёнка тоже тянулась такая же нить.

Как паук! Всю деревню оплёл. Даже грудничков не пожалел.

— Ты можешь ей помочь? — заикаясь от волнения, спросил мужичок. — И Ванька что-то тоже молчит.

— Могу, — кивнул я, — только выйди пока в сени.

— Дык… — вскинулся мужичок, но я его резко прервал:

— Так надо. Чтобы вывести их из гипноза, мне нужно не отвлекаться. А ты не дай бог шевельнёшься или громче вздохнёшь, собьёшь меня и что потом делать?

— Я не буду шевелиться, вот те крест! — заискивающе молвил мужичок и не двинулся с места.

Я завис, не зная, что ему ответить. Но потом меня осенило:

— А когда ты к ворожке дитя несешь, чтобы перепуг выкачала, она ведь тоже вас всех выгоняет?

— Ну так то ж ворожка… — протянул мужичок.

— В общем, или выметайся, или я пошел обратно, — зло сказал я и мужичка словно ветром сдуло.

Дверь захлопнулась и я начал с ребёнка, справедливо рассудив, что колоть грудничка на глазах матери как-то оно не то.

Кольнул малыша легонечко, но всё равно получилась небольшая ранка. Увы, но по-другому никак.

— Изыди! — сказал я и ребёнок ожил и аж зашелся криком.

Дверь скрипнула.

— Не суйся! — зло рыкнул я и подошел к женщине.

— Изыди! — повторил процедуоу я и женщина, чуть придя в себя, бросилась к ребёнку. Я подошел к двери и распахнул:

— А вот теперь заходи!

Радостный мужичок бросился к жене и сыну.

А я вышел на дорогу и задумался. Интересно, а куда пропал Митрофан Анучин?

Глава 25

Село Бабухино, где располагалась женская коммуна имени Александры Коллонтай, встретило нас хмурым затянутым облаками небом и дождём.

— Куда сейчас? — спросил Жорж, натянув вожжи. В нашей колонне из фургонов и телег теперь он был первым.

— К сельсовету, — вяло махнул рукой Гудков.

После достопамятных событий в Яриковых выселках, Гудков захандрил. Очевидно, он о чём-то догадался, остальное домыслил. А так как у него был цепкий живой ум, не особо обременённый излишним образованием, то, внезапно получив материалы для размышлений, причём неожиданные и ломающие его привычное мировоззрение, он впал в уныние. В моём мире сказали бы, что у него началась депрессия. Но в 1927 году депрессии у людей ещё не было. Возможно, потому что было некогда, нужно было поднимать молодую страну из разрухи, а может и оттого, что люди-то были советские, из особого материала. Хлипкие в вихре Революции, как правило, не выживали.