Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Агрессия. Хроники Третьей Мировой. Трилогия
Шрифт:

Кожей я почувствовал, как Лера плачет. Слёзы отчаянья, они самые горячие и горькие одновременно. Подняв её лицо за подбородок, поцеловал в заплаканные веки, щёки и заострившийся кончик носа.

— Помнишь тот самый первый раз, в пещере?

— Д-да… помню…

— Ты тогда взяла с меня слово, что я не умру до нашей следующей встречи. И вроде сработало: мы всё ещё живы и опять вместе. Раз уж так вышло, что я остаюсь как бы в тылу, а ты отправишься к чёрту в зубы… Короче, теперь моя очередь взять с тебя обещание не умирать.

Взяв её лицо в свои ладони, я наклонился так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Сейчас они были почти синими, в красных прожилках на белках. В уголках застыли капельки солёной влаги. Пристально всматриваясь в эти, кажущиеся бездонными глаза любимой женщины, я твёрдым голосом произнёс:

— Обещай мне это. Твёрдо обещай не умирать!

— Да… Обещаю…

Мы не отрывались друг от друга, пока в палатку не влетел какой-то мужик в грязном халате поверх полевой формы. Поняв, что Лера за ширмой не одна, он остановился и застуженным до сиплости голосом сообщил, что машина ждёт. Девушка нехотя отодвинулась и мы замерли. Вечность закончилась, время вновь побежало стремительно и неумолимо. Лера глазами показала мне на большой бак с водой. Рядом с которым стоял на полу гнутый алюминиевый таз. Мыться ледяной водой, совершенно не стесняясь наготы друг друга было словно продолжением

того, что прервал запыхавшийся санитар. Торопливые прикосновения, мимолётные взгляды — всё это врезалось в память так сильно, что вряд ли когда-нибудь можно забыть. Потом, мы стали быстро одеваться, путаясь в вещах, снова ежесекундно стараясь коснуться друг друга рукой, плечом, ладонью. При этом больше не было сказано больше ни единого слова. Тягостное молчание преследовало нас до самого порога. Лера забралась в кабину грузовика, тащившего на прицепе длинный бронированный вагон, с узким рядом тёмных бойниц по обоим бортам. Я стоял у входа в опустевшую палатку до тех пор, пока машина не вырулила на основную трассу, ведущую прочь из лагеря и не скрылась в предрассветной темноте. Было без пятнадцати минут четыре утра. Машинально оправив чуть криво сидевшую разгрузку, я направился к навесу, где уже рычал мотор нашего броневика, предстояло в очередной раз попрощаться с тем, кто стал мне немного ближе на этой войне.

— Вот и на чёрта ты выжил, если тут, в самом что ни на есть тылу, можно к стенке прислониться?!

Женька снова сплюнул в сторону попавшую в рот табачную крошку и принялся остервенело крутить какую-то гайку в недрах движка. Потом занырнув в кабину, он заставил машину утробно заурчать, звук показался мне удивительно мягким. Минуту водила слушал, потом удовлетворённо покивал сам себе и грохнув капотом, стал отирать чёрные от масла руки. Заметив, что он всё ещё ждёт ответа, я сказал:

— Мне умирать нельзя, поэтому я не переживаю по поводу других вариантов.

— От оно как! Ты чё, типа заговорённый?

— Просто дал слово не умирать и всё…

Водила затрясся в приступе смеха, попутно прихлопывая своего «железного коня» по мощной бронированной скуле крыла. Он начал было выпрямляться, чтобы отмочить какую-нибудь очередную хохму, но в ту же секунду в салоне брякнул зуммер входящего радиовызова. Женька быстро стал собираться, я помог скатать брезент и собрать инструменты в походный ящик. Мы обнялись и уже запрыгивая в кабину, водила сказал:

— А может быть так оно и надо…. При любом раскладе хорошо, когда тебя кто-то ждёт, это не даёт повода лезть на рожон. Ну, будем живы, Старый. Прощай, не держи зла, ежели что.

Джип плавно сдал назад и пристроившись в корму к уже вырулившему на дорогу грузовику, резво пошёл вперёд. Его тоже поглотили сумерки и я остался один, что в данном случае было совсем не плохо…

Гул двигателей большого транспортного самолёта и едва уловимый свист воздуха за бортом набитой под завязку техникой и людьми машины, это всё, что я слышал последние шесть часов. Расположение штаба бригады я, и ещё несколько таких же отобранных из разных частей кандидатов, покинули через час после прощания с Лерой и Селяниновым. Подлеснов лично приехал на обшарпанном грузовичке, с длиной вереницей иероглифов на кузове. Вот в крытом кузове этой старенькой японской малолитражки мы и поехали, всё ещё надёжно скрытые синими сумерками. Помню, что воняло дизельным топливом, специфической смесью отработанного машинного масла и сырости. Часа три ехали по общей дороге, судя по звукам доносившимся снаружи, а потом вдруг свернули на асфальтированную, разбитую дорогу. Грузовик то ехал ровно, то проваливался в яму, то вдруг трясся словно в лихорадке. Снова послышался свист самолётных двигателей, стало ясно что мы прибыли на аэродром. Створки кузова распахнулись и по глазам резанул яркий утренний свет. Тут же, не давая нам опомниться, какой-то невысокий человечек в лётной куртке, плотных ватных штанах и подшитых валенках, скороговоркой провёл перекличку. И вот, я и пятеро угрюмых бойцов трясшихся рядом в грузовике, снова были втиснуты на узкую скамью идущую вдоль левого борта здоровенного самолёта. Перед глазами замер бок забранного масксетью прямоугольного контейнера, с противоположной стороны трюма слышались матерные переговоры целого хора голосов. Трудно было определить принадлежность части, но думаю, это была десантура, уж больно свободно они вели себя во время взлёта. Сам я терпеть не могу летать, ощущаю себя беспомощным перед лицом возможной катастрофы, а эти ржали, перекидываясь отдельными фразами. Товарищи мои помалкивали, определить кто из них откуда труда не представляло, хотя перед погрузкой в самолёт, нам приказали снять все знаки различия, а документы и тактблоки сдать сопровождающему офицеру. Им оказался молчаливый лётчик, по возрасту — сильно за пятьдесят. Он молча собрал наши железки и документы, всё сложил в небольшой чёрный контейнер, а потом ушёл в носовую часть самолёта. Больше «лётчик» не показывался и вскоре мы оказались в воздухе. Когда прошло минут десять полёта, сидевший рядом боец, лет двадцати на вид, кивнул в сторону борта и сказал едва слышно:

— На север курс взял!..

И словно бы отвечая на мой немой вопрос, засучив левый рукав бушлата показал часы с обычным компасом. Стрелка всё больше отклонялась в направлении «северо-запад». Значит, скоро нас ожидает настоящая зима. Признаться, промозглая курганская слякоть уже порядком достала, так что внутренне эта новость даже ободрила. Хотя мне в принципе всё равно было где воевать.

— … Все на выход!..

Не знаю как это получилось, но после того как самолёт некоторое время висел в воздухе, я отключился. Возможно, сказалось внутреннее напряжение последних дней, тем более что отдыха по возвращении с боевых не получилось. Сгоняя навалившееся оцепенение, я вскочил и вместе с остальными выбрался наружу. Тут было всё так же темно, как и в лагере. Взлётную полосу освещала скупая цепочка огней, но воздух ощутимо холоднее. Под ногами хрустнул свежее выпавший снег, в небе плыли низкие тучи, скрывая звёзды и луну. Обернувшись к парню, который в прошлый раз верно указал направление полёта, я спросил:

— Который теперь час?

— Там откуда мы прилетели — без восьми минут полдень, а вот здесь, не знаю.

Говоря это, парень даже не взглянул на часы, значит, уже успел поинтересоваться временем раньше. Тут я почувствовал себя неуютно: люди всю дорогу общались, а я проспал. Но всё же сработала привычка, своих спутников воспринял как обычно, без всяких эмоций. Может быть аэродром это последний раз, как мы видимся.

— На погрузку, бегом — марш!..

Офицер, перед отлётом забравший наши тактблоки и документы уже стоял возле возникшего из темноты БТР, со включёнными фарами. Мы быстро загрузились в пропахший смесью топлива и пороховой гари десантный отсек, и машина тут же рывком тронулась с места.

— По прибытии в точку сбора, всем запрещается переговариваться, называть имена, звания, номера частей. Следовать указаниям инструктора, вопросов не задавать. Ясно?!..

Мы нестройным хором ответили, что мол, всё ясно и бронемашина пошла ещё быстрее, набирая скорость. По моим ощущениям, ехать пришлось часа полтора, по ровной дороге без ям и ухабов. Давя попытки организма снова провалиться в сон, мысленно разбирал свой АКМ, потом пистолет. Смешивал все детали и на время собирал оба «ствола».

Это помогло забороть приступ сонливости и высадиться по приезде на место уже не на заплетающихся ногах. Тусклое освещение и быстрота с которой нас погнали в длинный плоский барак, оказавшийся вещевым складом, не позволила оглядеться как следует. Но вроде это была турбаза, или вроде того: длинные бараки, ряд домиков с затемнёнными окнами метрах в пятидесяти за дорогой, разделяющей «турбазу» на две неравные части. Всё же бараков и хозпостроек оказалось вдвое больше. Неразговорчивый молодой солдат в полевой форме без знаков различия выдал каждому из нас новую верхнюю одежду, повседневку, нижнее бельё и по паре непривычного вида берцев, более всего напоминавших дорогие зимние кроссовки. Верхняя одежда тоже удивила: куртка имела бело-коричнево-серый пиксельный рисунок, две приличной толщины поддёвки на молниях, но даже с ними оказалась удивительно лёгкой. Такие же стёганные штаны, носки из непривычной мягкой ткани. Но переодеться не дали, погнав сразу в следующий барак. По влажной духоте и запахам дешёвого мыла, я понял, что привели в баню. Вода в общей душевой оказалась удивительно горячей, что я с непривычки даже разомлел. Вымытых, переодевшихся в необмятую форму, нас всё так же бегом перевели в медсанчасть. И всё это время, кроме нас вокруг не было ни одной живой души. Опять двое неразговорчивых, молодых парней в белых халатах поверх формы, заставили раздеться до трусов, прошёл быстрый медосмотр и каждому вкатили в плечо и задницу по жёсткому, болючему уколу.

Здесь, как и в бане, особой толчеи не было. Видимо группы заводили отдельно, чтобы никто не увидел лишнего. Меня такой подход к делу устраивал как нельзя лучше, теперь будет больше времени на то, чтобы собраться с мыслями и ещё раз вернуться к встрече с Лерой. Тогда мы почти ничего не успели сказать друг другу, слов оказалось катастрофически мало, учитывая, что я вообще не очень умею долго говорить о чём-либо.

— …Пять минут на сборы! Построиться у входа в санчасть!..

Инструктор, казалось, всё время был где-то рядом, выпасая всякое моё желание задуматься. Снова бег по примороженной бетонной дорожке, едва-едва расчищенной от снега. Рассеянного света жёлтых фонарей, висящих на редких столбах между зданиями, едва хватало на то, чтобы различать дорогу. Сопровождающий сменился, теперь это был высокий, жилистый мужик лет пятидесяти, с мёртвыми чёрными глазами и хриплым командирским баритоном. Как только мы построились возле крыльца санчасти, он без особых разговоров дал команду «Бегом марш!» и возглавил колонну. Нас, шестерых, разместили двух небольших домиках, как раз из тех, что стояли поодаль длинных бараков. Инструктор предупредил, что до отбоя у нас есть всего двадцать минут, после чего дал приказ разойтись. Домики немного напоминали те, что я однажды видел на горной турбазе, может быть до войны, это она и была. В помещении было тепло, я заметил трубы батарей центрального отопления, хотя дымом от котельной над базой и не пахло. Со мной поселили того парня с полезными часами и флегматичного мужика, одного со мной возраста. Парень с часами назвался Пашей, а мой ровесник представился Вадимом. Разобрав оставшиеся невеликие пожитки, мы по очереди сходили в тесный совмещённый санузел. Едва я успел почистить зубы, как откуда-то с потолка проревела сирена и тут же погас свет. Это вышло очень неожиданно, но я смог быстро приспособиться к полумраку и добравшись до узкой койки, упал на плоскую маленькую подушку и укрывшись тонким одеялом, провалился в сон.

Пробуждение было резким, я успел схватить за руку того, кто стоял у кровати. Но потом понял, где я и что это Дима, в одном исподнем, пытался меня разбудить. Отпустив его руку и сев, я спросил:

— Чего, подъём?

— Нет… Тут этот Паша… Трясёт его как эпилептика, гляди!..

Мы вместе подошли к кровати Паши. Тот выламывался дугой, с уголков рта его брызгала желтоватая пена. Я было хотел попросить что-нибудь, чтобы разжать ему зубы, как входная дверь распахнулась и в комнату ввалился один из давешних докторов, а следом ещё двое солдат со складными носилками. Доктор отстранил нас обоих, а солдаты сноровисто сунули Паше в рот резиновый загубник и привязали к носилкам специальными ремнями. На мой вопрос что с парнем, доктор только вскользь глянул куда-то мимо и пожал плечами. Они все вышли, а заявившийся следом инструктор приказал нам обоим снова ложиться спать. Сон пришёл не сразу, но случившемуся я не придал особого значения. Причин для этих корчей может быть масса, врачи скорее всего разберутся. Ревун подъёма прозвучал ровно в тот самый миг, как я заснул. Проклиная всё на свете, мы с Вадимом выбежали из помещения, одевшись почти мгновенно. Новая форма лишь слегка замедлила процесс, однако из норматива мы не выбились. Снаружи опять царила ночь, а среди наших соседей по бараку в строю было тоже лишь два человека. Человек, которого мы увидели перед собой, был плотным, среднего роста, одет так же как и мы: светло-серая вязанная шапка, форменный бушлат без знаков различия, штаны и кроссовки. Единственным отличием было то, что пояса он не носил, да левый пластиковый наколенный щиток, был спущен вниз, прикрывая ступню сбоку. Круглое лицо гладко выбрито, из-под красиво очерченных седых бровей на нас смотрели пристально чёрные, внимательные глаза. Он без предисловий начал говорить, как только строй замер:

— Товарищи разведчики, поздравляю вас с прибытием в Северный, базу сил специальных операций второго главного управления ГРУ. Здесь у вас нет имён, нет званий. Тут у каждого будет только боевой псевдоним. Вас отобрали как имеющих боевой опыт, надеюсь, вы справитесь. Ко мне обращаться — «товарищ старший инструктор», к инструкторам по специальным дисциплинам — «товарищ инструктор». Теперь, разминка перед завтраком. За мной, бегом-марш!..

Первые трое суток в лагере были одним сплошным марш-броском. В принципе, всё как заведено в армии, но были свои особенности. Нашу группу дополнили ещё двумя бойцами, взамен выбывших и начали гонять как новобранцев. Тут было всё: марш-броски на разную дальность, стрельба из доступных нам видов оружия. Причём никто не давал чего-то экзотического, мы получили обратно своё, закреплённое за каждым личное оружие. И вот тут начались странности. В учебном классе, где я вновь получил свой трофейный «глок» и АКМ, каждому предложили отстрелять по три магазина. Заправлял всем невысокий, полный человек, сильно за пятьдесят. Сначала, была стрельба по мишеням, на пятьдесят, сто пятьдесят и триста метров. Всё как обычно: стоя, с колена, лёжа, потом работа в парах, тактический лабиринт. Народ подобрался тёртый, это я видел по тому, как каждый брал оружие и занимал положение на огневом рубеже, двигался во время парных упражнений. Мы с Вадимом даже перевыполнили норматив, сработали практически синхронно при смене оружия. Человек привычный, делает это автоматически, не думая. Новички суетятся, держатся скованно, от того и проигрывают… или умирают. Инструктор смотрел в трубу, листал мишени, но прежде всего смотрел на нас. И взгляд этот изучал наши повадки, манеру стрельбы. Подозреваю, что результат его интересовал в последнюю очередь. Он не строил ребят, а с каждым говорил отдельно. Потом оружие каждого модернизировалось с учётом советов инструктора и серия упражнений повторялась снова. Как я заметил, рекомендации помогали, с учётом того, что это был лишь первый день. Меня инструктор почему-то обошёл стороной и только когда до окончания занятий осталось десять минут, попросил подойти. Именно попросил, этот полный, немногословный человек не обращался с нами по уставу, хотя по выправке был явно строевым офицером. Подозвав меня, он спросил:

Поделиться с друзьями: