Ах, карнавал!..
Шрифт:
— Я был уверен, что здравый смысл победит, — торжествовал Франко. — Почему бы нам не пойти туда сейчас и…
— Лучше завтра, — буркнул Пьетро.
— Но я же тут, зачем терять время? Идем.
Пьетро вцепился руками в край стола так, что костяшки пальцев побелели, и, еле сдерживаясь, раздельно проговорил:
— Мы обсудим это завтра.
Но тот все равно ничего не понял.
— Но нам надо так много еще сделать. Идем же, откроем бутылочку шампанского и…
Внезапно он осекся на полуслове, словно по мановению волшебной палочки. Франко
И тут Франко все понял. Он побледнел и молча отступил назад, испугавшись, что еще чуть-чуть — и Пьетро его ударит. Рут была уверена, что этого никогда не случилось бы. Пьетро не было нужды применять физическую силу, когда его взгляд обладал такой мощью! И был куда красноречивее слов!
— Увидимся завтра, — с нажимом повторил Пьетро, и его тихий тон не предвещал ничего хорошего.
Он вышел из офиса, пересек площадь и пропал в лабиринте улочек.
Где-то с час Пьетро блуждал по городу, ничего не замечая вокруг, желая только, чтобы удручающая пустота и бурлящий в нем гнев куда-нибудь исчезли. Очнулся он уже только около дома.
Побыстрее добрался до комнаты и, включив компьютер, пробежал глазами почту. И наткнулся на письмо от Джино.
Рут пришла домой поздно вечером. Ей не хотелось бежать за Пьетро следом.
Она твердо решила держаться от него на дистанции. «Так будет лучше», — убедила она себя.
Проходя мимо его комнаты, она услышала доносившиеся оттуда тяжелые шаги. Он ходил туда-сюда, как заключенный по камере. Один раз даже послышался звук удара кулаком по столу. И снова тишина.
Внезапно дверь открылась, и Пьетро возник в проеме.
— Не стой так, — сказал он мрачно. — Я давно уже жду, что ты войдешь.
— Не хотела тебя беспокоить.
— Спасибо. Но глоток горячего английского чая был бы сейчас кстати.
Облегченно вздохнув, она бросилась готовить чай и вскоре принесла ему огромную чашку.
— А где же твоя? — спросил он. — Не хочется пить одному.
Когда Рут вернулась, он сказал:
— Я отпустил Мину спать, так что боюсь, на кухне некоторый беспорядок, да и ужина нет.
— Что ж, надеюсь, я хорошо справилась с ролью хозяйки… А по дороге я кой-чего перекусила.
— Пытаешься быть тактичной? — как-то странно посмотрев на нее, спросил он.
— Надеюсь составить контраст Франко.
Он скривился, как от лимона, и, промычав с досадой, положил в чай ложку сахара. Кажется, настроение его переменилось и теперь ему явно не хватало сочувствия.
— Франко сам виноват, — поддержала его Рут. — И зачем только ты дал свое согласие? Мог бы спокойно вышвырнуть его.
— Да неужели? — иронично спросил он. — Думаешь, это его остановило бы? Вряд ли. Он канючил и канючил бы до тех пор, пока бы я его не убил. Больше его ничто не остановит.
— Ну, убийство не самая хорошая идея, — задумчиво проговорила Рут.
Пьетро
качнул головой:— Н-да. Повредило бы бизнесу.
— Наверняка.
— Я не знал, что делать, вот и согласился.
— И все же он от тебя не отстал. — Она вздохнула. — Пока ты не посмотрел на него весьма красноречивым взглядом.
— А ты заметила? — равнодушно спросил он.
— Конечно. Дурак был бы тот, кто бы не заметил, — сказала она весело.
Пьетро лишь хмыкнул.
— В любом случае отступать некуда, — сказал он. — Я дал слово. Хотя и теперь готов на все, только бы этот маскарад не состоялся.
Она укоризненно взглянула на него.
— Знаю, знаю. Я говорю словно несчастный одинокий старик, отвернувшийся от всего мира.
— Ты не старый, — возразила она.
— Хоть за это спасибо, — слабо улыбнулся он.
— Почему бы не отвернуться от мира на время, если так этого хочется?
— Слышал бы это мой отец. Вот кто был аристократом с консервативными взглядами. Он всегда говорил, что титул обязывает жить в соответствии с канонами.
— А ты не согласен?
— Эти принципы были верны в его время, но не сейчас.
— Франко мог бы найти другое место для бала. Ты ничего ему не должен.
— А ты жестока. Не хотел бы я встретиться с тобой в переулке темной ночью. Может, мне предостеречь Франко?
— Я просто хочу сказать, что ты имеешь право жить в своем доме так, как хочешь.
— Как хочу, — повторил он со вздохом.
Она уже готова была на чем свет ругать себя. Конечно, сам Пьетро вряд ли жаждет одиночества. Оно осталось ему после того, как ушла его любимая.
— Прости, это не мое дело, — вздохнула Рут, — но… я же вижу, нам надо об этом поговорить. О твоей жене.
Пьетро замер, словно бы она ударила его ножом. Он медленно повернулся и с любопытством взглянул на нее.
— А что ты о ней знаешь? — спросил он странным голосом.
Рут не ответила.
— Что ты хочешь узнать о моей жене?
— Ничего. Не надо было спрашивать. Прости. Кто меня только за язык потянул! Я не хотела тебя рассердить.
— Я и не сержусь. Но ты не ответила. Что ты о ней знаешь?
Неужели его любовь к покойной жене была столь всепоглощающей, что даже простое упоминание о ней могло его так сильно задеть?
— Мне почти ничего неизвестно, — сказала она, опустив глаза. — Знаю, что с тех пор, как ее не стало год назад, ты сильно страдаешь. Эта боль заперла тебя во дворце одного.
— Ну да. Как я и сказал: несчастный угрюмый зануда, — иронично усмехнулся он.
— Ну, у тебя есть на то право. И только она знает…
— Что? — встрепенулся он, удивленный.
— Ну, как сильно ты ее любил. Другим не обязательно в это вникать. Да и потом, едва ли они могли бы утешить тебя словами. Словами тут не поможешь.
— Знаешь… мне иногда хочется, чтобы кто-то поговорил со мной.
— Мужчинам сложно выразить словами свои чувства. Женщины и без слов видят, когда их любят, — по поступкам, взглядам и жестам.