Академик Ландау. Как мы жили
Шрифт:
— Даунька, я не успею съездить в центр купить что-нибудь особенное к ужину? Все-таки такой гость!
— Нет, не успеешь, да и это лишнее. Американский писатель, вероятно, хочет узнать, как живут советские ученые, а живем мы неплохо. Пусть будет все как обычно, по-домашнему.
Ужинали на кухне. На ужин была жареная утка, яблочный пирог, зернистая икра и коньяк. Я была счастлива, когда наш гость сказал по-русски: "Какой чудесный домашний ужин! Я так давно не был дома, мне так надоела отельная еда".
Я была покорена его русской речью. Он рассказывал: "Когда моя книга "Брат мой — враг мой" вышла в Англии, я плыл из Англии в Америку. Вдруг в три часа ночи ко мне в каюту вломился здоровенный молодой
Все это было очень интересно услышать от самого автора столь знаменитого романа.
— Даунька, опять этот звонок ровно в девять утра, возьми трубку сам.
— Я слушаю, — нежно проворковал в трубку Дау и, весело рассмеявшись, положил трубку на рычаг. — Опять этот изобретатель вечного двигателя. Он сего дня мрачнейшим голосом обозвал меня палачом, а вчера — иезуитом. Он каждый раз произносит одно слово и кладет трубку. К счастью, этот сумасшедший изобретатель неразговорчив.
— Даунька, почему Петр Леонидович все племя су масшедших изобретателей поручил тебе? По-моему, с ними небезопасно иметь дело. Сегодня по телефону тебя обозвали палачом, а завтра стукнут тяжелым предметом. Мне страшно за тебя. Сумасшедший есть сумасшедший.
— Коруша, сумасшедшие изобретатели в большинстве случаев в жизни нормальные люди. У них мания гениальности, но не надо забывать, что среди этого племени, как ты сказала, могут встретиться и стоящие люди. На наших семинарах мы слушаем доклады не только по физике, но и обо всем новом и интересном, будь то медицина, биология или химия. Все, что я рекомендую для наших «сред», все, одобренное Петром Леонидовичем Капицей, после семинара может получить путевку в жизнь. Вот авторы всех «великих» открытий и стремятся сделать доклад в Институте физпроблем на наших «средах».
Эти сумасшедшие изобретатели осаждают и мешают работать многим. Иногда это кончается трагедией. Так, в 1972 году один такой «гений», придя на прием к сотруднику президиума АН СССР, занимавшемуся перепиской с подобными лицами, убил его. Войдя в кабинет, он запер за собой дверь, по-видимому, стукнул свою жертву, сидевшую за столом, по голове, и у живого человека, потерявшего сознание, по всем правилам хирургии отделил голову от тела специально принесенными медицинскими инструментами. Сотрудники, услышав подозрительную возню в соседнем кабинете, после безуспешных попыток войти, вызвали милицию. Милиция не успела взломать дверь, «гений», закончив свое злодеяние, водрузил голову на стол, открыл дверь и спокойно сказал, что осуществил справедливое возмездие.
Глава 28
Как-то вечером я включила телевизор. На экране — академик Н.Н., (…) Колин шеф. Он говорил, что они, химики, вступили в борьбу с раком, что крупнейшие медицинские открытия принадлежат не медикам. Привел в пример великие открытия Пастера. Пример с Пастером удачен, но Пастера на великий подвиг толкнула его гениальность, его безграничная любовь к человеку, стремление помочь страдающим, спасти умирающих. А тут авантюрист от науки, стремящийся использовать договоренность двух государств, с наглой мечтой стать академиком, вдруг «наткнется» на открытие и принесет еще пользу человечеству.
— Даунька, жаль, что тебя вчера вечером не было дома: по телевидению выступал Н.Н.
— Коруша, я знаю об их затее, но в Институте химфизики нет квалифицированных физиологов и биологов, а кадры решают все.
— Даунька, мне в Сочи Коля рассказывал, что когда приближался двадцатипятилетний юбилей Института химической физики, они собирались торжественно отметить
эту дату. Он поехал в Ленинград поднять архив и привезти соответствующий материал. Коля в архиве нашел работу студента Харитонова. По его словам, эта работа была о цепных реакциях. Н.Н. эту работу Харитонова присвоил себе, а студента перевели в другую лабораторию, повысив в должности.— Коруша, Коля не тот человек, которому можно верить, он из зависти может оговорить своего шефа. В Ленинграде было много сплетен, что работу "Цепные реакции" Н.Н. украл, пользуясь своим административным положением. Лично я этому не верю, есть такие ученые, которые за всю свою жизнь делают только одну хорошую работу. Н.Н. принадлежит к их числу.
— Дау, а за что ты исключил из своих учеников Вовку Левича? Ты с ним рассорился навсегда?
— Да, я его "предал анафеме". Понимаешь, я его устроил к Фрумкину, которого считал честным ученым, в прошлом у него были хорошие работы. Вовка сделал приличную работу самостоятельно, я-то это знаю. А в печати эта работа появилась на подписями Фрумкина и Левича, а Левича Фрумкин провел в членкоры. Совершился некий торг. С Фрумкиным я тоже перестал здороваться. Вовка Левич перестал быть человеком, когда оставил свою очень симпатичную жену Наташу и женился на этой ужасной Татьяне.
— Какие разные вкусы у людей! Вовка Татьяну счи тает красавицей, а я нахожу ужасной Ирину Рыбникову!
— Захотела оштрафоваться?
— Нет! Прости, не буду.
— Коруша, если правду сказать, Ирина у меня сейчас как ширма. Герин муж очень ревнив. Чтобы усыпить его бдительность, я показываюсь, по совету Геры, с Ириной там, где могу их встретить.
Перед приходом Ирины к нам в дом, я убегала на липовую аллею, где меня довольно часто ожидал Коля. Мы выясняли свои отношения. Конечно, я петляла и путала, но в конце концов мне показалось, что я поставила его на колени и даже немного испугалась, что этот знаменитый бабник еще по-настоящему влюбится в меня. Но ларчик просто открывался.
— Кора, ты слушала выступление Н.Н. по телевидению? Мне сейчас очень нужна твоя помощь. Понимаешь, у меня есть интуиция ученого. Я знаю, что дело с раком у меня выгорит. Сейчас я взялся за белокровие и пичкал обреченных белых мышек, пораженных белокровием, химическими препаратами. У меня одна мышка полностью выздоровела.
— Колечка, я знаю, кто работает у тебя с мышками, она вполне могла дохлую заменить здоровой. Или ты это сделал сам?
— Ты мыслишь, как Жеребченко, а я доверяю своим сотрудникам. Все правильно оформлено, зарегистрировано полное выздоровление белой мыши от белокровия. Н.Н. берется устроить сообщение в эфир. Кора, будет сообщение ТАСС. Понимаешь, Кора, мне очень нужно для солидности работы вывести формулу. У нас привыкли верить только математическому расчету. Я-то ни одного интеграла не возьму, а мой теоретик Димка Кнорре в тупике! У него ничего не получается. Вся надежда на тебя. Твоему Дау раз плюнуть вывести мне нужную формулу с правильным математическим расчетом. Кора, это мне нужно очень срочно. Завтра в 10 часов утра я своего Димку Кнорре пришлю к твоему Дау домой, а ты подготовишь Дау к приходу Кнорре. Для Дау это пять минут всего дела, а я буду спасен.
Мое молчание было принято за согласие. Конечно, я от Дау просьбу Колечки скрыла. А в 10 часов утра звонок: явился Дмитрий Кнорре. "Дау, к тебе пришли". А еще через несколько минут бедный Кнорре как ошпаренный скатился вниз по лестнице и долго тыкался в стены, пока нашел выход.
— Даунька, а что Кнорре от тебя хотел?
— Коруша, самое удивительно то, что он сам не знал, что ему нужно.
Дау так и не узнал, зачем к нему в то утро приходил Кнорре. Я спасала честь не столько Колечкину, сколько свою собственную! Вечером телефонный звонок. Колечка просил, чтобы я вышла в липовую аллею.