Академик Владимир Евгеньевич Соколов. Жизнь и научная деятельность в очерках и воспоминаниях

В понятие «общая биология» B.E. вкладывал, по-моему, весь смысл существования каждого индивидуума и нашего общества в целом. На примерах жизни других видов, кроме человека разумного, при этом последнее определение все меньше относится к этому самому человеку, когда он начинает проявлять одно из самых важных в природе и биологии качеств, называемое борьбой за существование, B.E. слегка иронически, всего-навсего легкими и неожиданными штришками показывал причину поведения живого организма в том или другом случае интеракции с окружающей средой (да простят меня ученые за околонаучное использование научных терминов).

Как-то мне пришлось оказаться с B.E. в экспедиции в Эфиопии. Мы в это время забрались довольно далеко от цивилизации и довольно высоко над уровнем моря, то ли в районе Бале, то ли на горе Интото, и, конечно же, наш экспедиционный УАЗик перегрелся и пришлось двум академикам (в экспедиции с B.E. был еще и В. Н. Большаков) возглавить неторопливое восхождение ближе к неизведанной биологически вершине горы. Темп движения мне показался уж очень неторопливым, но зато он позволял спокойно вести научную беседу двум ученым, а мне удалось послушать. Обсуждали они книгу канадского ученого о волках, у B.E. есть и свои публикации о волках, об их поведении в стае, о принципах доминантности, выявляющих вожаков и руководителей стаи, и борьбе молодых самцов за право командования. Интересно. Все не так уж просто, но очень разумно устроено в обществе товарищей волков, и я неосторожно предложил B.E. попробовать применить некоторые из этих принципов к нашему устройству сосуществования в пределах одного вида, правда, на огромной территории и с очень густым лесом заводов, институтов, управлений, колхозов и т. п. и т. д. Он нашел очень простой ответ – очень опасно исходить из принципа доминантности, так как можно самому оказаться за пределами этих определений.

А вообще-то, если говорить о роли биологической науки и, в частности, науки о поведении высших позвоночных, то мне кажется, что каждый стремящийся к власти, большой или маленькой, но связанной с решением проблем взаимоотношения людей в коллективе, если этот коллектив больше двух человек, должен был бы сдать экзамен по общей биологии у B.E. на предмет знания и понимания естественных законов поведения общественных и одиночных видов животных, особенно высших категорий позвоночных, чтобы правильно использовать эти законы в каждодневной работе с людьми. При этом надо бы еще и помнить, что это законы естественные, т. е. они действуют вне воли и сознания тех, кто их игнорирует.

Сам B.E., наверное, очень хорошо руководствовался многими положениями естественных законов в своих отношениях с подчиненными и высшими руководителями. Без сомнения, он по своему характеру был доминантом, но проявлял это качество настолько аккуратно и вежливо, что подчинялись ему совершенно добровольно, при этом еще и чувствовали некоторую гордость, что могли выполнить его просьбу, на самом деле являющуюся скрытой формой указания, а иногда и прямого приказа.

Умение бесконфликтно решать конфликтные ситуации – вот чему можно и нужно было поучиться у BE. Я не знаю и не догадываюсь о биологических основах этого его принципа, но, безусловно, в нем заложено очень многое от уважительного восприятия любого конфликтующего лица, попытки всегда понять глубинные причины любого конфликта и войти в положение противоборца.

А уж простенькие попытки конфликтовать B.E. просто превращал в положительные и уважительные взаимоотношения. Как-то в период безденежья, впрочем, этот период для института и для Тропического отделения длился все последние лет десять, присутствовал на заседании Президиума РАН какой-то лихой борзописец, корреспондент академической газеты «Поиск». А на заседании делили и утверждали секвестрированные, как всегда, сметы институтам и организациям РАН, и, естественно, все были недовольны и искали соседа, у которого можно было бы отобрать и себе присоединить. Иногда при этом используется и принятый в народе способ, т. е. метод наговора – сказать, а там пусть разбираются, то ли он украл, то ли у него украли. Этот самый борзописец, услышав, что на Президиуме принято решение выделить Тропцентру некоторое количество рублей для поддержания наших ученых, работающих там по программам в интересах российской стороны, написал в первой колонке газеты, что незачем давать средства ученым в Тропцентре, которые изучают повадки обезьян, живущих на баобабах. Ответ института за подписью B.E. был подготовлен немедленно. В ответе со всей пролетарской ненавистью и ехидством был отмечен высокий образовательный уровень борзописца, которому было рекомендовано почитать детские стихи про доктора медицинских и географических наук тов. Айболита, который точно знал, что баобабы растут только в Африке, а Тропцентр вырос и десять лет работает во Вьетнаме и что обезьяны, которыми в Тропцентре не занимаются вообще, всегда и во все времена в науке были подопытными моделями их высших производных, и что, прежде чем брать стило и марать бумагу, можно было бы и поинтересоваться у людей сведущих, что такое Тропцентр и чем там занимаются российские биологи, технологи, медики и т. п.

Естественно, ответ был передан B.E. на подпись, чтобы крупным калибром врезать по тем, кто с перьями. B.E. подержал проект ответа в своем видавшем виды портфеле дня три-четыре. И вынес вердикт: письмо переделать полностью, из негативно пренебрежительного сделать уважительно разъяснительным и использовать газету для популяризации научной деятельности Тропцентра и ее важности для науки сегодняшнего дня. Конфликт умер не родившись. Редакция высказала благодарность институту за информацию и обещала прислать своего корреспондента для подготовки статьи о научно-исследовательских работах института в тропическом поясе земли… По-моему, процесс присылки несколько затянулся.

Долго и благородно B.E. решал конфликт по Енисейской биологической станции [2] . Станция, вернее, просто пункт базирования работ биологических экспедиций в тайге в центре пока еще относительно нетронутой сибирской природы, перешла в институт B.E. из ВАСХНИЛа вместе с ее руководителем. Затем она успешно функционировала, достраивалась, дооборудовалась и верно служила всем исследователям института. Но перестройка и здесь вбила клин между нашими людьми. Дело в том, что станция эта очень понравилась немецким ученым для проведения на ней стажировки и практики студентов и аспирантов биологических факультетов некоторых германских университетов. Беседуя как-то с группой вновь прибывших из Германии молодых биологов, направляющихся на Енисейскую станцию, B.E. в несколько извинительной форме рассказывал им, что плохо пока на станции с бытовыми условиями, что воду надо носить из ручья, что дрова надо пилить и колоть, что гостиница там не имеет права так называться, потому что это простые деревенские пятистенки без удобств, и что эти самые удобства есть конечно, но они настолько естественные, что далеко отходить от станции и не требуется. Да и добираться до станции придется на всех видах транспорта, для которых не требуется дороги, т. е. по воздуху, воде и пешечком. Странно, что гости, вместо того чтобы приуныть в ожидании нецивилизованной жизни, обрадовались и заявили, что в этом-то и ценность для них Енисейской станции. Что там можно насладиться близостью к природе, а цивилизации им хватает и в затоптанной и распланированной Европе. Станция, оказывается, имела экспортную стоимость, и как раз из-за нее, т. е. из-за экспортной стоимости, и возник конфликт, так как многие хотели распоряжаться этой самой экспортной стоимостью, естественно, не без учета личных интересов.

2

Енисейская экологическая станция создана в 1969 г. как полевая база для зоологических исследовании. Она расположена в Туруханском районе Красноярского края С 1980 г станция принадлежит Академии наук. В 1995 г. руководство Туруханского района и некоторые чиновники из Администрации Красноярского края попытались противозаконно передать станцию в ведение края. Однако руководству ИПЭЭ РАН и УД Президиума РАН удалось отстоять интересы Академии наук.

Года два вокруг этой станции обтачивались копья у конфликтующих сторон, и у B.E. хватало терпения каждый раз собирать заинтересованные стороны и выслушивать взаимные нападки, читать подметные письма и т. д. А ведь у него было достаточно власти, чтобы этот вопрос решить одним волевым словом.

И снова вспоминаются неофициальные беседы с B.E. Для него вопрос системы обучения оборачивался и личным предметом переживаний, когда вставал вопрос, где и чему учиться его любимому и единственному внуку. Ведь B.E. пытался готовить из внука последователя своих привязанностей, таскал его с детского возраста по экспедициям, привлекал к полевым исследовательским работам биологов, да и в институте он бывал часто и почти на правах члена коллектива сотрудников. BE гордился российской высшей биологической школой и, часто бывая за рубежом и посещая учебные и научные заведения там, считал, что МГУ на голову выше по уровню преподавания, чем аналогичные учебные заведения там, у них.

B.E. знал из первоисточника, т. е. от преподавателей, аспирантов и студентов иностранных университетов и колледжей, о предметах, которые проходят в тамошней системе образования, особенно на факультетах, не относящихся к целевым естественным наукам, и по меньшей мере с удивлением рассказывал нам, что во многих программах нет современной физики, химии, настоящей математики и общей биологии. BE всегда находил веские аргументы, чтобы убедить всех окружающих в преимуществах российской науки и системы образования.

Хотя однажды это ему не очень удалось, может, потому, что аргументы в пользу научного уровня не являются теперь самыми главными. Несколько лет назад B.E. переживал историю с сыном вьетнамского коллеги по Координационному комитету Тропцентра. Тот вьетнамский парнишка блестяще закончил физико-математический факультет МГУ и для продолжения обучения в российской аспирантуре был принят в один из физических институтов РАН. Но вдруг по указанию своего папы этот вьетнамский юноша уезжает для продолжения обучения в Париж. При случае B.E., естественно, спросил своего коллегу о причинах такого недоверия к институту РАН, и коллега со смущением объяснил, что дело не в доверии и что наука в России по-прежнему на высоком уровне, а вот сын у него единственный, а криминал в Москве по отношению к иностранным студентам чрезвычайный, вот, собственно, и вся причина.

Вопросы системы образования и образованности людей вдруг и постоянно вылезали в любых дискуссиях в кабинете у B.E. Началась война в Чечне. Тогдашний Министр обороны обещал закончить ее блицкригом одного десантного батальона. B.E., как и любой из нас, с чувством высокой гражданской ответственности, конечно же, переживал и, естественно, делился своими сомнениями с коллегами по институту. Спрашивал он и меня с особым пристрастием (наверное, потому, что я являюсь отставным военнослужащим – офицером Советской Армии), а чем все это кончится? Я ответил. Почему? Да потому, что я в военной академии изучал историю военного искусства, а эта история однозначно учит, что воевать с народом можно, но победить его невозможно, и что вести боевые действия в городах и в горах надо иными методами, чем «Ура! За мной! В атаку!» Тогда BE спросил: «А наш министр обороны учился в военной академии?» Да… Значит, проблема образования не только в том, что изучать, но еще и как изучать.