Академия людей 2

— Лана, а можешь рассказать нам про Нарину с Аминой, — вдруг попросил Золан, — Как там они?

— Могу рассказать. А могу и показать, — ответила я. Ну а чего мне, я маг или не маг? Я много чего могу. Могу копать, могу не копать.

— Покажи пожалуйста. Как они там?

Я создала иллюзию из воспоминаний. Вот Амина сидит у меня на коленках и завороженно слушает сказку о пушинках. Вокруг стоят крестьянские дети, чумазые и жутко сосредоточенные. Серьёзные мордашки такие умилительные. На другой коленке у меня сидит Манька. Одной рукой обнимает меня, а второй Амину. А Манька молодец. Осталась со стариками. Не пошла с родителями в изгнание. Так и сказала матери с отцом — мол вы жадные, и меня учите тому же. А пушинки доброты от этого исчезают. А баба с дедой наоборот. А ещё им нужна помощь. И она уже большая. И будет дарить пушинки всем. Потому что от жадности и скупости пушинки исчезают. Отец и мать ничего не поняли, а вот дети обрадовались решению Маньки. Видно, растёт из Мани будущая староста. Такая вот маленькая, озорная, пухлощёкая Манюнечка.

А вот Нарина собирает яблоки в саду у стариков. А вот она компот сварила. Вот старикам отнесла попить. Вот Маню позвала, дала кувшин со стаканчиками из бересты. Вот Маня наливает компот и первую кружку отдает Нарине, а вторую Амине. А потом всем остальным ребятишкам. И компот закончился, а самой Мане не хватило. Она расстроенно удивлённо посмотрела в кувшин и шмыгнула носиком. А вот Амина отдала ей свой компот. А вот Манька разрыдалась опять и обняла Амину.

А вот Мила платочком глазки промокнула. А вот у Криолы слезинка скатилась. А вот глазки у ребят заблестели. Да-да, знаю. Сама чуть не разрыдалась от такой картины. А вот Майрон что-то спросить хочет. Кажется, я догадываюсь, что именно.

— Лана, а это ведь не настоящая иллюзия? Ну, то есть я хотел сказать, что это не по-настоящему. Не воспоминания твои? Нет ведь?

— Чой-та? Вовсе даже и по-настоящему! — заявила я ответственно.

— Но… там на деревьях что-то… и в огороде цветы… — неуверенно поддержала Майрона Криола.

— Ну… да. Есть такое. Только это тайна. Дети, что растут в моих деревнях, они воспитываются по-другому. Не так, как было принято раньше у вас. Они в любви растут и дарят любовь окружающим. И земле дарят любовь. Вот и нашлась у неё, у земли, энергия и желание порадовать людей, которые так её любят.

— Это не может быть правдой, — ответственно заявил Майрон.

— И? — поощрила я герцога на продолжение.

— И это не может быть правдой! Вот так вот раз и все стали добрые, и зацвели сады. И фрукты появились, которых не было больше ста лет.

— Угу, — поддержала я, — Бывает.

И молчу.

— Почему ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь! — спросила Кара.

— А надо? Вы же вроде решили уже для себя всё. Зачем мне что-то говорить?

— Скажи, то, что ты показала, это правда?

— Да.

— Докажи!

— Зачем?

— Как зачем? Раз ты не лжёшь, докажи нам!

— Вот странные вы. Зачем мне вам что-то доказывать? Считайте, как хотите. Мне от этого не жарко и не холодно.

— Тебе всё равно, что тебя считают лгуньей?

— Точно! Можете считать меня кем хотите, мне фиолетово, — усмехнулась я.

— Ладно! Лана, прости, за грубость. Это нам надо. Для нас это важно. Нам сложно поверить, ведь это настоящее чудо. Мы все клянёмся тебе…

— Не надо клятв никаких. Вот держите. Последний урожай. Только-только привезла. Как раз тот самый, что Нарина собирала, — я достала из-под кровати мешок с яблоками и угостила ребят. О да… Эти лица я запомню навсегда.

— Лана, что бы ни случилось, знай — я пойду за тобой, — вдруг тихо ответил Майрон и опустился на колено.

Обалдеть. Целый герцог. На колено. Передо мной. А за ним стали на колено и преклонили голову все мальчишки.

— Майрон, ребята! Ну, правда, вы чего! Хватит мне тут полы обтирать. Итак, чистые. Вставайте давайте. Давай-давай, вставай, говорю. А то сейчас всё мне тут замараете. Я, значит мыла вчера, мыла, а вы тут вон чего. Ходют тут всякие. А потом тапки пропадают.

Майрон поднялся и усмехнулся. А взгляд твёрдый, горящий. Ну-ну. Юноша, со взором горящим.

— Главное голову не потеряйте. Когда подвиги вытворять начнёте, — грустно усмехнулась я.

А чего я хотела. Стою тут вся такая взрослая, вумная, деваться некуда. Понаехала тут с Земли. Для них ведь эти яблоки действительно чудо. Элиа мне ведь сказала тогда, если можно, конечно, так выразиться, что её медленная гибель отразилась и на душах, разумах и чувствах всех живущих на ней. Увеличилось число самоубийств, снизилась рождаемость, бурным цветом цветёт плесень в сознаниях разумных и так далее. И это лишь вершина айсберга. Любой разумный, даже не осознавая этого, ощущает гибель своей колыбели, своей планеты. Перестаёт испытывать светлые и добрые чувства. Элиа дала мне прочувствовать это сполна. Даже с ограничениями моего уровня восприятия — это… Это было страшно и больно. Если больна планета — то больны и разумные, её населяющие. И тут уж ничего не попишешь. Разумные существа на планете как младенцы в утробе матери. Такую аналогию привела мне Элиа. Пока живут на ней — питаются её энергиями через своё тело, как младенец через пуповину матери. Наше тело и есть своеобразная пуповина, через которую мы развиваемся в этих трех измерениях до поры до времени, и получаем пищу, необходимую нам для развития. Воспитание себя — это ведь тоже пища. А приходит время — мы рождаемся, меняем измерение на другие. И Смерть — это смена мерности. По сути — рождение.

Ничего, ребята. Вы у меня тут как земной десант. Никто, кроме вас. Голова у вас есть на плечах, а извилины организуем. Точнее уже организовываем. И, надо сказать, уже многое получается. Где это видано, чтобы аристократы интересовались судьбой простых нищих и крестьян? Простого рабочего люда? А вот поди ж ты. Уже не всё равно. Уже другие. Совсем другие.

— Всё ребят. Закончили. А теперь медитация под моим присмотром. Мы идём в парк.

— Лана! Какая медитация, время час ночи! — возмутилась Мила.

— Очень важная медитация. Мне нужно, чтобы вы научились видеть энергетическую картину мира. Безо всякой подготовки, как вы сейчас любите это делать. Вам, чтобы увидеть энергию требуется войти в особое состояние. Это занимает примерно одну-две минуты. Это очень долго! Вы формируете плетения и без этого состояния, но так вы не сможете увидеть, различить, понять плетения противника. Криола! Что ты там копаешься? Одну тебя ждём!

— У меня шнурок порвался! — с досадой сообщила герцогиня.

— Вот. А всё потому, что ты герцогиня. Была бы нормальной…

— Я итак нормальная! Я вообще самая нормальная! Я Герцогиня!

— Ну я про это и говорю тебе. А была бы ты вон как Мила….

— А что Мила?! Что, сразу Мила?! — возмутилась, собственно Мила.

— Да! Что сразу Мила? — поддержала её Криола.

— Ну… Мила ведь не герцогиня? Нет. Значит, наверное, руки растут откуда надо, а не как у осьминога. Наверное, она может сделать вот так, — я щёлкнула пальцем и восстановила начальную матрицу шнурка.

— Но, я так не умею, — восхищенно возразила мне Мила.

— Да? Странно. Ну, ты тогда, наверное, в душе тоже герцогиня, — аргументировала я, — Так бывает. Сочувствую, — я развела руки в стороны и подмигнула еле сдерживающим смех мальчишкам.

— Майрон! Прохвост! А ты чего лыбишься? Ты ведь тоже герцог! — возмутилась Криола.

И тут не вынесла душа поэта. Раздался богатырский ржач парней. Хорошо, что мы ещё из комнаты не вышли.

— Ну всё, ребят. Хватит уже ржать, всё ж таки аристократы, как бы. На выход и в парк, — распорядилась я.