Академия магии. Притяжение воды и пламени. Часть 2
Шрифт:
Крики зрителей, пробивающиеся к нам словно сквозь вату, служили неким зарядом, не позволяющим сердцу восстановить свой ритм.
Я глянула на Розенталя, ожидая увидеть на его лице воодушевление, скупую радость, возможно, улыбку, что угодно, кроме сосредоточенного и хмурого выражения. Взор огневика был обращен в сторону лож для аристократов, и пусть из-за пара обзор все еще оставался плохим, даже я все равно различила строгую и прямую фигуру, стоявшую в центре балкона, где сидели отец Александра и Родриг Манселл.
Наверняка Лерой собирался уйти.
На мгновение меня захлестнул
Тара с братом Вацлава, скорее всего, еще в особняке. Мы не знали, как много времени им понадобится, чтобы добраться до подземелья. Всегда могло появиться нечто, что помешает им или замедлит. И если в этот момент домой вернется хозяин дома, это станет катастрофой.
«Надо устроить скандал…» — вспомнилось уверенное заявление Альбера.
Скандал… Скандал… Скандал…
— Алекс, — позвала я огневика, становясь перед ним, поднимаясь на носочки и заглядывая в темные, с едва проглядываемым карим цветом глаза. Обе мои ладони обхватили его лицо. — Поцелуй меня.
Голос слегка дрожал, а по пальцам словно били мелкие электроразряды. Сердце застучало чаще, настолько, что я бы не удивилась, если бы оно вдруг остановилось. Руки Розенталя на мгновение накрыли мои, а в глазах загорелся уже знакомый огонь.
Мы сблизились за последнее время. Очень много времени проводили вместе, порой даже засыпали в одной постели, и в каждую такую ночь я понимала, что эта игра не продлится долго.
Совсем недавно я поймала себя на мысли, что хочу его. Гадать же о желаниях Александра не имело смысла — все было очевидно. С каждой ночью прикосновения становились откровеннее, едва балансируя на невидимой грани. И это точно не то, о чем следует думать, когда стоишь перед тысячами зрителей, а над головой, подобно раскатам грома, звучит голос диктора.
Розенталь поцеловал меня внезапно, прильнув к лицу, и казавшиеся недавно жесткими губы неожиданно стали мягкими и нежными. Ладони Розенталя неспешно направились вниз по моей фигуре, едва касаясь спины, рук, талии…
В какой-то миг между нами стало так тесно, словно мы сплелись в единое целое. От подобных прикосновений даже становилось больно, но эта была приятная боль. Отдаленный гомон трибун едва доносился до сознания, став совершенно незначительным.
Лишь недавно я думала о том, что ненавижу публичность, предпочитая держать свои чувства при себе, но происходящее прямо сейчас абсолютно противоречило всем моим убеждениям.
Розенталь решил отстраниться первым — чуть крепче сжал талию, показывая, что пора остановиться. И тут же в сознание ворвался оглушительный гвалт. Наш поступок вызвал резонанс. Положительные или отрицательные эмоции, не важно. Главное, чтобы они были, главное, чтобы люди об этом говорили.
Хватило лишь взгляда, чтобы понять: Лерой Розенталь все еще находился в своей ложе. Так же стоял, как и минуту назад, но теперь уже не один. Родриг Манселл, судя по всему, был рядом, а это означало, что мы достигли цели.
— Ева… — позвал меня Розенталь, убирая локон за ухо. Но это вряд ли спасло положение — мои волосы разметались, и, вероятно, на голове царил настоящий хаос.
Ладони огневика вновь нашли мои и крепко
сжали, вызывая нескончаемые волны мурашек по всей руке, от запястий до ключиц. Александр склонился, почти прижимаясь губами к моему уху, и одновременно с внезапно заигравшей мелодией я четко различила:— Я люблю тебя.
На свои места мы возвращались быстрым шагом. Я передвигала ногами лишь по привычке, едва сдерживая поток слов.
Наверное, я настоящая женщина, раз после внезапного признания хотела поговорить об этом. Но как только мы преодолели защитную магию, на нас накинулся магистр Бром.
— Быстро за мной, — прокаркал мужчина, громка стуча по каменному полу тростью и выскакивая из зоны трибун за дверь. Он старался идти быстро, но от этого его тело лишь сильнее заваливалось вбок.
Когда мы оказались в коридоре, по обеим сторонам которого тянулись колонны, его прорвало:
— Вы что там учудили? Ректор просил вас вести себя прилично, но ваша выходка вряд ли подходит под это определение! — Последовала короткая и тихая череда ругательств, а потом маг, чуть поостыв, спросил: — Вам что, целоваться больше негде было? Я понимаю, молодость, горячая кровь, но все же… Теперь в летописях о знаменательных событиях обязательно будет это. Вот повзрослеете же, стыдно станет!
В этом я сомневаюсь… То, как горят мои щеки сейчас, вряд ли еще повторится. Я даже не знаю, стыдно мне или нет. Взбудоражена — это точно.
Тренер шумно вздохнул и вдруг вымолвил:
— Ладно, можете вернуться. Но предупреждаю, после турнира вас ждет наказание. Я сам потребую этого у ректора. Не думайте, что вам сойдет все с рук, — пригрозил он, хотя, судя по лицу магистра, он и вполовину не был так разозлен, как в самом начале.
К нему подбежал кто-то из работников стадиона в ярко-изумрудной форме.
— Сэр, вас зовут в судейскую. — Магистр Бром на мгновение прикрыл глаза, будто собирался с мыслями. — Ладно, идем. А вы… — указал он пальцем на нас. — Возвращайтесь и будьте паиньками до самого завершения представлений.
— Конечно, магистр, — отозвался огневик.
Преподаватель заковылял прочь. А я только сейчас поняла, что за несколько минут беседы мы с Розенталем не проронили ни слова.
— Ему надо было выговориться. Все же мы правда виноваты, — произнес Александр как ни в чем не бывало.
— То, что ты сказал… — начала не глядя.
— Я был серьезен, — перебил он и вдруг, схватив за руку, затащил за одну из колонн.
Спина вжалась в холодный камень. Губы огневика оставляли дорожку из поцелуев на шее. А из моего рта вырвался тихий стон, что встрепенул в сознании неосознанный страх — вдруг мы попадемся.
— Черт! — Розенталь тихо, но гневно выругался, стремительно отстраняясь. Потом вновь наклонился к моим губам, оставляя последний рваный поцелуй. Его сбивчивое дыхание обжигало, взгляд то темнел, то вновь светлел. Огневик с трудом себя контролировал, и именно это его злило.
— Лучше я произнесу свое признание позже, иначе возвращение на трибуну отложится. — Говорила и сама не понимала, как могу улыбаться и шутить в подобный момент. Я практически дрожала от ощущений, переполнивших тело.