Академия под ударом
Шрифт:
Жоан? Может быть. Кабинет зельеварения соседствует с малой лабораторией, принц вполне мог повлиять на зеркало. Оно очнулось и показало прошлое того, кто стоял рядом, а не то, что имело отношение к воскресителю.
Да и пророчество, в конце концов, говорило о великом владыке. Разве Элиза королевских кровей? Да и Примроуз сказала бы «Великая владычица», если бы речь вдруг шла о дочери генерала Леклер.
— Какой Марк? — уточнил Оберон, хотя прекрасно знал, о ком речь. В академии был только один Марк.
— Ваш студент, — ответила Элиза. — Староста третьего курса. Когда все тряслось, я упала,
Оберон понимающе кивнул.
— Вашу нитку почувствовал? — поинтересовался он, понимая, каким будет ответ. Чтобы Марк, да не ощутил оборотня рядом? Даже скованного серебром?
Кажется, румянец Элизы стал гуще. Она кивнула. Оберон вспомнил, что Марк, несмотря на скромные внешние данные, всегда пользовался успехом у девушек.
Но не настолько же он глуп, чтобы продолжить общение с невестой своего декана?
— Да, — ответила Элиза. — Я испугалась, честно говоря. Но он сказал, что я у друзей, и меня никто не обидит.
— Все правильно сказал, — согласился Оберон, подавив в себе неприятное желание оттаскать нахального мальчишку за уши, хотя Марк не успел сделать ничего плохого. — Давайте завтракать, Элиза. Позовете домовых?
— А как это сделать? — нахмурилась Элиза, и Оберон вспомнил, что у нее всегда были человеческие слуги.
— Просто хлопните в ладоши, — ответил он. — И скажите «Завтрак!»
Домового Элиза увидела в первый раз.
В отцовском доме и домах друзей их не было, а в академии домовые делали все, чтобы никому не попадаться на глаза. Элиза вспомнила рассказ Оберона о том, что, несмотря на давнее и близкое соседство, домовые недолюбливают людей. И сейчас, когда в больничный зал вкатились два лохматых шара, на спинах которых балансировал большой серебряный поднос с блюдами, прикрытыми крышками, Элиза испуганно ахнула и невольно поджала ноги.
Издали шары были похожи на ежей или лохматых котов. Серая ухоженная шерсть струилась мягкими волнами, от домовых едва уловимо пахло свежей выпечкой. Следом за ними с веселым лаем вбежал Пайпер, и Элиза ахнула и протянула к нему руки. Щенок запрыгнул к ней на колени, заворковал, лизнул в щеку.
— Хороший он у вас, — заметил Оберон. Шары домовых подпрыгнули, ловко поставив поднос на прикроватный стол, и Элиза услышала негромкое фырканье.
— Спасибо вам, — улыбнулась она, и домовые замерли. От их пушистых фигурок веяло искренним любопытством.
— Вот так дела! — негромко прогудел один из шаров. — Вежливая леди! Видал ты, братец, что деется?
Элиза удивленно посмотрела на них. Поймала взгляд Оберона — он смотрел с любопытством, словно Элиза проходила какое-то испытание, и проходила успешно.
— А что, тут нет вежливых леди? — поинтересовалась Элиза. Второй домовой подпрыгнул, крутанулся и раскрылся, встав на рыжеватые ножки в темных башмачках.
Он действительно был похож на кота: аккуратная мордочка, круглые ушки, белые усы. Элиза невольно улыбнулась — домовой выглядел очень милым, как плюшевая игрушка. Если бы Элиза была ребенком, то обязательно погладила бы его!
— Есть, — ответил он. — Но мало. Кушайте на здоровье!
— Спасибо! — сказала Элиза, домовой снова свернулся клубком, и Пайпер посмотрел на него так, словно это была
знатная добыча, которую надо было схватить и притащить хозяйке. Домовые зафыркали, укатились, и Оберон весело заметил:— Вы им понравились. Они редко с кем разговаривают. Просто делают, что им велено.
Подняв крышку с блюда, Элиза увидела яичницу с беконом и грибами и поняла, что страшно проголодалась. После землетрясения, когда Оберона принесли в больничный зал, она не могла думать о еде, а теперь как-то опомнилась. Да, уже утро, Оберон пришел в себя, а она голодна.
Элиза не заметила, как ее тарелка опустела. Оберон ел медленнее, и ей вдруг стало стыдно. Леди не должна молотить свой завтрак, как крестьянка, которая боится, что у нее отнимут скудную еду. Оберон ободряюще улыбнулся.
— Помните, вы сказали, чтобы я повторил свое предложение, когда буду видеть в вас именно вас, а не кого-то другого? — спросил он, и Элизе сделалось жарко, а потом сразу же охватило таким холодом, что она почти перестала дышать. — Ну вот, я повторяю.
Элиза отставила тарелку на стол. Неужели можно полюбить вот так, за несколько дней? Их связало заклинание, потом Оберон спасал ей жизнь…
Она вспомнила, как испугалась за него во дворе замка. Это был не то что бы страх — черная липкая тоска вползла в душу. И потом, когда Элиза сидела рядом с кроватью, когда уже ушел врач, и больничный зал погрузился в полумрак, она поняла, что не может потерять Оберона. В ней тогда тоже умрет что-то очень важное.
Была ли это любовь? Бог весть.
Элиза не успела ответить — в больничный зал вошел ректор, и она почти услышала легкий звон, словно где-то далеко лопнула туго натянутая нить. И наваждение ночи и страха сразу же исчезло.
Оберон устало улыбнулся, словно именно этого и ожидал.
— Доброе утро, дорогой мой! — Акима подошел к койке, поставил на столик маленькую бутылку из темно-зеленого стекла. На смуглой этикетке извивался дракон. Обернувшись к Элизе, ректор кивнул ей: — Доброе утро, миледи! Как наш больной?
— Быстрыми шагами идет на поправку, — весело сказал Оберон. Элиза заметила, что Пайпер смотрел на Акиму с очень недовольным, почти свирепым видом, который делал его милым и забавным. — А что в бутылке?
— Сарванийское вино! — с гордостью ответил Акима. — Берег его для особого случая и решил, что он уже наступил. Оно тебя подбодрит, я уверен.
Было видно, что это вино ректор буквально от сердца отрывал. Элиза слышала о его чудодейственных свойствах — редкий напиток был славен тем, что возвращал в раненую душу бодрость и радость. Оберон довольно улыбнулся и заверил:
— Сегодня же его попробую с хорошей закуской. Есть новости?
Акима взял стул, сел рядом с кроватью и сообщил:
— Для начала все финансовые проблемы академии полностью решены. Навсегда. То, что мы вчера изгнали и запечатали, оставило трещину в скале, и догадайся, чем полна эта трещина?
Оберон вопросительно поднял бровь.
— Неужели алмазами? — с сомнением предположил он.
— Именно! — воскликнул Акима. — Я уже подтвердил права академии на все, найденное на ее территории. Слышишь шум? Это Лаваль и Азуле орут согласным хором, что алмазы принадлежат министерству магии и образования.