Академия проклятий и любви

Наш разговор словно поставил точку в наших отношениях, уничтожив те самые крохи теплых сестринских чувств, которые еще можно было отыскать где-то на дне. Но ни меня, ни Эсму это не расстроило. Нам было все равно.

Я спустилась на улицу и окинула прощальным взглядом здание. Академия следила за моей отдаляющейся фигурой, как верный пес, которого оставили у будки дожидаться хозяина. Интересно, представится ли мне шанс еще раз увидеть её высокие шпили, пронзающие небо?

Путь домой показался мне коротким. Я уснула, потому что сказался недостаток сна из-за богатой на события ночи, а разбудил меня кучер, открывший дверь и вежливо кашлянувший.

Родной дом показался чужим. Крыльцо выглядело хмурым, а окна блестели равнодушием, закрывшись от меня шторами. Я поднялась к массивной строгой двери и застыла, разом оробев. Вдруг переступить порог значило отказаться от свободы? Но от оцепенения меня отвлек дворецкий, который распахнул дверь, поклонился и произнес:

— Госпожа, с возвращением. Вы не предупреждали о вашем приезде, поэтому комната еще не готова.

— Я не задержусь, — ответила я, снимая плащ. — Вы уже уведомили отца о том, что я приехала?

— Едва увидел вас, выходящей из экипажа. Но господин не сообщил, что готов вас принять.

— Понимаю. Однако мне придется отвлечь его от дел. — холодно произнесла я, заглядывая в зеркало, висящее на стене, и поправляя прическу. Отражение встретило меня заспанными глазами и бледным уставшим лицом.

Я расправила плечи и направилась в гостиную, где располагалась лестница, что вела в отцовский кабинет. Однако, едва войдя в комнату, я натолкнулась на кривую улыбку Эльвиры, матери Эсмы. Женщина сидела в кресле с толстой книжкой на коленях и тяжелым ожерельем, обнимающим полную шею. Она положила книгу на столик и поднялась, пренебрежительно склонив голову на бок.

— Коралина? Что заставило тебя вернуться?

Она так напоминала Эсму, что меня затошнило.

— Разговор с отцом.

— О чем же вы будете говорить? Более того, я уверена, что Альберт слишком занят, чтобы принимать посетителей.

— Вряд ли меня, его дочь, можно назвать посетителем. — Пришлось напомнить, что я все еще отношусь к семье.

Эльвира улыбнулась и положила руку на живот. Я проследила за ее движением, вспоминая о ее беременности и о возможных брате или сестре. Женщина перехватила мой взгляд и гордо вздернула подбородок. Ее ожерелье сверкнуло, отбрасывая отблеск на лицо.

— Еще слишком рано для большого живота, — сказала она. — Однако я уже чувствую его силу. Уверена, он будет блестящим магом.

Я неопределенно пожала плечами. Кто знает? Возможно, ребенок правда унаследует отцовские гены, обладающие магическим потенциалом, а, может, он подчерпнет бездарность Эльвиры, совсем слабой для магической силы. Эсме повезло, что способности к магии она получила от собственного отца.

— Я не сомневаюсь, — постаралась ответить как можно вежливее.

— И куда ты? — она сделала шаг в мою сторону, едва я направилась в сторону отцовского кабинета, и пристально посмотрела на меня. Так смотрят хищники, готовые к броску.

— К отцу, я же сказала.

— А я сказала, что он тебя не примет. Так что ступай в свою комнату и жди приглашения.

— Это приказ? — я даже опешила на мгновение, совершенно не ожидая столь приказного тона. Раньше Эльвира не перечила мне открыто и не пыталась указывать, неужели беременность развязала ей руки?

— Я здесь хозяйка, — высокомерно осклабилась женщина, — так что слушайся меня и делай так, как я говорю.

— Или что?

— Или пожалеешь.

Меня захлестнула волна омерзения. Излишний пафос, самоуверенность и жирная гордыня были такими же громоздкими, как и ожерелье на толстой шее Эльвиры. И что отец в ней нашел? Она же полная противоположность маме, которая была хрупкой, легкой и непоседливой.

— Значит, пожалею, — согласилась я.

Ну уж нет, моя гордость не переживет, если придется идти на поводу у мачехи. Становилось тошно от одной мысли, какой же радостной будет Эльвира, когда отец не позволит мне продолжать учиться.

— Кто ты такая, чтобы дерзить мне?

— Вы видите дерзость там, где ее нет. Сочувствую. Может, вам выйти на свежий воздух? Думаю, сказывается беременность.

— Послушай меня, сопливая…

Я сжала кулаки, готовая услышать оскорбление, но Эльвира замолчала и выпрямилась, бросив испуганный взгляд мне за спину. Оборачиваться не было смысла. Тяжелое присутствие отца наполнило гостиную напряженностью.

— Что здесь происходит? — голос его звучал, как обычно, отчужденно.

Я все же повернулась и наклонила голову, произнеся:

— Здравствуй. Прошу прощения, что не сообщила о своем приезде. Дело срочное.

— Ясно. — он скользнул по мне равнодушным взглядом. — Узнав о твоем приезде, я ждал, что ты сразу же зайдешь в мой кабинет, однако ты не появилась. Поэтому решил поинтересоваться, что могло тебя задержать. — Отец обратился к Эльвире. — Какие-то проблемы?

— Ну что ты, Альберт, — женщина смутилась и потупила взгляд. — Я просто соскучилась по любимой падчерице, и мы просто заболтались.

Надеюсь, у меня получилось сохранить хладнокровие и ни одной мышцей лица не выдать отвращение.

— Мне кажется, тебе стоит выйти на улицу, — произнес отец, — в твоем положении надо дышать свежим воздухом чаще.

Эльвира оскорбленно поджала губы, но смиренно опустила голову и ласково произнесла:

— Спасибо. Мне так радостно, что ты заботишься обо мне.

У меня появилось ощущение, что Эльвира опасалась отца. Да, она определенно его боялась и избегала споров и конфликтов с ним. Но почему? Отец страдал приступами равнодушия, но никогда бы ни поднял руку ни на кого, ни оскорбил ни словом, ни действием. Может, Эльвира все еще боялась, что отец ее бросит?

— Идем? — от мыслей меня отвлек вопрос отца.

— Да. — я последовала за ним в его кабинет, одновременно прощаясь с жизнью и молясь всем божествам и демонам, которых помнила. Надеюсь, они меня не услышали, потому что разбираться потом еще и с ними не хотелось.

Кабинет не изменился с последнего моего посещения. Те же внушительные шкафы и широкий стол, заваленный бумагами. Плотные шторы не пропускали свет, уступая бледным светильникам право на освещение пространства. Раньше кабинет отца ассоциировался с бездушием — глухая комната, служащая гробом для радости и любви, теперь же я отчетливо ощутила привкус одиночества.

Отец, взъерошив волосы, присел за стол, бегло оглядывая бумаги. Он молчаливо предлагал мне начать разговор. Я же осталась стоять на середине ковра, не зная, что говорить. Наконец, решилась:

— Поздравляю.

— С чем именно?

— Ты скоро станешь отцом.

— Спасибо, — отец неопределенно пожал плечами, думаю о чем-то постороннем. — Как у тебя дела? Как учеба?

— Учеба мне нравится, как и преподаватели. — ответила я, вздыхая. — Я бы… очень хотела продолжать учиться.