Академия тишины

Габриэль подхватывает меня, как ребёнка, за талию, ставит на ноги, а я, наконец-то, поступаю так, как хочу — обхватываю его руками и ногами, только вот одежда мешает. Он несёт меня на второй этаж. Пальцы немеют так сладко, я запускаю руки ему в волосы.

— Выпороть и запереть? — спрашивает Габ словно бы сам себя, остановившись на пороге.

— Раздеть и любить, — подсказываю я. — Так, чтобы самой сбегать не захотелось.

— Намекаешь на то, что в прошлый раз…

— Я ушла, потому что думала, что тебе так будет лучше. Как хорошо, что ты меня нашёл. Тогда и сейчас. Может быть, я просто хотела поверить, что ты всегда меня найдёшь… Ну, хочешь, выпори.

— С другой стороны, одно другому не мешает. Кому-то явно надо меньше думать. А то придумывается всякая чушь.

— И себе это тоже скажи.

— Уже сказал.

Он, наконец-то, ставит меня на пол, тянет к кровати, одновременно целуя, а я обнимаю его, спотыкаясь на каждом шагу, будто это я пила то дешёвое пойло.

— Не надо ни с кем утешаться, Габ. Не отпускай меня, не прогоняй меня. Давай будем злиться друг на друга, может быть, даже сильно, обижаться, сжигать дотла, но только вместе.

— А если тебя снова к кому-нибудь потянет? — очень серьёзно спрашивает он. Я задумываюсь.

— Я тебе сразу об этом скажу. Три дня взаперти, пара вёдер ледяной воды на голову — и всё пройдёт.

Габриэль фыркает мне в макушку.

— Хорошо, если бы так, Джей. Это слишком простой выход.

— Знаешь… — я смотрю ему в глаза. — Может быть, и потянет. Но… это не будет иметь никакого значения. Потому что я поняла одну очень простую — и одновременно очень сложную мысль. Наши поступки — это не следствия переменчивых чувств и порывов. Они — только наш выбор. Верность — тоже наш выбор, а не дар богов. Ложь — тоже. Я сделала свой выбор, Габриэль. А ты… ты же не уйдёшь?

— Если бы я мог, Джей, ушел бы обязательно, — Габ мстительно прикусывает мою ладонь, а потом целует. — Но знаешь… похоже, я всё-таки не смогу. Уже слишком поздно.

— Это плохо?

— Это просто… так. Как оно есть, Джей.

Я прячу лицо у него на груди.

***

Утром я опять просыпаюсь первой. Улыбаюсь незнакомому потолку. И уже по привычке пытаюсь вспомнить, из-за чего стоит попереживать на этот раз.

На самом деле, вспомнить есть что. Вчерашний разговор с Габриэлем. Судьба принца, то есть уже практически коронованного принца Асверуса пока что неочевидна. Кто встанет у штурвала, ведущего корабль всей страны к светлому будущему? И менее масштабный, но не менее значимый для меня вопрос — как поступить с тем, что я узнала о Корнелии Менел? О матери… маме.

Не знаю. Но я могу рассказать Габриэлю и посоветоваться с ним. И эта мысль вызывает и тревогу, и — совершенно неожиданно — облегчение.

Могу поделиться. Можем решить, что делать дальше, вместе.

Я поворачиваю голову и смотрю на его лицо. Осторожно выползаю из кровати и, крадучись, иду в сторону маленькой, более чем скромной ванной комнаты, но не успеваю дойти до двери, как меня хватают за руку.

— Эй! — подпрыгиваю от неожиданности, испытывая острое желание схватиться за сердце. — С ума сошёл, зачем так пугать?

— Сама виновата, — невозмутимый Габриэль наконец-то меня отпускает, заворачивается в тёмно-зелёную простынь и плюхается на кровать. Он похож на лесного духа из сказки, и мысленно я представляю, как нарисую огнём на какой-нибудь деревянной поверхности его вот таким вот — встрёпанным, заспанным и довольным. — Теперь я постоянно буду бояться, что ты куда-нибудь сбежишь. Перестану спать, есть, превращусь в упыря.

— Чтобы ты не боялся, я тоже перестану спать и есть, буду только сидеть рядышком, держа тебя за руку и нежно смотреть в твои красные глаза.

— Заманчивая перспектива. Можем навсегда остаться жить тут, чтобы никого не пугать.

— Можем, — легко соглашаюсь я и действительно сажусь с ним рядом. Но этого мало, кладу голову ему на колени и смотрю снизу вверх. — Только не навсегда. Есть кое-что, что мне нужно тебе рассказать.

На мгновение Габриэль меняется в лице, совершенно не наигранно, правда, тут же берёт себя в руки, но я кладу руку ему на затылок, заставляю наклониться ближе, приподнимаюсь и легонько целую.

— Мои личные тайны от тебя уже все закончились, Габ, правда. Речь идёт о моей матери. Я оказалась тут не просто так.

И я рассказываю ему, а он слушает, а потом мы вместе решаем, как же поступить дальше. На самом деле, в этом нет ничего, совершенно ничего страшного.

Глава 73. Финальная

/несколько дней спустя/

Я глубоко выдыхаю и беру Джеймса за руку. Тяну за собой.

— Джей, а может, не надо, а? — почти умоляюще тянет он. — Ну, правда, что за девчачья манера всех сталкивать лбами, ну, на кой тебе это?

— Слушай, если в той семье ты жить отказываешься, я предлагаю тебе другую семью. Родство, оно не в крови, ты же сам мне это столько раз говорил!

— Я не отказываюсь! В принципе мы контакт почти наладили, всё-таки семейные совместные спасательные вылазки здорово сплачивают. Просто я уже взрослый, я могу жить сам по себе, не надо мне никаких вообще родственников!

— Можешь, можешь, — успокаивающе говорю я. — Взрослый, уже почти старый. Никто не заставляет тебя здесь жить. Я просто хочу… мало ли что, я хочу, чтобы у тебя было еще одно место куда, в случае чего, ты сможешь вернуться.

— Никаких "мало ли что", сестрёнка, хватит с нас уже "мало ли что"…

Толкаю тяжёлую дубовую дверь мясной лавки и буквально втаскиваю внутрь высокого и тощего братца, который мнётся и упирается, как перезрелая девица на смотринах.

Отец, в перепачканном кровью фартуке, выходит из-за прилавка, и замолчавший на миг хуторской народ оживает — здоровается со мной, причитает "как дочка-то изменилась, не узнать, вон, и жених какой, Джон, а ты и не знакомишь"

— Джейма?!

И, зычно перекрикивая всех остальных, провозглашает:

— Перерыв на полчаса, дочка приехала!

***

На Джейси папа смотрит отчего-то гораздо более доброжелательно, чем ранее на Габриэля. Почему нельзя наоборот-то?

— Хочу тебя… вас познакомить, — говорю торопливо, потому что, как и братец, отчего-то робею. — Пап, это Джеймс. Очень, очень близкий и дорогой мне человек, и…

— Во всяком случае, лучше, чем предыдущий!

Отец разглядывает меня с непонятным мне выражением на лице, а я независимо поднимаю подбородок.

— Папа! Габриэль не предыдущий, он до сих пор нынешний, и я надеюсь, таковым и останется. А Джеймс… это немного другое.