Академия тишины

— Джейма, ты меня пугаешь. Надеюсь, ты не собираешься крутить романы с двумя парнями одновременно?

— Она это может, — тихо говорит Джеймс, и я тыкаю его локтем в бок так, что он тут же жалобно и возмущённо ойкает.

— Он мой брат.

Отец с ног до головы осматривает съежившегося братца, полную свою противоположность: худого, тонкого и светлого. Смотрит опять на меня.

— Дочь, это даже не смешно. Кроме тебя, у меня нет детей.

— Он не твой сын, папа! Он выглядит, ну, молодо, но вообще-то он старше меня на три с половиной года. А мозгами младше на четыре, минимум… Он её сын. Сын Корнелии. Она думала, что его нет в живых на тот момент, когда вы с ней познакомились, — торопливо добавляю я, чтобы отец не решил, будто Джейси — ещё один брошенный матерью ребёнок.

Взгляд отца снова перемещается в сторону братца.

— Здрасте, — говорит Джеймс. — Ну, как бы, да. Ну и… вот.

Во все детали посвящать отца мы не стали, ограничились краткой версией событий. Мне было жаль бередить затянувшиеся раны, потому что очевидно, что странная жизнь и судьба моей матери была верному Джону Ласки всё ещё далеко не безразлична. И ещё более жаль, что на одном известии о Джеймсе доверительные семейные разговоры сегодня не закончатся.

— Это еще не всё, — вот теперь мне страшно, страшно по-настоящему. — Есть ещё кое-что, что я хотела бы сказать вам, вам обоим. Я думаю… мы с Габриэлем думаем, вы имеете право это знать.

Я хочу рассказать им о Корнелии.

***

Габриэль дожидается меня у двери мясной лавки, отец медленно выходит с непроницаемым лицом, а Джеймса, кажется, шатает из стороны в сторону, как полотенце на сушильной верёвке в ветреный день. Отец в третий, кажется, раз, меряет заезжего гостя тяжелым взглядом с ног до головы, не говоря ни слова, так, что будь на месте Габриэля кто-то другой, гость мог бы и струхнуть.

— Ну и что вы мне можете сказать, молодой человек?

— Могу выразить Вам своё глубокое уважение… и сочувствие, — Габ пожимает плечами. — Да, и по поводу Джеймы, по её же собственным словам, перспектива законного брака до того момента, как она определится с родом занятий, вызывает у неё чувство клаустрофобии.

Отец приподнимает бровь, открывает рот, закрывает рот, потом вздыхает и говорит:

— Вся в мать.

— Если вам будет нужно… — начинает было Габриэль, но отец его обрывает:

— Единственное, что мне от тебя нужно, чтобы вот эта вздорная особа всегда была где-то в поле твоего зрения.

— Совершенно с вами согласен, — они пожимают друг другу руки, а я, умилившись такой мужской солидарности, прикрываю глаза и мысленно считаю до тринадцати. Потому что у меня осталось ещё одно непростое, но нужное дело.

Зайти к родителям Ларса, выразить им своё сочувствие, может быть, разделить с ними их боль, хотя бы чуть-чуть. Впрочем, эта боль неразделима и неисчерпаема по определению. Как и они, я никогда не пойму, что толкнуло его на тот геройский и глупый поступок, может быть, вина из-за того, что он не смог спасти меня?

Я не знаю и никогда не узнаю. Рассказавший мне о судьбе Ларса Габ ничего не мог сказать по этому поводу. Всё, что могу я — это помнить о своём самом лучшем друге, долгое время — единственном друге, немного помогать его родителям, так, чтобы их не обидеть, тем, кто воспитывал его и любил, и верить, что где-то там, за пределом, Ларс знает о том, как я люблю его. Не так, как он бы хотел, но тут уже ничего не поделаешь. Но всё-таки люблю. И никогда не забуду.

/несколько месяцев спустя/

Габриэль стоит у окна. Я зашла в комнату тихо-тихо, чтобы еще несколько мгновений полюбоваться его силуэтом на фоне незашторенного окна, ночного неба и почти круглой жёлтой с медным оттенком луны.

Ладно, не только для того, чтобы полюбоваться, конечно. Мне хотелось отсрочить неминуемую экзекуцию.

— Придумываешь очередную гениальную отмазку? — невозмутимо произносит он.

— У тебя слух, как у лисы. И интуиция, как у прорицателя.

— Говори, я весь во внимании. Вообще-то стоит тебя даже похвалить — несколько месяцев без побегов и секретов дорогого стоит. Я уже даже испугался, что вместо тебя рядом со мной живёт какая-то другая нормальная обычная женщина. Но нет, всё в порядке.

— Слушай, меня всего один день не было! И я тебе записку написала!

— Всего? — он-таки разворачивается ко мне. — Тебя не было целый долгий бесконечный день, двенадцать часов с половиной тебя не было, и, кстати, говорить ты вроде бы не разучилась! Ты должна была меня разбудить!

— Это было дело государственного масштаба и вселенской значимости! — я отступаю к стене, а Габ какой-то магией, не иначе, оказывается рядом, томительно невесомо и медленно проводит пальцем по лбу, по щеке, шее.

— Как же может быть иначе, это же ты. У тебя не бывает других дел.

— Подожди… — я заглядываю ему в глаза, такие же разноцветные, как и раньше. Отражающие его противоречивую натуру. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

Габ вздрагивает, и я успокаивающе прикасаюсь губами к его плечу.

— Нет, всё нормально. Это… хорошая новость.

Его глаза широко распахиваются, а я нервно хихикаю.

— Да не эта новость! Мне просто сделали предложение…

У Габриэля снова непроизвольно дёргается глаз, и я снова смеюсь, прижимаясь к нему всем телом.

— Почему ты сразу думаешь о чем-то этаком? Нельзя быть настолько зацикленным на романтике.

— Прекрати ехидничать, а то у меня такое чувство, что я обнимаюсь с Джеймсом.

— Когда-то тебя это не смущало… Нет, все гораздо скучнее и проще: раз уж из-за меня Его Высочество лишился дара, мне предложили что-то вроде должности персонального королевского мага. Я еще ничего толком не решила и не ответила, но…

— Хм… Недосягаемая высота карьерного роста как отправная точка в девятнадцать лет? Неплохо, леди Джейма.

— Ты… ты не против? Нет, я еще думаю, конечно, просто мне очень… очень важно узнать твоё мнение. Чисто теоретически, ты не против?

— В смысле, готов ли я отказаться от прекрасной иллюзии, в которой ты живёшь в моём доме в законном статусе моей спутницы жизни, воспитываешь наших общих детей, ждёшь меня по вечерам у окна? — Габриэль саркастично глянул на окно, где только что стоял сам. — Но я их никогда и не питал, такого рода иллюзии. Максимум, на что я надеюсь…

— Габ…

— Вот только не надо чувствовать себя виноватой, — Габ хмыкнул. — Всё действительно нормально, Джей. Максимум, на что я надеюсь, хотя бы на один какой-нибудь пункт из списка в ближайшем будущем. Может быть, мистер Ласки тогда не будет смотреть на меня так, будто мечтает расположить мою освежеванную тушу среди свиных.

— Они с матерью тоже официально женаты не были. И в твоём доме я уже и так живу.

— Не в законном статусе. И мне от этого нервно.

— Да хоть сейчас узаконим! — легкомысленно восклицаю я. — То есть, завтра.

— Договорились.

А вот он легкомысленным явно не выглядит. Ну, да я и не надеялась. И, пока смелость меня не оставила, договариваю то, что собиралась сказать:

— Я… я видела сэра Джордаса в Тароле сегодня, Габ, — наверное, теперь я впаду в другую крайность и начну рассказывать ему всё вообще, вплоть до оторванных пуговиц и пролитого за завтраком молока. — Не во дворце, просто на улице. Я остановилась, подошла к нему и мы… поговорили. Недолго, буквально несколько минут. Он… уезжает из страны. Навсегда, я думаю. Про Корнелию я ничего говорить ему не стала. И про Джеймса. Это всё равно ничего не меняет.