Академия тишины
Шрифт:
Дверь открывается резко, рывком, и адьют разворачивается — стремительно, молниеносно, особенно с учётом его плачевного физического состояния, правда, неуклонно шедшего на поправку благодаря нашим постоянным "тренировкам", проще говоря, магическим подпиткам. На пороге зала возникает, судя по одежде, слуга — лысоватый прерывисто дышащий мужчина с перекошенным лицом. Он не успевает и слова сказать, как адьют хватает меня за локоть.
— Идёмте!
Кусок пирожка во рту изрядно препятствует любым возражениям. Пока я спешно давлюсь тушёными овощами, перемешанными с яйцом, и мягким пушистым тестом, мы буквально выбегаем из комнаты и несёмся по коридорам.
Неужели пожар?..
Мы опять поднимаемся по лестнице, и я отбрасываю глупые теории: нечто в самом деле случилось. А вдруг проклятие у принца или маленькой принцессы проснулось раньше? А вдруг…
Но мы идём, если память мне не изменяет, в другую комнату — на том же этаже, но дальше по коридору. Слуга несётся впереди нас, всё так же молча, но его руки, кажется, движутся отдельно от тела, отчего он производит впечатление ожившей, но поломанной игрушки. Уже перед самым входом в нужную нам комнату адьют слегка обгоняет гонца и делает мне рукой знак остановиться. Но, сказать по правде, до всяких там знаков в данный момент мне дела нет: я нахально выглядываю из-за его плеча.
Королевские покои, а судя по всему, это королевские покои… роскошны. Без лишних слов. Тут вообще не наблюдается ничего лишнего — очень дорогая и предельно строгая обстановка, даже такому несведущему человеку, как я, очевидно, что камень, металл, ткань здесь редкие и отменного качества, а главное — вместе они создают потрясающе единое цельное пространство. Необычный жемчужный оттенок стен, серебряные канделябры; упругая мягкость серебристых ковров с длинным ворсом чувствуется на расстоянии. Никаких безделушек, произведений искусства, это роскошь без предметов роскоши, ни одной лишней пылинки или соринки. В глубине комнаты из полумрака проступает очертания кровати с балдахином, такой огромной, что в ней, кажется, мог разместиться весь второй курс факультета смерти.
Не знаю, когда я успела отметить эти детали, потому что спустя мгновение всё моё внимание сосредоточилось на ковре посередине комнаты. Там лежал человек, мужчина средних лет в одних бриджах с голым торсом, дышащий тяжело и шумно, а над ним склонилась тонкая женщина, на вид молодая и хрупкая, с беспорядочно взъерошенными пепельно-русыми волосами, в которой я, благодаря изученной вдоль и поперёк портретной галерее, без труда узнала Её Величество Триану Тарольскую.
Опознать короля в этой нелепой скорчившейся фигуре было куда труднее, хотя вряд ли причина крылась в погрешившем против истины художнике.
Я замерла, как напуганный суслик, едва ли не с открытым ртом, наблюдая, как судороги, одна за другой, точно волны морскую гладь, заставляют тело монарха изгибаться, выгибаться так, словно вместо позвоночника у него — гибкий трос или морской канат. Под его бледной кожей будто проползали толстые, в палец, жадные торопливые черви — и кожа лопалась, обнажая мышцы неестественно жёлто-сероватого оттенка. От меня до него было метра три с половиной, но нос уловил сладковатый запах гниющей плоти.
Я стряхнула жуткий морок, проглоченная половина пирожка запросилась обратно. Всё-таки результат проклятия видеть было далеко не так омерзительно и жутко, как процесс.
…процесс! Кажется, хотя бы с научной точки зрения мне повезло. Я прикрыла глаза, мысленно благодаря проклятого сэра Джордаса за эти его уроки медитации, когда-то казавшиеся такими бессмысленными. То, что я делала сейчас, очень напоминало погружение в медитативный транс. Уже не я контролировала собственную силу — она вела меня за собой, и ничто не
было в силах ей противостоять. Ни адьют, попытавшийся перехватить меня, ни королева, чьи пальцы соскальзывали с моего плеча, будто я вся стала цельным тающим куском льда, скользким, утекающим из любой хватки.Куском льда, в глубине которого ворочалась просыпающейся от векового сна исполинской змеёй вулканическая лава моего дара. Я видела, как плетения проклятия проступают вокруг обычных, светясь, точно магические праздничные гирлянды. Они казались живыми, даже разумными, и это было… восхитительно. Кто бы ни накладывал плотный рисунок убийственно разрушительного плетения, он, несомненно, был гениален. Никакого сравнения с бледной копией добровольно возложенного на адьюта вторичного проклятия. И я потянулась к этому магическому шедевру силой — почти благоговейно, почти любовно. Люди, маги — да, они были жестоки, мстительны и достойны ненависти и осуждения. А сила, чистая сила, какой бы облик она не принимала — прекрасна, или, как минимум, казалась мне таковой в тот момент. Не она виновата в преступном направлении, куда была адресована.
Прикосновение к незримой, нематериальной, сверкающей нити ударило по мне, как молния, и я попыталась отшатнуться, с ужасом понимая, что прилипла намертво, точно муха к клейкой паутине.
Однажды я видела последствия удара молнии, там, на хуторе: кое-кто из соседей неудачно порыбачил в грозу. Помню расползающуюся по груди и спине багрово-лиловую сетку ожогов, лопнувшие сосуды под кожей. И сейчас, точно деревянные брусочки выстроенных друг за другой дорожкой карточек домино, слой за слоем падала моя непроизвольная магическая защита. Если бы по какому-то нелепому совпадению во мне оказалась хоть капля крови Тарольских, тело не вынесло бы. Но этой капли, к моему счастью, не было, и я, неудержимо падая в пропасть беспамятства, замешанного на боли, рванула нить плетения на себя, выкручивая, вырывая её, точно сгнивший зуб, точно впившегося кровососущего червя.
И не могла справиться. Но и остановиться — тоже никак не могла…
Глава 62
Мэй заботливо гладит мою дурную рыжую голову, и её мягкие пальцы снимают опоясывающую боль, правда, спустя мгновение, боль возвращается снова.
— Прости, — мне так не хочется, чтобы она уходила, но, кажется, в этом своём малоадекватном после столкновения с первосортным королевским проклятием состоянии я вела себя не лучшим образом. Если воспоминания мне не врут, я что-то болтала… стыд какой. Пытаюсь приподнять голову. Кажется, я лежу на каком-то маленьком диванчике, свернувшись клубком, а Мэй сидит на корточках рядом.
— Где мы?
— Всё ещё во дворце. Скоро за нами приедет экипаж.
— Я… много лишнего наговорила?
— Я не слушала, — кажется, Мэй невесело усмехается. — Но не волнуйся, я никому не скажу. Ну, ты и влипла, Джейма.
Не зная в точности, на что жаловалась и чем делилась, опускаюсь обратно, стыдясь попросить Мэй продолжить этот её волшебный массаж. По крайне мере, в то, что Мэй будет держать язык за зубами, я верю.
Проступившая полоса света на полу заставляет меня судорожно дёрнуться.
— Как вы, Джейма?
— Нормально.
Это ложь, но не совсем. В последнее время отвратительно себя чувствовать для меня становится нормой. Мысли и тревоги, которые я упорно гнала от себя, в преддверии возвращения в Академию накидываются с новой силой. Габриэль, которому я обещала не ездить, а сама поехала. Сэр Элфант, который мог запросто выдернуть меня с любого занятия или оставить после уроков, и которого я должна была во что бы то ни стало скрыть от Габриэля… нет. Сейчас у меня не было на это сил.