Аккорд

На следующий день после годовщины свадьбы, отмеченной цветами и вполне сносным семейным ужином, она пришла из ванной, потушила ночник, скользнула под одеяло и, выпростав лунные руки, сказала:

"Я хочу ребенка"

Я на несколько секунд потерял дар речи, а обретя его, дурашливо поинтересовался:

"Что, прямо сейчас?"

"Да, прямо сейчас" – подтвердила она, словно пришла на прием к осеменителю.

Хотел ли я ребенка? Безусловно и категорически! Месяц назад, когда мы были в гостях у Гоши, и она принялась возиться с его младшим сыном, я заметил как потеплело ее лицо. По пути домой я мечтательным тоном завел разговор об аистах и капусте, однако она прервала меня: ну сколько можно об одном и том же! Оказавшись таким же неожиданным, как и долгожданным, ее желание меня с одной стороны ошарашило, с другой – обрадовало, ибо кроме главной радости сулило еще и побочную: это означало, что отныне я буду избавлен от унизительного самоудовлетворения, каким заканчивались все мои экстазы. Непонятливым следует напомнить, что в те коллективные времена стерильность жены во многом зависела не от медицины, а от сознательности мужа. Но легко ли оставаться сознательным, находясь в бессознательном состоянии? Противозачаточные таблетки она принимать отказывалась, презервативы не жаловала, а потому каждый мой каучуковый, лишенный судорожной торопливости акт был для меня заметным событием. А тут живое по живому да еще и до конца! Только вот почему после двух лет стерильности она ни с того, ни с сего замахнулась на ребенка? Что заставило ее просить о том, о чем она совсем недавно и слышать не хотела? В голове вдруг всплыла история, которую с полгода назад рассказал мне один знакомый. В общих чертах, определенная нескладность которых бросалась в глаза всякому въедливому уму, это выглядело так: сорокалетняя жена его дальнего родственника (бездетная пара) спуталась с молодым парнем, залетела и, желая сохранить ребенка, предложила мужу попытать детского счастья в очередной раз. Муж отнесся к предложению без особого энтузиазма, но просьбу жены уважил. Каково же было его удивление, когда в положенное время жена объявила, что она в положении! Истина, в конце концов, выплыла наружу, но каков прецедент, а? Допускал ли я, что Лина способна на подобное? Вынужден покраснеть и признаться: да, допускал. А что я, собственно говоря, о ней знал? Что она уезжает утром в Москву, а вечером возвращается? Ну и что она там делает, с кем встречается, где бывает днем? Охваченный дурным предчувствием, я связал желание жены с тайной беременностью, и сердце мое оборвалось.

"Ну так что?" – озадаченная моим бездействием, с обидчивым недоумением спросила Лина.

"Странно. Совсем недавно ты и слышать об этом не хотела… Что случилось?" – выдавил я.

"Ничего! Просто я люблю тебя и хочу от тебя ребенка! Что тут странного?" – заметно нервничая, ответила она.

От возмущения я чуть не выругался.

"Послушай, моя милая, не говори ерунды! Ты меня никогда не любила, и мы оба это прекрасно знаем!"

"Да, сначала не любила, а потом полюбила. Что, разве так не бывает?" – на удивление мирно отвечала Лина.

Не в силах далее терпеть ее бред, я холодно и внушительно сообщил:

"Мне тут недавно один случай рассказали…" – после чего поведал ей историю.

Лина выслушала и недоверчиво спросила:

"Ты это серьезно?"

"Серьезней некуда"

"И тебе не стыдно такое обо мне думать?"

"А что я, по-твоему, должен думать о жене, которая ночует неизвестно где? Правильно – что у нее есть любовник! Ну, признавайся, что случилось – он не успел убежать или резинка лопнула?"

"У меня нет любовника!" – прозвенело из темноты.

"А мне уже все равно! Залетела ты или нет, нам самое время разойтись!"

Она рывком села, неудобно извернулась и уставилась на меня из темноты.

"И ты так просто об этом говоришь?"

"А как ты хочешь, чтобы я об этом говорил?! – сел я в свою очередь. – Да при такой жизни я должен был сбежать от тебя через месяц, а я тебя уже два года терплю! Ты же не жена, а вредное красивое чудовище! У меня такое впечатление, что ты живешь со мной себе и мне назло! Нет, ты скажи – ну, зачем, зачем ты вышла за меня замуж, а?!"

Лина несколько секунд молчала, затем бросилась на кровать и откатилась на другой ее край. Через некоторое время оттуда донеслось:

"Во-первых, чтоб ты знал, я могу залететь только от тебя. Во-вторых, если бы я, не дай бог, залетела на стороне, я бы не просила о ребенке, а просто ушла от тебя и все. И в-третьих: если ты обо мне так плохо думаешь, зачем живешь со мной?"

"Отвечаю по пунктам. Во-первых, чтоб ты знала: для любовника главное не предосторожности, а удовольствие…"

"У меня нет любовника!" – выкрикнула Лина.

"Во-вторых, я не собираюсь ждать, когда ты залетишь…"

"Перестань! – взвизгнула Лина. – Мне не от кого залетать, кроме тебя!"

"И в-третьих, почему я живу с тобой. То есть, жил. Да потому что дурак! Потому что все это время как дурак любил, терпел и надеялся…"

Несколько секунд было тихо, а затем Лина подкатилась ко мне и с лихорадочным нетерпением потребовала:

"Обними меня!"

"Зачем?"

"Затем, что я тебя люблю!"

"Ну, хватит! – поморщился я. – Говори, что случилось, и будем решать, что делать дальше"

Она неожиданно всхлипнула и пробормотала:

"Ужасно слышать, что твой муж тебе не верит!"

Я промолчал. Она снова всхлипнула:

"Впрочем, я сама виновата…"

Я молчал, и она, всхлипнув в третий раз, спросила:

"Скажи, что мне сделать, чтобы ты мне поверил?"

Я что, должен рассказать ей, как вели себя со мной Натали, Люси, Ирен, Софи и Лара? А сердце-то ей на что?

"Ну, скажи что-нибудь!" – взмолилась она.

"Хорошо, хорошо, я тебе верю" – снова поморщился я.

"Нет, не веришь, не веришь, не веришь!" – всхлипнула она.

А почему я, собственно говоря, должен был ей верить? Только потому что она три раза всхлипнула?

"Послушай, что ты заладила – веришь, не веришь! – заговорил я с усталой досадой. – Я же не садист и не требую, чтобы ты меня любила. Короче, если у тебя кто-то есть, скажи – разойдемся по-тихому, и все дела. Только ради бога, не обманывай меня, я этого не заслужил…"

Несколько секунд она вглядывалась в мое лицо, и вдруг набросилась на меня с кулаками.

"Ты ду-рак, ду-рак, ду-рак, ду-рак! – скорчившись, колотила она меня ими в грудь, как в дверь. – Дурррррак…" – стукнула она последний раз и, упав навзничь, расплакалась.

Я не выдержал, обнял, прижал ее к груди, и она обмякла там, обессиленная и безутешная.

"Ну, успокойся, успокойся…" – гладил я ее.

Она долго всхлипывала, а потом пробормотала ломким голосом:

"Ну как ты только мог подумать, что я могу тебе изменить, а, ну как? – и вдруг порывисто: – А хочешь, я тебе справку от гинеколога принесу, что я пустая и что никогда не делала аборты?"

"Не говори глупости!" – возмутился я.

"Прости меня, Юрочка, прости! Бедный ты мой, я представляю, как ты со мной намучился! – глотая слезы, заторопилась она. – Но я клянусь тебе, клянусь, что теперь все будет по-другому! Я тебя, правда, люблю, очень люблю, и я только недавно это поняла! Я потому и прошу о ребенке, чтобы доказать, как я тебя люблю!"

"Хорошо, хорошо! Ты только успокойся, и мы попробуем, обязательно попробуем! Прямо сейчас и попробуем…" – тискал я в растерянности непривычно кроткую и податливую жену.

Не скрою, я оказался в сложном положении: мне предлагалось всерьез отнестись к словам женщины, которая еще неделю назад не видела меня, что называется, в упор. Лина вдруг накинулась на меня с поцелуями, бормоча, как в бреду. Вконец ошарашенный, я завладел ее звенящим от исступления телом. Лину и вправду подменили: на мои ласки чутко отзывалась любящая женщина, подо мной стонала и ликовала мать моего будущего ребенка. Никогда она не была мне так дорога, никогда мы не были так близки! И вот оно, то самое, заветное, та вершина любви, на которой есть место только двоим! Многие ли из вас помнят, когда и как был зачат ваш ребенок? А вот я помню. Это случилось восемнадцатого февраля одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года в ноль часов сорок восемь минут по московскому времени. Из незначительных событий того дня следует отметить избрание Ельцина кандидатом в члены Политбюро.