Аккорды кукол

– Но ты ведь хочешь, чтобы мы были вместе?
– Владислав смотрел ей в глаза и ждал ответа. Сейчас он думал, что безусловно прав, но секунду спустя, когда девушка сказала "да", вновь почему-то начал сомневаться. Ее односложный ответ прозвучал как-то рассеянно и неопределенно, будто она сама не могла решить этот важный для себя вопрос.

– Не хочу, чтобы он оставался здесь, - сказал Владислав, указывая на металлического мальчика.
– Возьмем с собой.

Он принес из ванной полотенце, завернул в него куклу и положил в сумку.

– Завтра мы с тобой отправимся на юг, - заявил Драгуров.
– Или, почему бы нам не поехать на Кавказ? Хотя нет, опасно.

– Тогда уж лучше в Болгарию, - предложила Снежана.

– У меня тоже есть деньги. Остановимся в Пловдиве, у родственников. Мама сейчас там. Познакомитесь.

– Боюсь, она воспримет меня как старого ловеласа, соблазнившего единственную дочку.

– А я опасаюсь, как бы она сама тебя не соблазнила.

– Это интересно, - усмехнулся Владислав.
– Ладно, так и поступим. Осточертело в этой Москве. Будто у меня высасывают все силы, всю энергию. Особенно в последние дни... Еще неделю назад я чувствовал себя совершенно иначе. Была семья, дом, работа... Теперь - ничего. Кроме тебя. И этой куклы.

– А у тебя нет такого ощущения, что тобой кто-то играет? Твоей судьбой?

– Может быть, - отозвался он.
– Я сейчас уже ничего не хочу. А ты?

Снежана ответила не сразу.

– Одно желание у меня было всегда. Увидеть моего младшего брата. Ему сейчас должно быть почти тринадцать.

– Ты мне не говорила, что у тебя есть брат, - удивился Драгуров.

– Но ведь ты и не спрашивал, - рассеянно улыбнулась Снежана.

2

В баре оставался только один посетитель - какой-то парень в темных очках, не то подросток, не то гей, работающий под мальчика. Сидел в углу, тянул колу и ел мороженое, в беседу ни с кем не вступал, иногда курил, а к заказанной бутылке шампанского так и не притронулся. Рядом с ним лежала спортивная сумка. Очевидно, он кого-то ждал. Бармену было все равно, лишь бы платил. Со служебного входа вошли два продавца, уже закончивших работу. Они и жили тут же, в пристроенном к зданию общежитии. Перекинулись несколькими фразами, стали смотреть телевизор, попивая пиво. Один из них покосился в сторону подростка, но ничего не сказал. Другой шепнул бармену:

– Голубой, да?

– Первый раз вижу, - отозвался тот.
– Сам спроси.

– Эй, хочешь конфетку?
– крикнул продавец.

Подросток встал, пошел к двери, запер её на засов и вернулся обратно за свой столик.

– Не здесь, - сказал продавец, поняв его действия по своему.
– Иди за мной.

Бармен и второй продавец молча смотрели на них.

– Хорошо, пойдем, - согласился подросток, подхватывая сумку.

Через тот же служебный вход они прошли коридорами в подсобные помещения магазина. Встретившийся им сторож-охранник ничего не сказал, только ухмыльнулся. Откуда-то сверху доносились шум, голоса, выкрики.

– Магомет гуляет, а мы чем хуже?
– спросил продавец сторожа, подмигнув.
– Хочешь присоединиться? Мальчик не возражает, да?

– Давай, - кивнул подросток.

– Сейчас, только магазин обойду, - сказал сторож.
– Через полчаса.

Наконец они пришли в маленькую комнатку, где стояли промятый засаленный диван да пара стульев. Продавец-кавказец, напевая какую-то песенку, начал раздеваться.

– А ты чего стоишь?
– повернулся он к подростку.
– Любишь, когда за тобой ухаживают?
– но тут же испуганно замер: в одной руке мальчишка держал ствол, в другой - стальной изогнутый нож

– Ложись, Сулико, и не вздумай орать - убью, - посоветовал подросток.
– А скажешь, где девчонка, будешь жить.

Продавец послушно улегся на диван, прямо со спущенными штанами. Подросток приставил нож к его паху, и кавказец смертельно перепугался.

– Отрежу, - сказал мальчишка.
– Говори.

Дуло пистолета вдавилось в горло. Лезвие полоснуло по бедру, но, хоть и было больно, продавец не закричал: побоялся, что убьют.

– Какая девчонка?
– через силу пробормотал он.

– Должен знать. Она с Магометом?

– Нет там никого, сам относил закуску.

– А где она?
– Подросток сделал ещё один надрез, ближе к члену.

– Стой, стой! Аяз говорил, кого-то в холодильной камере заперли... Может, ее?

– Так. Зачем заперли? Она жива?

– Не знаю. Ничего не знаю. Отпустишь, нет?

– Где холодильная камера?

– Тут, рядом.

– Тогда, веди. И если, Сулико, дернешься - не промажу.
– Подросток отступил на пару шагов.
– Штаны не застегивай, так пойдешь. А руки опусти.

Гера во многих фильмах видел эти сцены, слышал такие фразы и сейчас словно примеривал их на себя. Но главным героем он себя все равно почему-то не чувствовал. Как артист, который играет роль по желанию режиссера. Идет съемка, где-то затаился оператор с камерой, поодаль стоят другие артисты, массовка, просто зеваки-зрители. Кто-то из актеров уже выпал из действия, изобразил смерть, другим ещё предстоит сыграть в дальнейших сценах. Но что будет дальше - неизвестно. О том ведает лишь режиссер. Гера ощущал все это в себе, но пистолет в его руке был настоящий, и нож - тоже, и шедший впереди кавказец со спущенными штанами хоть и походил на какой-то комический персонаж, но был живой, потный, испуганно вздыхавший и косящий глазами.

Они подошли к железной двери с засовом.

– Отпирай, - приказал Гера.

Продавец открыл холодильную камеру. Там было темно. Гера подтолкнул его в спину лезвием ножа.

– Входи.

3

"Жигули" ехали по Москве. Снежана рассказывала. Но то, что она говорила, не укладывалось у Драгурова в голове. Чудовищно и мерзко. Мир состоит из грязи и лжи, каждый человек вынужден сталкиваться с тем, что противно его разуму, самой природе человеческого духа, но когда это становится обыденным и привычным, входит в порядок мироустройства, то меняется и человеческий облик, словно вырастают клыки и шерсть. Очевидно, таким оборотнеми был дед Снежаны, и Владислав теперь нисколько не жалел, что тот умер такой страшной смертью.

Брат Снежаны, которого она хотела увидеть, не был ей братом

– Но я называла его так, - продолжала она.
– Потому что и сама была ещё ребенком... Всего тринадцать лет.

– Но он был твоим сыном, - произнес Владислав.

– Да. Сыном. Я родила его. Странно, правда? Что у меня к нему были не материнские, а сестринские чувства. А отцом ребенка был мой дед... И родители не знали об этом. О том, что произошло между мной и дедом...

– Я не понимаю!
– воскликнул Драгуров, чуть не врезавшись в застывший на дороге грузовик. Он был потрясен.
– Как это могло случиться? Он тебя изнасиловал?

– Не знаю, - помолчав, ответила она.
– Скорее, загипнотизировал. Лишил воли и чувств. Я была как кукла в его руках. Надувная кукла из магазина, которой он просто воспользовался. И я ничего не понимала, ничего не чувствовала. Я даже почти ничего не помню. Он словно бы проделывал со мной свои опыты без моего участия. Подчинял меня в эти моменты полностью, отключал мой разум. Может, он ещё что-то со мной вытворял, не знаю. Родители часто уезжали в командировки. Я даже не помню, когда это началось. Не помню, когда он лишил меня невинности. Он пользовался какими-то мазями, чтобы мне не было больно, одурманивающими травами. И ещё этот его взгляд... Лишь потом, когда ко мне возвращалось сознание, я пыталась понять, что со мной было. Почему сижу в кресле и смотрю телевизор? Или иду вместе с дедом по улице? Но память всегда возвращается... Сколько бы её не затормаживать. Я начала вспоминать то, что со мной происходило в детстве, совсем недавно. Может быть, полгода назад. Но никому не говорила. Только тебе.