Аккорды сердца

У птички сегодня экзамен, и пока я раздумываю, как эффектнее всего появиться, отметая мысль, насколько аморально моё поведение, до меня доносится крик. В коридоре ни души, а единственным источником звука выступает только дверь в конце, но за те мгновения, пока я добегаю до женского туалета с надписью «закрыто на ремонт», внутри всё переворачивается.

В голове успевают пролететь самые больные, самые отвратные моменты прошлого, и меня нежно обнимает слепая ярость, как только врываюсь внутрь, видя всё своими глазами. Непроглядная тьма застилает взгляд, стоит лишь заметить кровь на её губах, а после помню только эти самые губы, с которых эту кровь слизываю, как голодный волк, и как кипит в венах жажда, когда мои руки добираются до нежного тела.

«Хочу», - бьёт в мозг и ниже.

Мягкие бархатные соски отвечают взаимностью моим пальцам, и меня кроет диким приступом голода, какого ещё не знал. Хочется искусать их, а потом до красноты вылизать, как и всю её… Даже вспоминаю вдруг, что когда птичка ещё открыто вела инсту, она точно принимала участие в каком-то флэшмобе типа «свободу груди», где девчата поголовно отказывались от лифчиков, и по-моему, Ника до сих пор следует этому пути мне на радость.

Охуенно…

Меня переполняет эйфория, как ребёнка, дорвавшегося до спрятанных конфет, потому что колючка мне отвечает, забываясь вместе со мной, и я готов прямо здесь и сейчас сорвать с неё остатки одежды, наброситься, как животное, вот только реальность как всегда накрывает в самый неподходящий момент, обламывая смачной пощёчиной. А после на мою территорию вторгается чужак.

– Что здесь происходит?

У чужака ожидаемо мужской голос, и мне совсем не нравится, как он вылупил свои зенки на мою птичку. Долговязый такой, но жилистый — это видно даже под одеждой. Тёмные патлы лежат идеально, и, в отличие от меня, он гладко выбрит, будто не в универ пришёл, а на свиданку.

– Переэкзаменовка, - отвечаю, вспоминая, наконец, что здесь ещё валяются два тела, и нужно бы как-то объяснить их состояние, да вот беда — не привык я оправдываться за себя. Тем более, оба начинают медленно приходить в себя.

– Ника?
– видит её состояние, и мне знакомо то, что плещется в его глазах.

– Это Савицкая из другой группы. Мы просто повздорили, - отвечает со вздохом птичка, а мне хочется встряхнуть её. Нельзя покрывать тех, кто один раз пытался тебе навредить — будут считать, что им вообще всё можно. Это я и собираюсь ей донести, но та словно чует, предупреждающе щипая меня за бочину.

– Повздорили… - ни на грамм не верит препод.
– У тебя губа разбита потому что вы просто повздорили? Она сама, я так понимаю, сбежала?

Он явно хочет подойти к ней, но мой взгляд останавливает его на полпути, и это правильное решение. Когда я на взводе, сам не знаю, что случится в следующее мгновение.

– Всё уже в порядке, - отмахивается та, таща меня на выход.
– Когда эти в себя придут, лучше их спросите, что произошло, а то я даже не поняла претензий. Всего доброго, Константин Евгеньевич.

Костя, значит?

На выходе торможу, выуживая визитку, и протягиваю мужику, глазами намекая, чтобы даже не думал втягивать в это Нику.

– Будут проблемы — набери. Меня, - уточняю.
– С наступающим.

А потом позволяю белокурой заразе утащить меня прочь, втайне наслаждаясь тем, как крепко она сжимает мою ладонь, и представляя, как эти пальцы будут сжимать мой член. Твою мать, какой же я конченый…

Пока я летаю в стране фантазий, даже не замечаю, что меня усаживают на скамейку, куда птичка вываливает содержимое рюкзака, пугающее меня наличием некоторых вещей. Отвёртка, кассетный плеер из прошлого столетия с такими же наушниками, потрёпанный блокнот, а вместо косметички огромная такая аптечка, откуда появляется пачка пластырей и мазь от ссадин.

До меня же с опозданием доходит, что сбил костяшки на одной руке. Ника подхватывает раненую лапу, придирчиво её рассматривая, а я не могу перестать пялиться на неё, пока на нас начинают таращиться редкие прохожие, но мне по бую. Я ловлю неадекватные звуки в своей груди, когда она так близко, что можно ощутить её дыхание, и нового поцелуя хочется всё сильнее.

– Думал о тебе всю ночь, - срывается с языка.

– Холодный душ обычно помогает.

Не смотрит на меня, увлечённая оказанием первой помощи, а у меня во рту от слюны уже места нет.

– Не в этот раз, птичка.

Поднимает потемневший взгляд, и я, видимо, в шаге от нового удара.

– Чего ты хочешь от меня? Благодарности за героическое спасение? Я не просила лезть.

Как же злит, блять, эта упёртость… С Костиком она такой не была, и я подозреваю, что у них есть какая-то долбаная связь, но это чувство во мне порождает лишь гнев, а это хреново.

– А это что тогда?
– киваю на пластырь, что она тут же с силой припечатывает к свежей ране, но боли я вовсе не замечаю.

– Аванс. Чтобы держался от меня подальше, ясно?

– Пасмурно.

– Чего?

– Пасмурно, говорю, - смотрю на небо и хочется курить.
– Снег будет.

И через пару мгновений первые белые хлопья на самом деле падают на голову, рождая в душе кучу ненужных ассоциаций.

Ненавижу снег.

Он всегда отбирает у меня то, что дорого, но в этот раз я не позволю этому случиться.

***

Сердце до сих пор не сбавляет обороты, но я не понимаю, почему — из-за опасной ситуации, из которой удалось выйти почти без потерь или поцелуя, который позволила ему так легко, словно только этим и занималась всю жизнь.

Дура.

Он смотрит так, что против воли кровь приливает к щекам, а такого со мной не бывало, наверное, с детства. Судя по взгляду, точно знает, что у меня из-за него мозги набекрень, и только что это окончательно подтвердилось.

– Поплыла уже?
– скалится.

– В твоих мечтах.

Чудовище, ещё недавно казавшееся агрессивным, довольно и не скрывает этого, хватая мои пальцы.

– Я подвезу, и мы поговорим, - опять ставит ультиматум.

– Прости, никак. Дела, - пытаюсь мило улыбнуться, вырывая руку и собирая свои вещи обратно в рюкзак.
– У меня весь день сегодня посвящён самым лучшим существам на свете, и ты не входишь в их число.

На хмуром лице читается напряжённая мыслительная работа, однако сбить с толка его не удаётся.

– Дети или животные?

– Второе, - вынуждена признать с неохотой.

– И что будешь делать?

– Помогать медведя кастрировать.

Секундная пауза и недоумение:

– За что?

– Ради его же блага, - тяну с намёком, поднимаясь и отмечая, что даже почти в этом безлюдном закутке находятся те, кому всё ещё интересная бывшая певица. Кто-то быстро делает фото, прикидываясь, будто снимает пруд с утками, не улетевшими на юг, и я уже предвкушаю, как Тая расскажет мне об очередной сплетне.