Аксиома Эскобара: всегда занимай высоту

«Лионский мясник» был уже совсем немолод — до 67 лет оставалось каких-то пара месяцев. Казалось бы, заниматься организацией массовых казней и пыток уже как-то и не с руки…Вот только один маааааленький нюансик: ему это нравилось. Нравилось ещё со времён Нидерландов, где он в Гааге «трудился» членом отдела по еврейским вопросам.

И какая же всё-таки удача, что на старости лет можно снова потешить кровожадную душонку. Не зря он соглашался сотрудничать с американцами в далеком 47-ом. И пусть Боливия не отличалось невероятной развитостью, но зато и внимания к себе Барби почти не получал.

Другое дело, что не так давно его находили уже журналистишки из «охотников за нацистами», так что переворот случился как нельзя кстати. А то мало ли, выдадут его французам или Израилю. И ещё неизвестно, где хуже: в той же Франции его много раз приговаривали к смертной казни. Много судов, много вердиктов… А дожить жизнь хотелось в неге и роскоши. И хотя бы относительном спокойствии.

Барби ухмыльнулся. Вряд ли борцы с местными коммуняками будут возражать, если старик захочет поразвлечься. Мало того, они ведь ещё и поделиться опытом, небось, попросят… А он не откажет.

Клаус уже предвкушал, что именно он будет делать с «красношкурыми», когда шею что-то укололо, причем довольно больно.

— Шшайзе, — нацист попытался было прихлопнуть насекомое, за укус которого он и принял укол, однако ладонь нащупала лишь иглу.

— Какого… — он попытался встать, однако сознание вдруг поплыло, а доски террасы резко прыгнули навстречу.

А буквально через несколько минут беднягу уже грузили в машину скорой помощи врачи. Сосед, Эмиль Демайо, как раз выезжал из ворот своего дома, когда увидел эту картину. Не то, чтобы он прям так часто общался с пожилым мужчиной из дома напротив, но случалось. И он не мог не спросить, что случилось.

— Инсульт, видимо, — дюжий медик, на широкой груди которого белый халат удерживался в застёгнутом состоянии не иначе как чудом, пожал плечами. — Ещё и упал, бедолага, голову разбил.

— Ох, какая беда, спаси нас Святая Мария, — покачал сеньор Демайо головой. — А сеньор Альтман хоть сможет восстановиться? Шансы есть?

Так-то Барби действительно был довольно везучим — в той реальности его судили аж в 1987-ом. Зачем было опять судить, когда на этом чудовище, лично совершавшим просто невообразимые преступления, висело три смертных приговора? Хотелось бы, наверное, знать.

Так или иначе, тогда он получил пожизненное. И, отсидев четыре года, умер от старости. Четыре года срока — не очень большое наказание за как минимум семь тысяч убийств…

— Кто ж знает, — врач полез в машину. — Глядишь, повезёт, и, несмотря на возраст, выкарабкается.

Простой оперативник из эскобаровской службы специальных операций понятия не имел, зачем руководству потребовался этот старик, и зачем его живьём надо было доставлять в колумбийские джунгли.

Но весь его опыт не говорил, а кричал: нет, не выкарабкается.

Глава 26

Сознание к Барби возвращалось урывками. Сначала тьма сменилась чутким сном и какой-то дерганой дремотой и лишь затем, какое-то время спустя, получилось прийти в себя.

Когда это произошло, нацист сразу всё понял. Кто конкретно его похитил: русские, французы, евреи или местные коммуняки — было неважно. Эсэсовец сразу осознал, что из нынешнего помещения не выйдет, чего бы ему не обещали и не говорили. Личная история на это мягко намекала.

Комната, в которой он был прикован к кровати, оставалась пустой ещё час. Пытались создать давление, вызвать стресс? Не на того напали… Да и насчет воды, еды и туалета он не особенно переживал: в конце концов, даже если его решат запытать голодом — долго изношенный организм все равно не протянет. Хотя, стоило признать, что хотелось и есть, и пить.

Ждать появления действующих лиц пришлось недолго, минут тридцать максимум. Два здоровяка споро отцепили его и скрутили. Работали профессионально: руки назад-наверх-сковать, тело согнуть в три погибели…

«Наверное, жиды, — раздраженно подумал эсэсовец. — Точно не французы».

Раздражал надетый на голову мешок. Так может хоть удалось бы что-нибудь понять про место, куда его притащили. Впрочем, в своей способности убежать нацист вполне адекватно сомневался.

Привели в другую комнату, где приковали к стулу.

— Боитесь старика, ссыкуны? — со смешком отреагировал Барби, когда его ноги оказались в кандалах. Не получив ровным счетом никакой реакции, он окончательно убедился в том, что похищали его профи, а не какие-нибудь леваки из боливийских профсоюзов.

Громилы сняли мешок, и он осмотрелся. Никаких окон — к сожалению. Только несколько ламп дневного света в забранных мелкоячеистой решеткой нишах, еще один стул напротив и глухая дверь. Пол металлический, стены до потолка отделаны гладкими панелями.

Понятно — всё для простоты уборки.

Должен был накрывать ужас, но Барби много лет жил с ожиданием того, что рано или поздно это может произойти — особенно после того, как его разыскали журналисты — и, почему-то, оставался удивительно спокоен. Чем-то поразить его было сложновато.

Но Барби оказался неправ. В комнату вошел человек, которого он не включил бы в список подозреваемых в принципе. Ну, точно не в топ-100.

На стул перед ним, благоухая кофейным ароматом, спокойно приземлился Пабло Эскобар. Замшевые кеды, бежевый льняной костюм из брюк и рубашки с коротким рукавом, дорогие часы. Казалось, джентльмен на минутку отлучился от игры в бридж.

Барби знал Эскобара. Нет, не лично, конечно, но колумбиец становился персоной всё более и более известной (как минимум, в Южной Америке), и, к тому же, поделился некоторым количеством средств для переворота за какие-то совершенно незначительные преференции. И зачем ему надо было похищать Клауса Альтмана — нацист ответить не мог.

Эскобар же смотрел на старого нациста молча, с совершенно нейтральным выражением лица. Старик, правда, не обманывался: знавал он в своей молодости ребят, способных разделать человека на кусочки не улыбаясь, не хмурясь и вообще не показывая каких-либо эмоций.

— Знаете, сеньор Барби, никогда не видел военного преступника вот так близко, — немецкий у Эскобара был весьма неплох. В сочетании с хрипловатым голосом даже акцент не так, чтобы чувствовался. — И вот смотрю на вас, довольно яркого представителя. И даже немного интересно, что же вами двигало. Обычная психопатия, чувство безнаказанности и власти, ещё что-нибудь? Может, сочетание…или обычный карьеризм и вам было просто наплевать?

Эсэсовец ничего отвечать не стал. Просто не видел смысла. Очевидно, что колумбиец чего-то от него хочет, так что осталось лишь дождаться предложения сделки.