Акула пера в СССР

– Боярышник, представляешь? Выпьешь пузырек – и ни одна собака не распознает, что именно ты употреблял! Жена моя вчера и так, и эдак, но не раскусила. И сон крепкий. Знаешь, Гера: спится – монотонно!

О как! Я всё думал над этим определением и над новым словечком – фунфырики, когда заходил в редакцию. Алена из приемной помахала мне ручкой.

– Гера! Зайдите ко мне! – раздался голос шефа из-за полуприкрытой двери.

Я аж вздрогнул. Ну как это у него получается? Ведь точно не видел, что я уже в редакции!

– Да, Сергей Игоревич?

– Я с вашего стола текст уже взял, почитал, одобрил, кое-что поправил – поглядите и отнесите корректорам. Будем готовить на субботний номер. Но вы не расслабляйтесь, почивать на лаврах некогда. Помните мастера Миронович из жэка «Нефтяник»? Её награждают знаком «Почетный работник жилищно-коммунального хозяйства». Звоните в контору сейчас, вылавливайте ее – нужно фото и интервью. Ну, как обычно: где родилась, там и пригодилась, и всё такое… Берите с собой Женю, пусть сделает хорошую фотографию.

Вот не поверили они пока в то, что товарищ Белозор теперь с техникой дружит, и фотографирует, и на машинке умеет! Но прошвырнуться по городу со Стариковым – это была идея хорошая, а потому я пошел сразу к нему, закинув по пути машинописные листки корректорам и пожелав им доброго утра.

Стариков был рад прервать своё заточение в редакции и прогуляться.

– Куда? На Болото? У-у-у-у! – «Болотом» у нас звали микрорайон «Нефтяник». – Ну, пошли!

И мы пошли.

Это было мне хорошо знакомо: трудовой конвейер провинциальной газетки. Яркие и мощные материалы типа той же истории с браконьерами приключаются не чаще двух-трех раз в год. Обычное дело – это вот такие задания, статьи о передовиках производства и новой насосной станции водоканала, или использовании местных топливных ресурсов в городских котельных. А еще – впереди был последний звонок и выпускной!

Мы как раз проходили мимо возведенной в середине семидесятых средней школы № 2. Прозвенел звонок, возвещая перемену, и через решетку металлического забора я увидел, как из больших деревянных дверей, понизу обитых металлом, вывалилась толпа пацанов в одинаковой синей форме и красных галстуках. Они тут же полезли на турники, принялись носиться по двору в догонялки, кто-то кому-то прописывал классические поджопники, парочка самых ушлых ребят постарше побежала курить за угол… На крылечко вышли девочки в коричневых платьях и черных фартуках…

– Гера, ты чего? – потряс меня за руку Стариков. – По школе заскучал? Ностальгия замучила?

– Ага, – сказал я.

Мне казалось, что я нахожусь внутри «Ералаша». Или фильма про приключения Электроника. В общем, чувство нереальности происходящего крепко взяло меня за жабры, голова закружилась, и я попытался прийти в себя, глубоко вдохнув и медленно выдохнув воздух.

– Тебе что – плохо? – Женёк участливо заглядывал в глаза. – Давай вон присядем в тенечке, около подъезда. Времени у нас вагон, никуда эта Миронович не денется.

– Башка трещит – спасу нет, – сказал я. – Давай и вправду посидим, воздухом подышим.

Я сидел на лавочке и думал, что, пожалуй, самым странным во всей этой суматохе на школьном дворе было отсутствие грохота басов портативной колонки и прямые взгляды школьников: они смотрели друг другу в глаза, и ни один из них не пялился в смартфон. У меня даже рука дернулась к карману – проверить, что там пишут, полистать ленту…

От Старикова это движение не укрылось, он удивленно поднял бровь но ничего комментировать не стал: Женёк признавал право каждого на своих, личных, прикормленных тараканов.

– Слушай, – сказал я. – А давай зайдем в библиотеку. Тут вроде недалеко? Возьму что-нибудь свежего почитать.

Глава 8, в которой встречается детский кошмар

Я совсем не удивился, когда на огороде у Езерской увидел еще и Анатольича. Он любил всякие подработки: там траву покосит, здесь дров поколет, в другом месте – забор поправит. Рублик к рублику – и получалась у товарища Сивоконя приличная заначка, к которой жена не имела никакого отношения. В общем, Юрий Анатольич был умный, а Герман Викторович – дурак, потому как один работал за деньги, а второй за еду, но кормили обоих одинаково.

Светило обманчиво теплое майское солнышко, по небу пробегали кудрявые облачка, пахло коровьим дерьмом, а из радиоприемника раздавался жизнерадостный голос Эдуарда Хиля, который пел про потолок ледяной – совершенно не по погоде.

Внося при помощи четырехзубых вил угнаенни у глебу, то бишь удобрения в почву, я думал о том, что зря занимаюсь износом белозоровского организма. Гера был парнем спортивным, атлетичным, почти не пьющим и совсем не курящим, дома у него имелись пудовые гири, литые гантели и штанга с набором блинов на пять, десять и пятнадцать килограммов. А я, понимаешь, вселился на всё готовенькое и завел моду хлебать коньяк изо дня в день. Нужно было начинать следить за здоровьем – несмотря на уверенность в том, что до семидесяти лет не видать этому мутанту-полешуку ни онкологий, ни диабетов с гепатитами, ни сердечно-сосудистых заболеваний, которые выкашивают нашего брата-мужика целыми батальонами.

Теперь дурной алкогольный пот выходил наружу, и я снял майку и замотал ее на голове – как незабвенный палестинский лидер Ясир Арафат.

– А и здоров же ты, Гера! – сказал Анатольич, вторя моим мыслям.

– А толку-то? Вон, вы даже не вспотели, бегаете себе аки сайгак по огороду, а я как мышь мокрый и язык на плечо…

– Так то всё с опытом, с опытом! Не размахивай вилами, экономно двигайся, на пупа не бери… – Так мы и работали.

Я время от времени отвлекался, поглядывая на радиоантенну, которая торчала у дома Езерских. Отец Ариночки Петровночки был заслуженным учителем физики, радиолюбителем, общался со всем миром – говорят, даже из Австралии ему открытки приходили и из Японии. Антенна напоминала башни ПБЗ из фильма «Обитаемый остров» по повести братьев Стругацких или выжигатель мозгов из «S.T.A.L.K.E.R» – разлапистая, на телескопической мачте, гигантских размеров. Не знаю, как поживала в двадцать первом веке Арина Петровна, но старик Езерский помер в 2015-м и преподавал еще в те года, когда я учился в школе. Среди учеников про него ходили легенды. Честно говоря, я и на эту огородную каторгу согласился, держа в уме мысль о том, что могу с ним пообщаться – очень меня интересовал вопрос кустарной сборки металлоискателя.

Моховские курганы и варяжский военный лагерь я знал не то чтобы как свои пять пальцев – но довольно неплохо. Довелось в студенческие годы помахать лопатой на раскопках… И хорошо помнил рассказы бывалых археологов о том, что две самые крупные и дорогие находки – горшки с серебряными шейными гривнами, браслетами и монетами – были найдены на глубине не более полуметра. Так что за сутки-двое поисков я вполне мог разбогатеть… Нужно было только залегендировать свой туда поход, и тут мне должны были пригодиться налаженные контакты с БООРом. Притвориться охотником для того, чтобы держать дома оружие – что может быть логичнее?

Петр Ефимович Езерский присоединился к нам почти сразу, и его худая фигура с вилами маячила в конце огорода, ветер надувал рубаху пузырем и трепал тронутые сединой волосы. Я надеялся подкатить к нему с этим вопросом за обедом, который уже соображала Арина на летней веранде.

Мужик цыганистого вида пригнал к воротам телегу, в которую была впряжена понурая коричневая лошадка со светлой гривой. На телеге лежал еще один мужик, похожий на первого как две капли воды, стальной плуг и торба с зерном для конячки. Пока они распрягали животину и цепляли плуг, мы закончили с навозом. Теперь он лежал тонким слоем на всех двадцати сотках участка Езерских и ждал своего часа.