Аквамарин (часть 2): по моим правилам

– Что-то у меня нехорошее предчувствие, белоснежка… - тихо и невероятно горько произнес он так, что Лив вздрогнула. – Может, ты лучше не будешь ничего говорить, а…

– Ну уж нет. – жестко отчеканил голос Джонни позади, заставив Оливию прийти в себя и вернуться, все-таки, мыслями к тому, что необходимо было сделать сейчас. – Она должна расставить все по своим местам.

Лив мельком оглянулась на него, чувствуя, как бушует грозный океан внутри нее: с одной стороны, она так хотела броситься к нему в объятия, вернуть того, прежнего Джонни-весельчака и игривого, обаятельного хулигана, который любил ее, как никто другой, а с другой стороны, она невозможно сильно злилась на него за то, что он все еще не верил ей, мучал ее, заставлял умирать ее сердце каждый вечер, когда она оставалась в своей спальне одна… А после сокрушительного, трагичного поражения с Эрнесто, в ее сердце появилась и бешеная усталость от всех этих переживаний и бессмысленной муки.

Она вздохнула и снова посмотрела на Макса.

– Макс. Я люблю тебя. И это нельзя изменить, нельзя выключить, нельзя остановить, как какой-то идиотский бразильский сериал… - она выдохнула, чувствуя, как горят ее щеки, как в груди все сжимается от боли, от того, как он отчаянно и обреченно смотрит на нее, все еще сохраняя маленький, трепещущий лучик надежды, что может быть, все-таки, он сможет быть счастливым… Этот лучик уничтожал ее прямо сейчас, Лив сходила с ума от ужаса того, что испытывает… Будто часть сердца грубо вырывают из груди и куда-то отбрасывают, не задумываясь о том, сможет ли она жить только с половиной сердца… - И ты знаешь это, знаешь, как ты на меня действуешь, понимаешь, что я чувствую, когда ты смотришь на меня или прикасаешься ко мне… И я наверняка была бы с тобой столько, сколько позволила бы мне моя жизнь, и была бы безумно счастлива, но… - она с трудом глотнула воздух и посмотрела на свои дрожащие ладони, чувствуя, что в любую секунду может разрыдаться. – Но я не могу без него… Понимаешь? Я не могу без него спать, не могу есть, не могу дышать, я будто умираю с каждым днем, и все во мне меняется, от бешеной ненависти к себе до полного безразличия, и… - она опустила глаза и обхватила себя руками. – И мне не важно, простит он меня или нет. Если я не буду с ним, значит, не буду ни с кем. Мне… ужасно… жаль… - шепотом выдохнула она, наконец, посмотрев в его глаза и ощущая первые слезы на своих щеках, понимая, какую боль причиняет ему, понимая, что ему теперь придется переживать, пытаясь жить дальше после того, как он снова потерял ее, пытаясь найти смысл в чем-то другом, а может, в ком-то другом… Но Лив и сама понимала, что никто никогда не может сравниться с тем, кого ты действительно любишь, никто никогда не заменит волшебство прикосновения к тому, чье сердце бьется в унисон с твоим, к тому, о котором ты думаешь каждую секунду, каждый миг на этой земле, который делает тебя и твое существование особенным… Счастливым. Она видела все это сейчас, в его глазах, наполняющихся болью с каждой секундой понимания того, что произошло, будто уносящихся от нее в мир своего страдания, но, по-мужски, не желающих показать свою разбитость, свою подавленность и безрассудное отчаяние, а вместо этого, героически стойко продолжающих сдержанно смотреть на нее, после чего он кивнул и тихо, с огромной горечью произнес:

– Я знал это, белоснежка. Знал еще в прошлый раз. И… - он тяжело вздохнул, но нашел в себе силы продолжить. – И я уважаю твой выбор. – он подавленно отвернулся к окну, пытаясь перенести внутри себя повторный отказ любимой женщины, той, что изменила все внутри него и все его представления о жизни и людях, которые он имел до встречи с ней.

Лив тяжело выдохнула и, вытирая слезы ладонями, посмотрела на Аврору, в глазах которой веселилось не просто бешеное ликование, а еле сдерживаемый крик восторга и радости. Будь ее воля, подумалось Оливии, она бы станцевала кадриль прямо на этом, залитом кровью колумбийских наркодельцов, полу. Ее взгляд немного остудил разгоряченные нервы Лив, и та, усмехнувшись, жестко проговорила:

– Теперь ты, надоедливая цапля. – ею завладело возмущение. – Ты же любишь Макса! Какого черта тогда ты лезешь к этому индюку с мордой Терминатора?!? – вскричала она, указав на Джонни, который вдруг почти совсем, как раньше, тепло ухмыльнулся. – Ты думаешь, что сможешь заставить его ревновать тебя? Так сперва ты должна хотя бы нравиться ему, брюнетка! Стань уже нормальной девчонкой, в конце концов! Я же тебе говорила, что пока ты будешь играть популярную у всяких падких на тонкие, костлявые мощи тигров, дикую кошку, он ни разу не посмотрит на тебя! Снимай уже маски, дурында, и становись самой собой! И кстати, - подумав, вдруг вспомнила Лив, глядя на недовольно вспыхнувшую, хмурую Аврору, - что ты делала в его машине в ту ночь, когда мы поссорились?? Если ты утешала его привычным для себя способом…

Аврора насмешливо расхохоталась, а Джонни вдруг спокойно заявил:

– Успокойся, Лив, ничего не было. Я подвез ее до бара, после чего поехал по своим делам, вот и все.

Лив резко обернулась к нему, пылая яростью и жаждой исколотить его прямо здесь и сейчас, чтобы этот пес-барбос умолял ее остановиться со слезами на глазах… Она не замечала, что он совсем иначе смотрит на нее, внимательно, проницательно, с нежностью и жадностью изучая ее лицо и слушая с невероятным восторгом каждое ее слово… Не видела огонь зеленых глаз, ласково и с глубокой болью, запрятанной под спокойствие и безразличие, под уверенность и мужество, оглядывающих ее всю целиком, неотрывно, жадно, с ужасной тоской…

Ах, как она злилась на него!!! Просто бешеный вихрь в ее голове, огненный котел с кипящей яростью, проливной дождь зла и боли… Убила бы, убила бы прямо здесь за то, что любила, за то, что не верил, за то, что не приходил в больницу, за ослиное, тупое упрямство!!!

– Ну и, наконец, ты, тапир безмозглый… - прошипела Лив, подлетев к Джонни и, сияя огнем разрушительного гнева, ткнула его пальцем в грудь. – Если твоему скудному, треугольному, потерянному в пустоте черепной коробки, умишку не дано понять, как сильно я люблю тебя, то тебе надлежит навсегда убрать свою самодовольную, Казанова-образную, отвратительную улыбку и пойти в задницу, потому что я чертовски устала доказывать тебе, что и тогда, и сейчас, я выбрала и всегда выбираю тупого прилипалу со сквозняком в голове и болтающимся на веревочке крошечным шариком, именуемым головным мозгом, вместо потрясающего, мужественного, красивого и сильного мужчины, который, правда, тоже умеет изрядно потрепать нервы и как следует взбесить… - она бросила беглый взгляд на Макса и снова обрушилась волной безумия на Джонни, который, мягко говоря, был в веселом изумлении. – Я вечно спасаю тебя, думаю о тебе, рискую своей жизнью ради твоего дыхания и готова на все, даже на унизительную беготню к твоему дому и выслушивание лестных комментариев твоей мамочки в мой адрес… Но ты не поверишь, дубина, как я чертовски устала от боли, ну просто сил моих больше нет! Особенно после того, как я попыталась сделать хоть что-то в этой жизни, ради чего могла назвать свое теперешнее существование не бессмысленным, но не смогла сделать ничего для этого человека, для которого могла стать чем-то новым, изменить его жизнь, да и мою, к лучшему, доказать ему правильность собственной веры в любовь и семью… Он не поверил мне, да и я, признаюсь, сама не очень-то теперь верю во все эти красивые слова, а посему, и ты, Джонни, катись к дьяволу и забудь дорогу в мою квартиру, потому что на этом моя беготня и бессмысленные телодвижения, направленные на хоть малейшее исправление ситуации, закончились!!! Больше не могу, не могу! Черта с два, придурок!!! И, между прочим, - гневно добавила она, испепеляя мужа грозовым, но от этого, не менее уставшим, взглядом, - ты тоже целовал меня, когда я встречалась с Максом, так что вы квиты!

Лив перевела дух, оставшись довольной своей речью, а Макс резко развернулся и уставился на Джонни ошарашенным и возмущенным взглядом, говорившим только о том, что когда его голова закончит обрабатывать полученную информацию, тело двинется на бывшего друга и убьет его одним точным ударом в висок.

– Что??? Что она сказала?!? Ты… ты целовал ее, когда мы были вместе?!? Целовал мою женщину?!? Поверить не могу!.. – прогрохотал он, медленно, грозно двинувшись на Джонни и излучая сумасшедшую злость.

В глазах ни на йоту не испугавшегося Джонни мелькнуло чувство вины, скрывшись за широкую спину игривого огонька, и он примирительно поднял руки, расслабленно глядя на того, кто хотел самым эффектным образом приложить свой кулак к одному из двух сияющих зеленых глаз:

– Эй, Максик, расслабься, это был дружеский поцелуй! Дружеский!! И мы с Лив тысячу раз это…

Оливия, которая в это время устало устраивалась на диване рядом с креслом Авроры и с большим старанием пыталась дотянуться до своей начатой бутылки вина, вдруг фыркнула, громко заявив:

– Ой, да брось заливать, Джонни! Мы оба прекрасно знаем, что это был за поцелуй! Никакой дружбой там даже не пахло…

Аврора с неподдельным интересом следила за развитием событий, удивленно поглядывая на угрюмую, мечтающую утопиться в бутылке с вином Лив и двух, распушивших перья, петухов, готовых заклевать друг друга до полусмерти, ну или, на крайний случай, выжечь позорное клеймо друг у дружки на лицах пристальными, немигающими взглядами разъяренных глаз.

Лив уже отключилась от происходящего, улетев в тоннель своих черно-серых, невеселых мыслей, и до нее долетали только обрывки фраз:

– …проклятье, зачем ты это сделал?!? Я же предупреждал тебя насчет нее…

– Да там и поцелуя-то практически не было никакого!.. Так, полсекундочки, и она сразу уснула…

– Что?!? Так если бы она не уснула, ты бы…

– Да успокойся ты, ничего бы я с ней не сделал! Мы были друзьями, ты что, забыл??? И кстати, наш невинный и едва заметный поцелуй ни в какое сравнение не идет с тем, как ты целовал ее тогда ночью!!!

– Черт возьми, да если бы я знал, что ты натворил тогда, то сделал бы с ней кое-что более прекрасное, чем просто поцелуй!

– Ну значит, тебе повезло, что ты о нем не знал, иначе до этого момента времени ты бы не дожил, Макс, гарантирую…

Спор становился все горячее, неизбежно, как и все споры, вставая на ступеньку бесконечно вращающегося замкнутого круга, но Лив уже ничего не слышала, опустившись в собственную вакуумную комнату пустоты и подавленности. Аврора скептически покачала головой и с насмешкой проговорила:

– Ставлю пять баксов на то, что они сейчас устроят тут пластилиновые бои.

Лив на секунду вынырнула из себя и ухмыльнулась, поглядев на продолжающих орать друг на друга Джонни и Макса.