Аквамариновое танго

– Вы говорите о нем так, словно он еще жив, – пробормотал Жан, не сводя с нее глаз. – Значит, это не Антуан Лами. Тогда кто?

Без стука растворилась дверь, и на пороге показался министр.

– Госпожа баронесса, – церемонно проговорил он, – вас просят подойти к телефону. Кажется, это ваша дочь. У нее для вас важные новости.

Глава 22 Стакан воды

– Месье Бросс дома?

Прежде чем ответить, консьержка смотрит на часы.

– Половина десятого… Бар «Солнце» закрывается в десять. Он возвращается после закрытия. Что-нибудь передать ему, мадемуазель?

– Нет, – отвечает Ксения, – я попытаюсь сама его найти. Значит, он должен быть в баре?

– Да. Не то чтобы он пил там целыми днями – просто общается с другими ветеранами или такими же бедолагами, как и он. Хозяин бара потерял ногу в Бельгии…

– Благодарю вас, мадам.

– Будьте осторожны, – говорит консьержка на прощание. – Район у нас неспокойный, на прошлой неделе до полусмерти избили одного… Впрочем, ходят слухи, что он наркотиками торговал…

– Простите, совсем забыла спросить, – говорит Ксения. – Как пройти к бару?

Консьержка углубляется в объяснения. Можно по этой улице и свернуть направо… А можно прямо до площади, и налево…

Ксения не любит путаных объяснений. Ей кажется, что проще будет найти бар самой, чем терять время с консьержкой. Тем не менее девушка благодарит старую даму и возвращается к машине.

– Бросса нет дома. Пойду искать его в бар, где он проводит все дни.

– А это благоразумно? – спрашивает Бланш.

Благоразумно – вот еще одно слово, которое Ксения не выносит.

– В таких кварталах, как этот, – говорит Эрве, – ночью не слишком безопасно. Да еще на машине…

Однако у Ксении, которая видела вблизи кровопролитную гражданскую войну, другое представление о том, что безопасно, а что нет. В любой точке Парижа в любое время суток она не боится никого и ничего.

– Вы тоже так думаете, Габриэль? Да? Ну так оставайтесь здесь и стерегите машину, а я пойду в «Солнце»…

– Что Габриэль? – возмущается маленький фотограф. – Я и слова не сказал!

Но Ксения, воинственно стиснув дамскую сумку, уже удаляется, и даже на ее спине написано, что спутники смертельно ее обидели.

– Какая она странная… – нерешительно говорит Бланш.

Но тут Габриэль распахивает дверцу, вылезает на тротуар и отправляется следом за Ксенией. И пока Эрве размышляет, последовать ли его примеру, Бланш тоже покидает теплое нутро автомобиля, пахнущее бензином.

Впрочем, она делает это вовсе не ради Ксении, а потому, что Габриэль удаляется. А Бланш ужасно не хочется оставлять его наедине с дочерью баронессы Корф.

Ксения дошла до конца улицы и задумалась, куда идти дальше. Тут она поймала себя на том, что начисто забыла объяснения консьержки. Такое с Ксенией нередко случалось, когда она сердилась.

– Эй, красавица! Не хочешь поразвлечься?

От стены отлепилась тень и оскалила зубы. Ксения молча сделала шаг в сторону.

– Ну не хочешь, как хочешь, – лениво процедила тень и снова ушла в стену.

Ксения свернула направо, на узкую безлюдную улочку и ускорила шаг. Было уже почти темно. Половина фонарей не горела, и внезапно в сумеречном пространстве между двумя фонарными столбами Ксения увидела нечто, что заставило ее застыть на месте. Человек в плаще тяжелой тростью методично избивал кого-то, и этот кто-то был несчастным, беспомощным калекой без ног, на старой инвалидной коляске. Судорожно всхлипывая – очевидно, у него уже не было сил кричать, – он поднимал руки, пытаясь заслонить от ударов голову, а человек бил и бил его, хладнокровно и жестоко…

– Стой! – пронзительно закричала Ксения, сунув руку в сумку. – Стой, сволочь!

Она так растерялась, что от неожиданности перешла на русский. Преступник, вздрогнув, обернулся, и в следующее мгновение, выхватив из сумки револьвер, Ксения выстрелила. Ею владела только одна мысль – убить, убить эту мразь, которая по ночам нападает на беззащитных калек… Но тут откуда-то сзади вылетела Бланш и с воплем толкнула ее руку. Пуля, которая должна была попасть в грудь нападавшему, ушла в сторону.

– Пусти, идиотка!

Ксения отшвырнула Бланш так, что та упала на тротуар, но эти короткие мгновения решили все. Преступник метнулся в сторону и прежде, чем Ксения успела выстрелить второй раз, скрылся за углом дома.

– Что тут происходит? – К Ксении подбежал Габриэль Форе. Он увидел Бланш, которая с выражением ужаса на лице сидела на тротуаре, и подал ей руку, помогая подняться. – Вы стреляли? Боже мой!

– Какого черта вы мне помешали? – накинулась Ксения на дрожащую Бланш. – Кто вас просил?

– Вы чуть не убили человека! – лепетала та, прижимаясь к фотографу. – Вы… вы… Видели бы вы свое лицо!

Ощущая холодную, бессильную ярость и непреодолимое желание высказать этому безмозглому созданию все, что она о нем думает, Ксения убрала револьвер и поспешила к инвалиду. Голова у него была разбита, по лицу текла кровь, рука, судя по всему, была сломана. Он тихо стонал.

– Мсье Бросс? – спросила Ксения. – Вы Жак Бросс?

Раненый поднял голову.

– А вы кто, ангел? – пролепетал он. И вслед за этим потерял сознание.

К Ксении подошли Габриэль Форе и Бланш, а через несколько мгновений появился запыхавшийся Эрве.

– Что случилось? Я слышал выстрел! Кто стрелял?

– Она, – прошептала Бланш и расплакалась, уткнувшись лицом ему в грудь.

– Надо вызвать врача, – сказала Ксения, поворачиваясь к своим спутникам. – Это Жак Бросс, и его едва не убили.

– Кто? – спросил Форе. – Неужели… – он не договорил.

Ксения почувствовала, что только что наступила на какой-то скользкий металлический предмет. Наклонившись, она увидела, что на тротуаре лежит тюбик помады, и стала рыться в сумочке, выискивая платок. Как назло, он куда-то делся.

– Габриэль!

– Да, мадемуазель?

– У вас есть платок?

– Э-э…

– У меня есть, – вмешался Эрве, протягивая ей платок. – Вы что-то нашли?

– Тюбик с помадой, – отозвалась Ксения. – Спорим, что она окажется ярко-красного цвета?

Она осторожно открыла его, и остальные смогли убедиться, что Ксения права.

– Я не понимаю… – несмело начала Бланш.

Ксения поднялась на ноги.

– Вы глупое никчемное создание, – презрительно бросила она в лицо опешившей девушке. – Если бы вы не толкнули мою руку, я бы застрелила маньяка, и все было бы кончено. Но вам захотелось поиграть в героиню, и теперь все, кого убьет этот ненормальный, будут на вашей совести.