Аквариум

В квартире старой дамы собирали вещи. Женщина примерно моего возраста поправила на плечах светло-голубую вязаную кофту с золотыми пуговицами, словно ей стало холодно при взгляде на предметы, которые предстояло упаковать. Она и молодой человек, скорее всего ее сын, бродили по квартире и, казалось, не могли решить, за что взяться сначала: за белье, посуду или просто что-нибудь выпить. Квартира походила на зал ожидания: вся мебель сдвинута, ковры скатаны. Грустная картина. Только позавчера старушку увезли, и вот уже стирают ее следы. Даже если она жива, для этой квартиры ее больше не существует.

Я смотрел на них, но не мог успокоиться, взгляд мой все время взлетал вверх, к окнам Джун — она опять что-то печатала, возле компьютера стоял бокал с вином. Может, она слишком много пьет? Пошла в мать? Правда, до сих пор я не замечал, чтобы она злоупотребляла спиртным, по ней не чувствовалось. С другой стороны, разве можно понять, что человек пьян, если он в инвалидной коляске? Шатает ведь, когда стоишь на ногах.

Молодой человек тем временем раскрывал принесенные коробки, а женщина мужественно выдвигала ящики комода, на котором мне когда-то привиделись любовные игрища итальянки и «спортсмена».

Мне вдруг вспомнилось, что написала обо мне Джун: «Ты хочешь оставаться невидимкой даже в словах?» Разве не о том же самом говорила и Шейри? «Ты это имел в виду? Ты видишь меня, я тебя не вижу, ведь верно?» У меня что, на лбу написано желание видеть других, оставаясь в тени? И откуда обе они это узнали?

Вдруг я осознал, что мысленно наделил Джун голосом Шейри. Вопросы хозяйки «аквариума» звучали у меня в голове так, словно их задавала Шейри. Может, спросить у нее номер телефона и поговорить с ней? Нет. Этого я не хотел. Телефон — не такая уж приятная вещь. С его помощью люди, подобные Матиасу, пробираются к тебе в душу прежде, чем ты успеешь захлопнуть дверь. А люди, похожие на Сибиллу, за простой фразой «У меня сейчас запись в самом разгаре» слышат: «У меня сейчас секс в самом разгаре». Телефон — инструмент террора.

Как дела у Аннергет? Осталось у нее хоть что-нибудь, ради чего стоит жить? Друг? Просто приятели? Те, кто в ней нуждается? Не звучит ли в тишине и ее дома отчаяние?

Почему-то я был уверен, что старая дама умерла. Двое визитеров спокойно ходили по квартире. От их первоначальной робости не осталось и следа, теперь они усердно разбирали ее вещи. К ним на помощь пришла итальянка.

Я вспомнил, что у меня есть небольшая программа «Токер»,^[18] которой я до сих пор не находил применения. Но сейчас она, кажется, могла пригодиться. Я запустил программу и изучил вводную часть. Сначала следовало зарегистрироваться самому, потом предложить сделать это собеседнику, и тогда, выйдя в Сеть, вы могли общаться в реальном времени.

Я не стал сразу же высылать Джун приглашение, — не хотел ей мешать. «Может, напишу сегодня ночью, а может — завтра», — сказано в последнем письме. Что ж, заслуживает уважения. В вечернем небе огромное ярко-красное пятно с узкими полосками сиреневого и пурпурного постепенно через фиолетовый, серо-синий и серый сливалось с черной полосой. Нет, не черной. Просто темной. Никакой. Только снизу подсвеченной миллионами городских огней.

Джун печатала, и я видел ее лицо в бледно-голубом свете экрана. Интересно, свет она выключила из-за меня? Не хочет, чтобы я ее видел? Я решил больше на нее не смотреть, но к окну по-прежнему подходил каждые несколько минут. Ну конечно, она просто забыла включить свет — слишком погружена в свое занятие.

Люблю компьютерные новинки. Когда появляется что-нибудь впервые, мне тотчас же хочется поставить это на свой диск. Я сел за компьютер, подключился к Интернету и стал блуждать по сайтам с предложениями новых бродилок, игр, бесплатного и платного программного обеспечения. Пару раз мое увлечение уже приводило к серьезным последствиям для компьютера, но я ничего не мог с собой поделать. Когда прозвучало «арпеджио», я скачивал очередную совершенно ненужную программу, «штопающую бреши» в защите, с нетерпением ожидая конца загрузки. Джун написала: «Это слишком долгая история. Лучше просто поговорим. Давай?»

Мой ответ был краток: «Как тебя понимать? Ты приглашаешь меня к себе?»

Потом прочитал: «А ты этого хочешь?»

И написал: «Не знаю».

Джун проявила осторожность: «Зато я, кажется, знаю: не хочешь. Меня вполне устраивает, что я тебя не вижу. Но ты можешь себя описать».

От меня немедленно поступило предложение: «Можно выйти в чат и пообщаться в реальном времени. У меня есть программа. Хочешь?»

И прочитал: «Давай скорее!»

Следующие полчаса мы потратили на установку и запуск программы, поэтому наша переписка больше напоминала горячую линию «Майкрософт». Но потом, когда все наконец заработало, засветился значок, показывающий, что Джун в Сети, и я открыл соответствующее окно.

Барри. Ура, все работает!

Джун. Опиши себя.

Барри. Я уже старый, мне сорок шесть. Темные волосы, карие глаза, рост — метр восемьдесят два. Достаточно?

Джун. Худой? Толстый? Серединка на половинку?

Барри. Скорее худой, мне по крайней мере так кажется.

Джун. Кажется?

Барри. Хорошо, худой.

Джун. Особые приметы?

Барри: Никаких, за исключением тех, что убираются посредством бритья.

Джун.?..

Барри. Волосы на ушах. Каждые несколько недель отрастают снова. Боюсь, когда-нибудь отрастут до плеч.

Джун. Старый?

Барри. Я уже сказал.

Джун. Ну, твое описание оставляет желать лучшего.

Барри. Да, я не похож на Дэвида Хассельхоффа.

Джун. Значит, поверил?

Барри. Конечно. А что? Ты наврала?

Джун. На самом деле это был Патрик Суэйзи.

Барри. Так ты еще и врешь?

Джун. Иногда. Когда это ничему не вредит.

Барри. Впрочем, разницы я не вижу. Хотя не слишком хорошо их помню. А разве Хассельхофф и Суэйзи — это не один и тот же человек?

Джун. Хи-хи. Почти. Но только почти.

Барри. Все равно я не похож ни на одного из них.

Джун. Похоже на правду.

Мне хотелось спросить ее еще о чем-нибудь, чтобы только не прерывать нашу «перестрелку», но ничего не шло в голову. Раньше я заходил на разные чаты просто понаблюдать, как выпендриваются другие. А если и влезал в беседу, то чаще всего с какими-нибудь мелкими уточнениями или вопросами, не возбуждавшими особого интереса. Об этом свидетельствовали односложные ответы: долгий разговор не завязался ни разу. Может, я просто не нашел своего чата? Там, куда я заглядывал, некто непременно оповещал остальных, что чувствует себя совершенно разбитым после одиннадцати часов на работе и считает оставшиеся до отпуска дни; иногда кто-нибудь интересовался мнением собеседников о том или ином фильме.

Несколько минут я сидел у экрана, не отвечая.

Джун. Эй, ты здесь?

Барри. Прости. В голову лезут глупые мысли. Ты хотела о чем-то спросить?

Джун. Ты любишь музыку? Я спрашиваю потому, что считаю: работников шоколадной фабрики должно тошнить при одной мысли о сладком. Наверное, за свою жизнь ты наслушался музыки по самое «не могу»?

Барри. К счастью, ты ошибаешься. Я все еще слушаю музыку. Но между делом — никогда.

Джун. Если так, значит, тебе противопоказаны магазины. И общественные туалеты, а лифтом пользуешься только в дешевых гостиницах. Думаю, таких теперь не осталось.