Аквариум
Шрифт:
– Пожалуйста, дайте мне позвонить, поговорить. С Вашего телефона, я даже на номер смотреть не буду. Мне это надо! Дочери моей, внучке Вашей, это надо! По-человечески прошу...
Она опять помолчала, раздумывая, потом вдруг спросила:
– А ты сейчас не пьёшь?
– Нет.
– Давно?
– Второй месяц пошёл. Я в больнице лежал.
Наконец смягчилась:
– Хорошо. Позвонишь. Да куда ты вскочил-то?! На часы глянь, у них там ночь ещё! Давай хотя бы часика через два... Иди вон пока в зал, телевизор включи или поспи, я не знаю. Успокойся для начала, а то вон аж подпрыгиваешь. Попозже позвоним...
***
–
– голос бывшей жены холодный, подозрительный и заранее враждебный.
Тёща стоит рядом, скрестив руки на груди. Сначала недолго разговаривала она за закрытой дверью, видимо, для того, чтобы предупредить любимую доченьку, с кем ей сейчас предстоит беседовать.
– Здравствуй.
– сказал Егор.
– Что у вас там происходит?
– У нас все нормально.
– То есть, мне звонит моя дочь и просит ее забрать - это все нормально?!
– он завёлся с полоборота, проигнорировав строго поднятый тёщин палец.
– За четыре месяца - ни одного звонка, ни одной сраной эсэмэски, вообще, ничего - это тоже, блин, нормально?! У тебя хоть какие-то остатки совести остались, вообще?! Она - все, что у меня есть в этом гребанном мире, а ты не даёшь нам общаться! Это подло и жестоко! Каким бы я плохим не был, я такого не заслужил, а уж, тем более, она! Мне по барабану до твоей новой личной жизни, я туда не лезу и не хочу. Я переживаю из-за дочери!!!
– Будешь так орать, телефон выключу.
– Почему она плачет?! Как она там вообще живет? Ты же её мать, почему ты допускаешь, чтобы твой ребёнок страдал?
– Егор, - усталый вздох.
– Никто не страдает. У неё все хорошо. Просто вчера было плохое настроение...
– Не верю! Дай ей телефон.
– Ее рядом со мной нет.
– А где она?
– Да какая тебе разница, я не пойму?! Ты что, в суд не ходил до сих пор? Ты ей теперь - никто!
– Я ее отец.
– сжав зубы проскрипел Егор, изо всех сил пытаясь снова не сорваться на крик.
– И, если ей плохо, мой долг ей помочь. Пожалуйста, дай ей трубку, или пусть хотя бы потом перезвонит. Ради всего того хорошего, что у нас было... Я же тебе не враг, за что ты так со мной?
Тёща смущенно отвернулась. В трубке повисла напряженная тишина, потом долгий выдох, и жена снова заговорила. На этот раз без враждебности, даже каким-то примирительным тоном:
– Егор... Прости меня. Наверное, я на самом деле была слишком жестока к тебе, но и ты-то тоже не ангел. Далеко не ангел. Я обещаю тебе подумать и принять решение. Может быть, будете созваниваться...
– Может быть?!
"Пипец! Да за что такое унижение?! Она меня человеком-то хоть считает или нет?"
– Успокойся, пожалуйста, и послушай. Первое - у нас все... Хорошо... Нормально. Какой бы сукой ты меня там не представлял, дочь я в обиду не даю... Просто ей сложно адаптироваться, да и по тебе скучает. Признаюсь, не думала, что она тебя так любит. Сначала я очень злилась на тебя, но сейчас слышу, что ты правда очень переживаешь. Тем более, мама сказала, что ты бросил пить... Поэтому, обещаю тебе ещё раз, что подумаю.
– О чем? О звонке раз в месяц?
– Не перебивай! Второе - на Новый год мы приедем к маме на все праздники. Увидишь, поговоришь, может быть даже погуляете. Только я сначала на тебя внимательно посмотрю.
Егор ошарашенно молчал. Чувства внутри разделились на две половины. Дикая радость от того, что через
какие-то полторы недели он увидит свою дочь и бешенство от слов жены, которая наставляла ему рога, а сейчас менторским тоном поливает его говном и рассуждает, достоин ли он теперь общения. Первое все-таки пересилило, и Егор молча протянул телефонную трубку теще, решив заткнуться. Все, что он мог бы сейчас сказать, полностью развалило бы настроенный только что контакт с бывшей супругой.Тёща взяла телефон и снова скрылась в коридоре, плотно закрыв дверь. Сейчас будет сама все выяснять. Выясняла минут пятнадцать. Вернулась хмурая и задумчивая.
– Приедет - устрою ей допрос с пристрастием! Все у них хорошо, Европа, а внучке трубку дала, та чуть не плачет...
– Так значит все-таки рядом была?
– спросил Егор.
– Была.
– она помолчала, потом снова как-то необычно посмотрела на него.
"Ей, что меня жалко? Нет уж, мне такой жалости даром не надо!" - подумал Егор.
– Ладно, потерпи. Приедут скоро.
– мягко проговорила теща.
– Завтракать будешь? Сосисками одними небось питаешься, вон тощий какой.
– Нет, спасибо, я пойду.
Встал, вышел в коридор, оделся. Уже в дверях вдруг обернулся к бывшей теще и сказал:
– Спасибо... И, вообще, я на самом деле не такой плохой, как она Вам про меня рассказывала.
Та посмотрела на него долгим взглядом, потом кивнула:
– Давай. До встречи... И держись там...
На улице немного потеплело, и снова пошел снег. Плотный, пушистый, вихрящийся в порывах поземки. Все вокруг было белым и чистым. Как в детстве. Крупные падающие снежинки всколыхнули в памяти Егора какие-то образы из забытого ночного сна, он попытался уцепиться за них, но ничего не вышло. Что ему приснилось сегодня ночью, он не помнил.
"Ну и ладно! Зато, через десять дней Новый год. Через десять дней я увижу свою дочь! Обниму, поцелую, поговорю... Главное - продержаться, главное - не сойти с ума и не сорваться в запой".
– подумал Егор и пошел домой. Пешком. Десять километров по такой погоде только в радость.
Шел, старательно обходя районы, в которых его могло начать пробивать галлюцинациями, остерегался близости магазинов сети Шестерочка, старался думать только о дочке, не обращая внимание на пчел, гудящих в голове.
Выйдя на широкий тротуар Столичного шоссе, Егор огляделся вокруг. Все. Рабочий день начался. Пробки в четыре ряда, народ на остановках, гудки, мат. Обычное утро. Обычный мир...
"Продержусь!" - бодро сказал он сам себе и зашагал, лавируя в потоке пешеходов. И тут же под лопатку словно воткнули ледяную длинную иголку, да так резко и неожиданно, что Егор споткнулся и чуть не упал. С трудом сохранив равновесие, огляделся. Нет. Никаких страшилищ. Та же зима, тот же снег, те же люди, сбившись плотной кучей, ждут автобус на той стороне проезжей части...
А между ними, смотря желтыми глазами в самую душу Егора, застыл высокий серый силуэт, похожий на четырехметровый вопросительный знак. Очертания колеблются, вытянутая голова возвышается над козырьком остановки, торчит горбатая спина...
Сердце екнуло и начало проваливаться куда-то вниз. Егор обернулся и тут же заметил еще двоих. Один стоял сзади, метрах в двадцати, на той же стороне дороги, второй маячил чуть дальше, в самой гуще потока машин, которые проезжали прямо через его дрожащую в воздухе фигуру.