Аквариум

Руки...

Борода, Светик, Бабушка, Валуев и Чапай. Кто из них? На крестах не написано. В душе проскочила подленькая надежда, что первый и последний из перечисленных - здесь, под землей. Просто, Чапая хорошо узнать я толком не успел, а Командира недолюбливал всегда. Тем более, в свете информации, сообщенной мне про него Лешим, он как бы уже был наполовину мертв. Конечно, я не желал им смерти, но, если бы чисто гипотетически пришлось выбирать... Свету, Валуева и Бабушку я считал своими друзьями, а вот двух оставшихся - просто партнерами по выживанию. Так что, не стоит кривить душой, приоритеты я для себя расставил.

Печально... Ладно хоть только трое, и похороненные, как надо. Значит не Борода обратился и всех порвал, чего я опасался, идя сюда, тогда бы могил точно не было.

Мы с Настей стояли на вершине склона. Вокруг ни души. За спиной - молчаливый строяк, перед нами широкая панорама Реки, пивзавод и ГРЭС. И бывший вход в наш Сарай, где вместо железной двери, покореженной Дятлом, белеет прямоугольниками силикатных кирпичей свежая кладка. Придется проникать с заднего хода. Как в кино для взрослых...

Вообще, пейзаж несильно изменился, хотя пока я здесь отсутствовал, прошло два периода. Мутный поток все также бьет из-под земли недалеко от нас, стекая ровной полосой вниз к Реке, красивые старинные здания пивзавода такие же, как были, ГРЭС тоже сохранила свой прежний облик. Только пароход "Хирург Разумовский" окончательно закрепился на электростанции, съехав по трубам прямо на крышу главного корпуса, немного проломив ее и погрузившись внутрь до уровня первой палубы.

Настя долго рассматривала эту композицию, потом молча покачала головой. Непроизнесенное слово повисело в воздухе и растворилось. Сколько раз его тут можно повторять.

– Сочувствую.
– сказала она, немного погодя, показав на кресты.
– Наверное, хорошие люди были, если ты ради них вернулся.

– Спасибо.
– ответил я.
– Пошли-ка спустимся и обойдем всю эту архитектуру, там еще один вход есть. Надо выяснить, кто остался. Заодно рисунки в подвале покажу, может выскочит еще что-нибудь из воспоминаний этих запертых.

Мы осторожно спустились на Речной проспект прямо вдоль глубокой борозды, оставленной Дятлом, когда он катился вниз, обернувшись диском. Огляделись. Красота! Красота и пустота... Ни людей, ни зверей. Двинулись на Север по середине улицы. Слева - грязно-розовый забор ГРЭС, в котором темнеет огромная дыра, оставленная тяжелым полупрозрачным телом все того же Дятла, справа - кирпичные стены складов. Дошли до места, свернули направо в нагромождение бетонных конструкций. Вот он вход. Черный прямоугольник, из которого тянет холодом и гнилью. Опасности вроде никакой внутри не ощущается. Нырнули в подвал. Опа! Растяжка! Перешагнули. Знакомый темный коридор, поворот, где сидел в засаде Урод, и опять длинный коридор с темными проемами с обеих сторон. В комнату с рисунками заходить пока не стали. Потом. Сначала надо выяснить, есть ли в Сарае вообще кто-нибудь, а если есть, узнать, что произошло.

По пути миновали еще два сюрприза в виде лески и гранаты, а затем коридор закончился запертой стальной дверью со следами множественных ударов. Похоже, что били руками, но уж больно вмятины глубокие. Даже Валуев так не ударит. Значит ломились какие-нибудь обезьяны...

Я напряг память. За этой дверью - просторная комната с костями, в которой по соседству с нами жил Урод, за ней должна быть Светкина кухня. То есть, главный и единственный вход в Сарай теперь здесь. Я, ощущая непривычный мандраж, негромко постучал. Тишина, однако кто-то там есть точно. И этот кто-то - человек.

Постучал погромче. Десять молчаливых секунд, а затем изнутри по двери долбанули чем-то тяжелым и раздался громкий и такой родной мат Бабушки.

– Ты че, бажбан, совсем не волокешь, бля?! Опять прикандыбал?! А ну, пошел на хуй, пидор! Корягу твою оторву ща и ею же тебя разломаю во все дыры, маслобой гребаный!

Настя картинно заткнула уши руками, а я счастливо улыбался, слушая нескончаемый поток непонятных в своем большинстве слов. Через минуту дед устал, начал задыхаться и затих. Слышно было только недовольное злое ворчание.

– Бабушка!
– громко позвал я.
– Ты чего разорался-то? Это я, Егор!

Снова взрыв брани, общая суть которой сводилась к тому, какой я плохой человек, насколько нетрадиционна и позорна моя сексуальная ориентация и, что он мне ни капли не верит.

– Ну ты голос не узнаешь, что ли? Совсем одурел, старый? Позови кого-нибудь, кто там еще?

Наступило напряженное молчание, потом негромкий голос:

– Егорка! Че, в натуре ты чтоль?

– Дверь открой, да посмотри!

Скрипнул засов, дверь немного отворилась, оставив узкую щель, в которой показался любопытный прищуренный глаз. Затем дверь снова захлопнулась, послышался тяжелый лязг металла, и снова щель, правда на этот раз немного шире, протиснуться можно.

– Давай, давай заходи, не стой!
– быстро и тревожно проговорил Бабушка, заглядывая за мое плечо, увидел Настю, подслеповато прищурился.
– Леший, ты что ли?

– Нет. Это со мной.
– сказал я, помогая ей пролезть.

Дверь тут же была захлопнута, здоровенный металлический брусок задвинут в паз, а крупная цепь закреплена на раме.

А потом меня заключили в крепкие объятия, да с такой силой, что я еле смог вздохнуть, и заорали прямо в ухо.

– Егорка! Егорка, сука! Живой! Живой, засранец!

Он подпрыгивал, трепал меня по волосам, хлопал по спине, морщинистые, покрытые седой щетиной щеки, вдруг прорезали мокрые дорожки слез.

– Живой...
– уже почти шепотом сказал Бабушка.
– Живой.

Я с теплотой и жалостью всматривался в знакомое лицо. Тощий, осунувшийся, словно лет на десять постаревший...

Он повернулся к Насте, снявшей шлем и очки.

– Живой! Да маруху то какую центровую приволок, епта!

– Бабушка!
– прикрикнул я.
– Ты давай заканчивай по фене ботать! Не на зоне. Это Настя.

– Извиняйте, робяты! Я тут нормальный язык уж почти позабыл, все один, да один.

– Один?
– спросил я напряженно.

Он потускнел, сгорбился еще больше, отвернулся.

– Один, Егорка. Остальные уж отмучались...

Сердце заныло, в душе начала подниматься ярость.

– Кто?
– спросил я.
– Борода?

Бабушка метнул на меня быстрый, пронзительный взгляд через плечо. Нет, все-таки, урка - это на всю жизнь.

– Как догадался?

– Потом. Давай ты рассказывай.

Он помолчал. Повернулся, пошел вглубь Сарая.

– Пойдем хоть кипятка налью. Посидим, помянем.
– донеслось из-за его спины.

Знакомые бетонные стены, койки, широкий стол, за которым мы расселись, держа в руках исходящие паром кружки с водой. Только вместо нашей банковской двери - кирпичная кладка. А так, словно вчера только отсюда ушел. Зато сколько всего произошло, как все поменялось, будто в другом мире побывал, вернулся обратно, а и этот уже не тот...