Аквариумная любовь
Шрифт:
— Это еще что? — спрашиваю я.
— По-моему, нам давно пора куда-нибудь съездить, проветриться. А то все время на нервах… Отдохнем, придем в себя.
— Откуда ты взял деньги?
Йоуни улыбается:
— Удовлетворил парочку домохозяек-извращенок. Грязное дело, надо сказать.
— Черт тебя побери, Йоуни…
Он наливает мне бокал коньяку, приносит его в постель и нежно гладит меня по спине, пока я смакую коньяк.
Все это ужасно приятно. Он уже давно не ласкал меня таким образом.
Вдруг он хватает меня за руки и привязывает
— Не шевелись, — тихо говорит он. Я закрываю глаза. Он двигается по комнате и что-то ищет.
Потом возвращается. Скрипит кровать, шуршит простыня. Его голос гулко отдается в моей голове. Мягкая ткань ложится мне на глаза. Йоуни завязывает крепкий узел на затылке.
Я начинаю заводиться. Кожаные ремни врезаются в запястья, я чувствую, как пульсирует кровь в венах. Вокруг меня лишь темнота и шелест. Йоуни приподнимает меня, моя спина прогибается. Рука Йоуни медленно скользит по моей спине, все ниже и ниже. Я вздрагиваю и с трудом сдерживаю стон.
— Тихо, — говорит Йоуни. Неожиданно он задирает на мне юбку.
Его рука скользит по бедру, другой рукой он держит меня за волосы.
— Знаешь, что надо с тобой сделать? — шепчет он.
Я испускаю чуть слышный стон.
— Тебя надо запереть в темной комнате, привязать к столбу и заставить тебя сосать часами…
— Да, да, да!
Я трусь о спинку кровати, металлическая пряжка ремня бряцает о железо.
— А что потом, что потом? — кричу я в темноту, изнемогая от желания. Вот он, тот момент, вот оно, наслаждение. Сейчас, сейчас… Мое влагалище — словно наполненный медом цветок, и дрожащие на ветру ниточки-тычинки, и…
Йоуни резко встает и выходит из комнаты. Дверь с шумом захлопывается. Я замираю. Что случилось? Он пошел за чем-нибудь? Это часть игры? Проходит минута за минутой, и я понимаю, что игра окончена.
Я распутываю узел, связывающий мои руки. На запястьях остаются красные следы. Я сдвигаю на лоб повязку и понимаю, что это плавки Йоуни. Поднимаю глаза и вижу себя в зеркале напротив. На голове — ярко-желтые плавки. Мое лицо раскраснелось от страсти и кажется обгорелым, глаза выпучены, как у беспомощной Красной Шапочки. Есть чего испугаться.
Срываю с себя дурацкие плавки и неподвижно сижу на кровати. Сижу нагая и слушаю, как Йоуни беспокойно ходит в соседней комнате. Потом он возвращается, держа в руках сигарету и бокал вина.
— Что случилось? — тихо спрашиваю я.
На его лице отрешенное выражение. Он стряхивает пепел на пол и ставит бокал на стол.
— Мне стало страшно.
— Почему?
Он не отвечает. Он встает, подходит к окну и долго смотрит на улицу.
Потом продолжает:
— Я тебе не подхожу.
— Что значит не подходишь?
Я повышаю голос.
— Что значит не подходишь? Я не хочу никого другого!
— Другого ты, может, и не хочешь, — отвечает Йоуни спокойным мягким голосом, — но ты хочешь, чтобы для тебя постоянно придумывали всякие спектакли… А мне этого не надо. Мне достаточно того, чтобы ты была рядом.
— Господи боже мой!
Мой голос срывается. Я знаю, что плакать нельзя, и все же плачу. Меня охватывает
животная, безумная, неистовая ярость, какая бывает только в детстве, когда у тебя во дворе отнимают конфету и, дразня тебя, трясут ею прямо перед твоим носом.— Ну и катись к черту! — кричу я.
Йоуни только горько улыбается.
— Какого хрена ты тогда изгаляешься надо мной, если тебе так страшно? Я тебе не подопытный кролик!
— Я просто хотел, чтобы тебе было хорошо.
— И ты в этом преуспел!
Йоуни отворачивается, поднимает стакан и большими глотками пьет вино, театрально откинув голову.
Я рыдаю взахлеб. Я пытаюсь вспомнить какое-нибудь ужасно грубое и обидное ругательство, но в голову ничего не лезет. Я не в состоянии думать, я чувствую лишь разочарование и стыд. Боже мой, я стонала, как беременная телка, а он взял и бросил меня одну! А потом пришел, потягивая вино, весь из себя спокойный и рассудительный, чтобы сообщить, что он просто хотел, чтобы мне было хорошо!
— О чем же ты думал все это время? — взвыла я. — Что, так всю дорогу и боялся?
Йоуни сел на кровати и уставился в пол.
— Нет. Я же сказал — я хотел, чтобы тебе было приятно. И все же надеялся, что тебе это не понравится.
— Но мне это нравится. Поэтому найди кого-нибудь другого для своих экспериментов.
— Ну не надо…
Он осторожно коснулся моего плеча.
— Может, тебе нравятся все эти штуки, потому что это что-то новенькое? Может, со временем это пройдет?
У меня перехватило дыхание.
— Черт, ты говоришь так, словно я чем-то больна!
— Да ты сама лелеешь в себе мысль, что это болезнь, хотя ничем ты не больна. Просто ты — это ты, и ничего с этим не поделаешь! Но ты зациклилась на одном и том же, ты даже не пытаешься попробовать что-то новое. Ты просто не хочешь принять секс таким, какой он есть.
— И какой же он есть?
Йоуни не отвечает. Он тяжело дышит.
— Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь, насколько приятным может быть обычный секс. Без всяких идиотских фантазий.
— Если ты еще раз скажешь слово «обычный», я запущу в тебя сковородкой! И главное, сам ведь — ходячий комплекс. Кем угодно мог бы стать, так нет — ему, видите ли, не хватает духу.
— Это я ходячий комплекс? — возмутился он. — Кто бы говорил! Это ты требуешь, чтобы я всегда был только таким, каким ты хочешь меня видеть. По-твоему, я вообще ни на что права не имею. А я, между прочим, не машина!
— Какая жалость!
— Да пошла ты!
Я сажусь на кровати и смотрю ему прямо в глаза.
— Ты мог бы хоть раз притвориться сильным. Ты должен научиться обращаться со мной. Ты должен предугадывать мои желания. Ты должен быть сильным. Мне нужен сильный мужчина.
Взгляд Йоуни бродит по потолку.
— В таком случае ты обратилась не по адресу…
— Не строй из себя мученика! И нечего распускать нюни! Заявления типа «мне стало страшно» больше не в моде. И, знаешь что, Йоуни, — я перевела дыхание, — ты с самого начала дал мне понять, что принимаешь меня такой, как есть, и будешь со мной, что бы ни случилось. Ты обещал. А теперь взял и предал.