Алатырь-камень

– А вот с этого момента поподробнее, – попросил Вячеслав.

– Не выйдет, – вздохнул Константин. – Говорю же – умирал Родион. Сказал лишь, что колдун повелел прежде всего уничтожить синь-камень, который лежит у большого озера. Стоит с ним совладать – и все. Руси конец настанет. Не сразу, конечно, но…

– Почему это? – возмутился воевода.

– Не знаю, – вздохнул Константин. – Может быть, потому, что вместе с этим камнем кое-какие людишки из этого мира тоже исчезнут, – намекнул он. – Но это только мои догадки.

– Неужто эти людишки так для Руси важны, что она без них с ворогом окаянным совладать не сможет? – усомнился Торопыга.

Вячеслав многозначительно переглянулся с Константином и философски заметил:

– Всякие людишки бывают. – И уточнил: – А каким же образом погубить?

– А вот тут уж я тебе ничего не скажу, потому что и сам не знаю.

С этими словами Константин спешился и с уважением прошелся вокруг синевато-серой шершавой глыбы. Даже в этот пасмурный зимний день, несмотря на легкий, хотя и начинающий усиливаться снежок, она оставалась чистой, будто возле нее был поставлен какой-то невидимый уборщик. Снежинки не таяли на его поверхности – они просто не долетали до нее, незаметно теряясь в воздухе.

– И ради этой сказки весь переполох устроен? – недоверчиво поинтересовался Торопыга. – Мало ли что умирающий в бреду поведает. Нет, про ханский обман – оно конечно, а вот колдуны, синь-камень…. Сам посуди, государь, ну откуда здесь монголам взяться? Пусто кругом.

– Я бы не устраивал, но вот беда, – развел руками Константин. – Родион сказал, будто колдун ругался на Бату за то, что тот послал таких жадных воинов в тот раз. Если бы они самовольно не изменили свой путь, то еще тогда все было бы кончено, а из-за их глупости пришлось ждать столько лет.

– Ну и что? – недоуменно нахмурился Торопыга.

– Всеведа вспомни, – посоветовал Константин. – Тысячный отряд монголов прошел почти до Рязани, как нож сквозь масло. А теперь представь, что было бы, если бы их не встретил Всевед. В июле броды на Оке сыскать – раз плюнуть. Дальше Мещера, а это глушь еще та. Коней в поводу, и не спеша потопали прямым ходом к…. С трех раз догадаешься? И я не сказал еще одно. Колдун предупредил Батыя о том, что все это должно произойти до дня Карачуна, а самое лучшее – именно в этот день. Сразу оговорюсь, речь его была сбивчивой. Может, я чего-нибудь не понял и зря всполошился, но уж больно все сходится. Прямо как в мозаике.

– А день Карачуна сегодня, – негромко откликнулся Николка, задумчиво поглаживая рукой камень. – На нем хорошо топор точить, – похвалил он синеватую глыбу. – Вон какой шершавый. Ежели его распилить, то столько точил получится, что… ой! – отдернул он руку и пожаловался: – Колется.

– А ну-ка покажи, – заинтересовался Константин.

– Да пустяшное дело, государь, – засмущался Торопыга. – Даже руда не выступила.

– Давай-давай, показывай, – поддержал Вячеслав, мгновенно поняв, чего именно хочет друг.

Руку Николки с маленьким черным пятнышком, еле видимым на среднем пальце левой руки, они разглядывали чуть ли не минуту, затем переглянулись между собой.

«Обычный электрошокер, причем очень слабенький», – говорил взгляд воеводы.

«Только откуда здесь динамо-машина?» – вопрошали глаза Константина.

– А по-моему, Родион все-таки что-то напутал, – задумчиво произнес Николка. – Ну какие тут могут быть монголы? – Он плавно обвел засыпанные свеже-выпавшим снегом окрестности озера. – Нешто мои люди меня не предупредили бы? Тогда выходит, что и они и я зазря твой хлеб-соль едим. Верно я говорю, Вячеслав Михалыч? – повернулся он за поддержкой к воеводе.

Тот в ответ неопределенно пожал плечами и посоветовал:

– А ты все же получше всмотрись. То ли мне мерещится, то ли в глаз что-то попало, но какие-то черные точки в кустах промелькнули. Вон, пригорочек впереди. Сдается, он повыше камня будет, так ты до него доскачи и глянь, – посоветовал он добродушно.

Едва Торопыга удалился, как Вячеслав взволнованно повернулся к другу. Солидная важность верховного воеводы всея Руси мгновенно слетела с него, и на Константина смотрело лицо юного спецназовца. А сквозь волнение уже проглядывала прежняя, столь хорошо знакомая Константину по былым годам, лихость и бесшабашный задор:

– Будет драка, Костя. Это я тебе точно говорю. Есть одна примета, которая всегда сбывается. Как только у меня в голове Высоцкий или Трофим [201] зазвучит – все. Считай, что мордобитие обеспечено. Иногда сам удивляюсь. Вроде все в порядке, а я кого-то из них с утра напеваю. К чему бы? И на тебе, то на дороге засаду устроят, то вообще в абсолютно мирном русском городе ребятки местные пристанут, чтоб я с ними тренинг провел. Вот и сегодня с самого утра в ушах мелодия звучит, аж подпевать хочется.

201

Трофим – поэт, композитор и певец Сергей Трофимов. По мнению многих, включая и автора этой книги, один из самых лучших бардов России, если только не самый лучший.

– А кто поет?

– Трофим, – нахмурился Славка.

– Это что – хуже?

Воевода как-то странно покосился на него и явно ответил не то, что на самом деле думал:

– Считай, что они одинаковы.

– А чего хмуришься? – не отставал Константин.

Славка открыл было рот, затем закрыл, потом опять открыл и, указывая в сторону города, сказал другу:

– А вот и первая подмога.

Тот обернулся. Действительно, к ним во весь опор уже неслись всадники.

– Только что-то их много, – пробормотал Константин. – С нами всего два десятка ехало.

– Так Минька мастеровых своих на коней посадил, а их у него не меньше. Вон как в седле держатся – яко пес смердячий на заборе, – процитировал он известное выражение Петра I.

– А остальные?

– Этих я не знаю, – насторожился Славка. – Слушай, уж не монголы ли? – И он потащил клинок из ножен.

Но тревога была ложной. Как оказалось, старик-лекарь сразу после разговора с Константином не отправился спать, хотя ему и предложили местечко среди своих. Некоторое время он сокрушенно разглядывал безмятежно посапывающих булгар и юрматов, перебирая в сухих старческих пальцах янтарные четки-бусинки.

Затем, вздохнув, лекарь вышел на улицу, протер лицо снегом, извлек из своих пожитков молитвенный коврик, разулся и, встав лицом к югу, то есть к Мекке, приступил к совершению утреннего намаза. Он прочитал первую суру из Корана, сделал два положенных рак-ата [202] , но на этом его салят ассубх [203] не закончилась. Немного подумав, он прочитал еще и другую суру, последнюю [204] , показавшуюся ему особенно важной.

202

Рак-ат – поклонение, падение ниц. Их количество в намазе строго регламентировано. Во время утренней молитвы необходимо совершить два рак-ата, во время полуденной – четыре и т. д.

203

Салят ассубх – ежедневная утренняя молитва на заре (между рассветом и восходом солнца).

204

Последняя сура – имеется в виду 114-я сура Корана «Люди».