Алая нить

– Вы знаете Джо Хаймана? Я привел его, чтобы поговорить о моей дочери. – Глаза Фабрицци были похожи на щели для стрел в каменной стене.

– Заходите, выпейте вина. Пьеро, налей-ка нам. Мистер Хайман, выпьете стаканчик?

– Благодарю вас, я не пью спиртного в такое время дня.

– Это не спиртное, – резко сказал Лука. – Это вино. – Он отвернулся. Он терпеть не мог евреев. Кроме того, он терпеть не мог ирландцев и поляков. Взглянув на Альдо Фабрицци, он сказал: – Мы в беде, мой друг. – Он говорил на диалекте. Интересно, подумал он, понимает ли Хайман. Раз он работает на Фабрицци, вероятно, он знает итальянский. Но диалект едва ли.

– Вы в беде, и моя дочь тоже, – подхватил Фабрицци. – Он что, душевнобольной?

– Не знаю, – сказал Лука. – Хорошо бы. Для такой беды есть врачи, больницы.

– Почему же тогда? – Вопросы сыпались градом. – Почему он бросил Клару и изменил «семье»? Изменил вам и мне, обоим.

Ответил ему Пьеро. Они репетировали эту сцену, и теперь была его очередь.

– Потому что он – трусливое дерьмо! Потому что после того, как кто-то стрелял в него в прошлом году, он наложил в штаны.

Он умолк, увидев, что отец поднял руку.

– Ты говори, когда я тебя попрошу, Пьеро. Он все еще твой брат.

– Он мне не брат, – настаивал Пьеро. – И он тебе не сын!

Он залпом выпил стакан вина и злобно уставился на Фабрицци и еврея-адвоката. Он был известен своей агрессивностью; все знали, что он и сейчас может полезть, по своему обыкновению, в драку. Он видел, что ему все верят. Он хорошо сыграл роль.

– Может быть. Пьеро прав, – сказал Лука. – Он говорил о врагах. Он сказал мне здесь же, в этой комнате: "Хватит с меня дел. Я хочу завязать. Хватит с меня «семьи». Я кое о чем напомнил ему. О его долге передо мной, перед нашими традициями. Перед Кларой. «Что за жизнь ты ей устроишь?» – спросил я, а он стоит тут и заявляет: «Я ухожу один». Я приказывал ему, Альдо, я просил, я умолял. Никогда не думал, что доживу до такого неуважения со стороны собственного сына. Я дал ему все. Вы знаете, как я любил его. Это был мой старший мальчик. Я сделал для него все. А он плюет мне в лицо и говорит, что это ему не нужно. Ему не нужно то, что я сделал для него.

Альдо молчал. Затем, поерзав в кресле, он просто сказал:

– Я понимаю вас, мой друг. Но у вас остался хороший мальчик. У меня есть только Клара, и ее сердце разбито. Вы ведь знаете, это бесчестие.

– Я знаю, – согласился Лука. – То же самое сказал и я, прежде чем проклясть его. «Ты обесчестил обе семьи, – вот что я сказал. – Ты трус и предатель. Ты не мужчина и мне не сын». – В глазу у него заблестела слеза и поползла по щеке. – Просите всего, чего пожелаете, Альдо. Я оплачу стоимость бесчестия, которое он причинил вам и Кларе.

– Куда он уехал?

Они ждали этого вопроса.

– Он не сказал папе, – влез Пьеро. – Он же знает, что его ждет. Да он все равно не скроется, пусть хоть в задницу залезет!

– Вы ищете его? – тихо спросил Альдо.

– Мы передали кому следует, – ответил Лука Фалькони. – Его найдут. Думаю, что он поехал на юг. Но мы все разведаем. Нужно время, вот и все. Когда его найдут, я знаю, что делать.

– Вам нужен надежный человек, – сказал Альдо и взглянул на адвоката. – Может быть, сейчас он трусливое дерьмо, но в войну он таким не был. Займемся им вместе. Лука. Так наши интересы будут в безопасности. И Клара сможет смотреть людям в глаза. Вы говорили о цене.

– Мы ее должники, – кивнул Лука. – И ваши тоже. Я позабочусь о Кларе.

Альдо выказал удовлетворение. Он что-то проворчал и кивнул.

– Вы человек чести, – сказал он. – Но поговорим сначала о деле. Кто его преемник? – Он не хотел унижать себя, упоминая имя Стивена.

– Пьеро, – ответил Лука. – И еще есть племянник во Флориде, который умеет считать. Они вместе возьмут дело в свои руки. Я пошлю за племянником. Вы познакомитесь с ним, и я знаю: вы одобрите мой выбор. Тино Сполетто, внук сестры моего дяди. Он хорошо работает во Флориде.

– Когда он сюда приедет? – спросил Альдо. Он никогда прежде не слышал о Сполетто, и, пока говорил, у него забрезжила одна мысль. Очень маленькая и неясная, но вскоре она оформилась. Если Фалькони привлекают таких дальних родственников, значит, дела у них идут не так-то хорошо. Пьеро просто гора мускулов. Двадцать лет назад он был бы простым уличным рэкетиром. И не видать бы ему обитого плюшем кабинета в Ист-Сайде как своих ушей.

– Через две недели, – ответил Лука. – Ему нужно перевезти жену, семью, найти жилье.

Он подал знак Пьеро, и тот вновь наполнил стаканы. Адвокат взял сигару. Никто не предложил ему огня.

– Если отец позволит, я хотел бы кое о чем попросить, – сказал Пьеро на диалекте.

– Проси, – приказал Лука.

Пьеро сжал кулаки, расправил плечи. Он собрал всю свою ненависть. Он подумал о Кларе и о Фабрицци, которые вынудили его оболгать и унизить брата.

– Я сам хочу исполнить соглашение. Хочу сделать это, а потом прийти к вам, дон Альдо и отец, и сказать: «Я это сделал. Я смыл позор с нашей семьи».

Лука не колебался ни минуты.

– Я разрешаю тебе, сын. Возлагаю ответственность на тебя.

– Я сказал, что мы должны сделать это вместе, – вмешался Альдо Фабрицци. – Это должно быть совместное соглашение.

Лука помолчал. Все шло так, как он ожидал. Он гордился Пьеро. Тот замечательно играл роль.

– Дайте Пьеро три месяца, – медленно проговорил он.

– Месяц, – сказал Альдо, понимая, что за такое короткое время выследить предателя почти невозможно.

– Месяц, – хором согласились отец и сын Фалькони. – Мы обещаем.

Они поймали его на крючок.

– Месяц, тридцать дней. После этого мы присоединимся к вам.

– Решено, – сказал Лука Фалькони.

– Может быть, теперь, – сказал Альдо Фабрицци, как будто это не имело отношения к главному вопросу, – вы с Джо поговорите о деньгах для Клары?

* * *

– Треклятый дом и полмиллиона долларов!

– Мы не могли предложить меньше. – Лука Фалькони пытался утихомирить сына. – Ты же знаешь это. Думаешь, мне хочется что-нибудь им давать? Думаешь, мне нравится платить этой бесплодной стерве?

– Мы от них не откупимся, – ответил Пьеро. – Что бы ты ни предложил, им подавай голову Стивена на серебряной тарелке! – Он встал и с такой силой хватил ладонью по столу, что пустые стаканы подпрыгнули. – Как мы это обтяпаем, папа? Как их обдурить?

Старик поднял голову и посмотрел на него. Он выглядел печальным и усталым, и Пьеро было тяжко видеть его боль.

– Мне следовало быть сильным, – пробормотал Лука. – Он же предал нас всех. Не надо было мне защищать его. Надо было быть сильным.