Алая сова Инсолье 2
Шрифт:
Пришлось выделить ему сразу двое штанов. Вот и старался бедняга увеличить одни за счет материала других. Получался, конечно, тот еще лоскутный уродец, но выбора ни у кого не было — я шил еще хуже, а Элле — слепая. Нет, возможно, это ей не помешало бы, конечно. Только вот нефиг. Ибо в процессе шитья штаны надо мерить и вообще прикладывать к телу. А щупать тело она имеет право только одно — мое!
— Может… нам ограбить кого? — в конце концов предложил я, сжалившись над голым паладином. С наступлением сумерек его, кстати, начало потряхивать. Становилось прохладно. А в наличии у Паоло пока было только подобие штанов.
Я
— Спасибо. — Паоло печально оглядел плащ какого-то старого нищего. Я сунул тряпку ему в руки и даже отряхнул ладони. — Лучше чем ничего.
— Пчхи, — сказали кошка и Элле одновременно от облачка пыли.
Я снова выругался — вот так и знал! Яростно выдрал плащ из лап паладина, сам встряхнул, пошел к ручью и плюхнул жуткую тряпку в заводь с травой-мыльнянкой — еще вчера у берега выкопал, Элле стирала. Когда уходили, мне лень было обратно закапывать. Вот и пригодилось.
— Вот всегда так, всегда. — Я дал себе волю и бухтел не переставая, пока топтал ногами чертов плащ в луже, пока оставлял его там отмокать, шел обратно к костру и копался в вещах. У Элле я ни одного плаща не отберу, замерзнет. Значит, придется делиться именно своими вещами. — Все на мне ездят, все мною пользуются. И хоть бы спасибо кто сказал, нет же, то «темный», то «некромант поганый», то еще какую гадость вслед кричат. У-у-у! Чего ржете?! Сволочи… святые.
Аж отвернулся от них обоих, пошел с Хрюшей беседовать:
— Свинтус, давай поищем разбойников. Идти с таким скарбом в горы — верная смерть. Будь ты хоть двадцать раз темным магом или светлым паладином. Нам нужно нормальное снаряжение. Пока этот железный звенел при ходьбе, было еще ничего, некоторая нечисть святого духа боится и разбегается сама. А теперь придется дольше идти, чаще драться и ночевать где попало.
— Хру! — обрадовался свинтус и повел носом куда-то влево. — Хру-хру!
— Нет, это не разбойники. Это таможенники. Я согласен, гады еще те, но их нельзя грабить.
— Хру?! — очень удивился свин.
— Действительно. — Я таки швырнул в Паоло собственным плащом и уставился в пустоту. — Как-то даже не подумал. Чего бы не ограбить таможенную заставу? Там наверняка целая куча нужных вещей!
— Разве ты не хотел пройти через границу тихо? — тут же усомнился паладин. — Хочешь собрать на хвост не только церковь, но и законников?
— После того как наша кошка взорвала кадавра, о тишине можно забыть. Сюда еще не набежала толпа придурков только потому, что ничего не поняли и боятся. Завтра опомнятся, не протолкнуться станет. Вот пока они здесь все будут обшаривать, заглянем на таможенный пост, разживемся нужными вещичками и отправимся дальше.
— И все же не дело это — честный народ грабить. Они-то в чем виноваты? — вздохнул Паоло, заворачиваясь в мой плащ.
— Где ты видел честного таможенника?! — очень удивился я. — Нет, конечно, всякое случается. В природе заводятся кадавры, слепленные из держи-дерева и русалки. И даже вот такие спасающие паладинов некроманты попадаются. Но зверя под названием «честный
таможенник» в этих горах я ни разу не встречал. За хорошую монету, часть товара или записочку от влиятельного человека через эти пограничные посты столько срани проносят, ты не представляешь.Паладин снова вздохнул, но явно не согласился. Я хмыкнул и продолжил свое собственное перевоспитание железных мозгов в нормальные, думающие:
— Взять наше чудище — ты считаешь, оно просто так сидело на одной из контрабандистских троп? И местные таможенники ничего о нем не знали? Ха…
Глава 29
Алла
— Послушать тебя, так все вокруг те еще твари. Один ты добрый и пушистый, — со вздохом заметил паладин. Я прислушалась — в его голосе мне почудилось что-то необычное. Что-то… слишком теплое?
— Когда это я говорил, что я добрый и пушистый? — тут же разбухтелся мой дорогой некромант, устраивая вокруг нас с кабаном и паладином свою всегдашнюю вихреобразную суету. Когда он начинал вот так носиться и хозяйствовать, мои нити за ним не поспевали. — Я самая тваристая тварь в этом гадюшнике! Иначе давно бы помер или, как ты, следовал послушным бараном за очередным козлом.
Высказавшись и устроив что-то типа одного гнезда на троих, Инсолье пожал плечами и поставил ладонь козырьком, всматриваясь вдаль. Внезапно он вздрогнул, а с дерева взлетела какая-то небольшая птица. — Тьфу, с этой падлой у меня скоро орнитофобия разовьется. От каждой перепелки буду сердечный приступ ловить. Все спать!
— Где? — не понял Паоло. Я тоже удивилась. Дело в том, что всю предыдущую дорогу Инсолье выпинывал паладина на другой конец поляны и еще орал на прощанье перед сном, чтобы тот не смел близко подкатываться. А сейчас тыкал пальцем в одну постель и делал вид, что так и надо.
— Здесь! У меня не брат, одно сплошное дурье. Если тебя опять какая-нибудь тварь трахнет в лесу, я ни за что не отвечаю. Будешь под боком! И лечить нам тебя тоже нечем. Заболеешь же, сдохнешь — даже под кустиком не закопаем.
В ответ была тишина. Паоло, кажется, впал в ступор. Я хихикала, но старательно про себя. Инсолье требовательно сопел. Даже Хрюша высунул рожу из кустов и вопросительно хрипнул.
— С вами? — прошептал наконец паладин.
Инсолье только пожал плечами. С самым независимым видом.
— Похоже, ты окончательно сломал беднягу, — вздохнула я, когда молчание продлилось больше минуты. — Ау! Брат! Это не то, что ты подумал. Мы не зовем тебя в гарем наложником, мы просто спать собираемся. Вместе теплее и безопаснее.
— В гарем наложником?!
Ой. Я не знала, что паладин может разговаривать таким тонким голосом, как будто он у него пропал наполовину.
— Кто еще сломал, — хмыкнул муж. — Ты как скажешь. Эй! Ау! НЕ в гарем! НЕ наложником! Спать иди, святое недоразумение, или я тебя щас по кастрюле стукну и сам уложу. За что мне такое наказание?! Два святых недоразумения с невинностью головного мозга, один я нормальный.
— Чего-чего невинностью? — тут же поинтересовалась я.
— Кха… — подавился муж, почувствовав мою ладонь у себя на заднице. И не поверх штанов, а очень даже внутри. Но некромант все же проявил чудеса выдержки и важно продолжил: — Мозга. Невинен он, потому что нужных мыслей в нем ни разу не шебуршилось. Ай! Это не мысль!