Алеф

– Вообразите, что наш поезд разогнался и не смог вовремя затормозить; разразилась непредвиденная катастрофа. Все эти мгновения растворятся во времени, словно слезы в дождь, как говорил киборг из «Бегущего по лезвию бритвы». Но растворятся ли? Нет, потому что ничто не исчезает, но все сохраняется во времени. Куда пропал мой первый поцелуй? Затерялся в дальнем уголке сознания? Разрядился в цепочке сошедших на нет электрических импульсов? Мой первый поцелуй жив и поныне, и я никогда его не забуду. Он здесь, со мной. Это часть моего Алефа.

– А как быть с проблемами, которые необходимо решить здесь и сейчас?

– Они коренятся в том, что вы называете «прошлым», и ждут решения в условном «будущем». Они засоряют наш рассудок, мешают идти вперед, не дают сосредоточиться на настоящем. Тот, кто опирается исключительно на свой опыт, обречен решать новые проблемы старыми способами. Мне часто приходится встречать людей, которые чувствуют себя самими собой лишь тогда, когда говорят о своих проблемах. Для них проблемы составляют то, что принято называть «историей жизни».

Никто не пытается возразить, и я продолжаю:

– Требуется гигантское усилие, чтобы освободиться от бремени памяти, но когда это удается, человек обнаруживает, что способен на гораздо большее, чем себе представлял. Мы живем в безбрежной Вселенной, которая содержит в себе все вопросы и ответы. Попробуйте обратиться не к прошлому, а к собственной душе. Вселенная постоянно меняется, и прошлое меняется вместе с ней. Мы зовем эти изменения жизнью, но подобно тому, как обновляются клетки нашего организма, а мы при этом остаемся теми же, так же и время, оно не преходит и почти не движется. Нам кажется, что мы ничуть не изменились с тех пор, как выехали из Екатеринбурга, но это не так. Я нынешний уже не такой, каким был в начале разговора. Так же и поезд сейчас находится в другом месте, не там, где был, когда Хиляль играла нам на скрипке. Все изменилось; просто мы этого не видим.

– Но однажды время каждого из нас подойдет к концу, – возражает Яо.

– К концу? Но смерть – это всего лишь дверь в иное измерение.

– И все же, что бы вы ни говорили, и те, кого мы любим, и мы сами однажды исчезнем.

– Никогда! Мы никогда не утрачиваем наших любимых. Они остаются с нами, они не уходят из наших жизней. Просто мы оказываемся как будто в разных комнатах. Я не вижу пассажиров соседнего вагона, но знаю, что там такие же люди, как мы с вами, и едут они в том же направлении. То, что мы не можем с ними говорить или увидеть, чем они заняты, ровным счетом ничего не значит. Они там, в вагоне. То, что мы называем жизнью, – это поезд со множеством вагонов. Иногда мы путешествуем в одном вагоне, иногда в другом, а порой переходим из вагона в вагон, например, когда спим или когда нас сбивает с толку нечто необычное.

– Но мы ведь не можем ни увидеть их, ни поговорить с ними.

– Ну конечно можем. Каждую ночь, закрывая глаза, мы переносимся в другой поезд. Мы беседуем с живыми, с теми, кого считали мертвыми, с обитателями других измерений и с самими собой, с теми, кем мы были и кем еще станем.

Энергия начинает рассеиваться, и я чувствую, что вот-вот утрачу с ней связь.

– Любовь всегда торжествует над тем, что мы называем смертью. Любимых не нужно оплакивать, ибо они остаются любимыми, и они с нами. Принять это нелегко. Тому, кто не верит, нет смысла это объяснять.

Яо сидит, опустив голову. Он получил ответ на свой вопрос.

– А как быть с теми, кого мы ненавидим?

– Не стоит сбрасывать со счетов даже тех из них, кого уже больше здесь нет, – отвечаю я. – Интересно, что Традиция именует их странниками. Не берусь утверждать, что они действительно могут нам навредить; это возможно лишь в том случае, если мы сами им позволим. Факт в том, что мы здесь с ними, а они – с нами. В одном поезде. Единственный путь к решению заключается в том, чтобы исправлять ошибки и предотвращать конфликты. И рано или поздно решение придет, даже если на это потребуется не одна жизнь. Мы постоянно встречаемся и прощаемся в вечности. За расставанием следует встреча, за встречей – расставание.

– Но вы сказали, что мы – часть целого. Не означает ли это, что нас не существует?

– Нет, отчего же, мы существуем, но так, как существует клетка. Клетка может переродиться в раковую опухоль и убить весь организм, а может поставлять ему нужные для здоровья и счастья вещества, однако клетка – не человек.

– Отчего в мире так много вражды?

– Для того чтобы мир развивался, а человек менялся. Ничего личного. Поверьте.

Они слушают, но не слышат. Видно, мне следует объяснить, чтобы было понятнее.

– Прямо сейчас рельсы борются с колесами, и нам слышно, как металл трется о металл. Однако без рельсов не было бы колес, и наоборот. И пусть нас не смущает звон металла; это боевой клич, не жалоба.

Энергия почти иссякла. Мои собеседники продолжают задавать вопросы, но у меня больше нет сил отвечать. Всем становится ясно, что пора остановиться.

– Спасибо, – говорит Яо.

– Не нужно меня благодарить. Это не я вам отвечал.

– Вы хотите сказать...

– Все и в то же время ничего. Вы, должно быть, заметили, что я изменил свое мнение относительно Хиляль. Мне не стоило бы этого сейчас говорить, боюсь, мои слова не пойдут ей на пользу; напротив, слабые духом могут испытать эмоцию, способную погубить любого, – ревность. Однако встреча с Хиляль открыла мне дверь, не ту, какую я хотел открыть, другую. Я шагнул в другое измерение моей жизни, заглянул в другой вагон, где полно неразрешенных конфликтов. Там меня ждут, и мне придется туда пойти.

– Другой поезд, другой вагон...

– Именно. Мы всегда путешествуем по жизни в одном и том же поезде, пока Господь не изменит это по известным Ему одному причинам. Когда мы понимаем, что больше не можем оставаться в своем вагоне, мы встаем и переходим из одной жизни в другую, словно они так и следуют одна за другой. На самом деле это не так: я тот, кем был и кем стану. В Москве, в день нашей встречи, Хиляль напомнила мне притчу об огне на вершине горы. О священном огне есть еще одна притча, и я хочу вам ее рассказать.

Во время гонений на евреев рабби Израэль Шем Тов отправился в лес, разжег священный огонь и прочел особую молитву, прося Господа защитить его народ. И Господь явил ему чудо.

Позже ученик раввина Маггид Мецрих отправился по стопам учителя, пришел в тот же лес и воззвал к Господу: «Господь Вседержитель, я не умею разводить священный огонь, но знаю особую молитву; прошу, услышь меня!» И чудо было явлено вновь.

Сменилось поколение, и евреев снова стали преследовать. Раввин Моше-Лейб Сасов пришел в тот лес и произнес: «Господи, я не умею разжигать священный огонь, не знаю особой молитвы, но чту священное место. Помоги нам, Господи!» И Господь помог.

Спустя пятьдесят лет рабби Израэль Рицин, сидя в инвалидном кресле, обратился к Господу: «Я не умею разжигать священный огонь, не знаю особую молитву и даже не могу отыскать то место в лесу. Я могу лишь рассказать эту историю и уповать на то, что Господь меня услышит».

Теперь говорю уже я сам, а не Божественная энергия моими устами, и хотя я не умею разводить священный огонь, все же могу рассказать эту историю.

– Будьте с ней подобрее, – прошу я.

Хиляль делает вид, будто ничего не слышала. И остальные тоже.

СИБИРСКИЙ ЧИКАГО

Наши души – космические странники, и при этом мы проживаем земную жизнь, сохраняя смутное чувство, что это не единственное наше воплощение. Если разгадать код нашей души, память об этом останется навсегда, и на все, что будет после, это наложит свою печать.