Алеф
Шрифт:
А зажженную четвертую свечу передаю Хиляль.
– Прошу тебя, делай как я скажу. Возьми свечку.
Хиляль инстинктивно оглядывается, чтобы проверить, не смотрит ли кто на нас. Видимо, она решила, что я попрошу ее сделать нечто кощунственное, немыслимое в этих стенах. Однако в следующее мгновение девушка вновь принимает свой обычный заносчивый вид. В конце концов, она ненавидит церкви, и ей нет дела до того, что здесь принято, а что нет.
Пламя свечи отражается в ее глазах. Я склоняю голову, хотя не чувствую никакой вины. Только смирение и отдаленную, словно настигшую меня из другого мира боль, боль, которую я должен принять.
– Я предал тебя и прошу меня простить.
– Татьяна!
Я зажимаю ей рот ладонью. Хиляль талантливая скрипачка и очень сильный человек, но я не
– Нет, дело не в Татьяне. Но все равно прости меня.
– Как я могу простить тебя, если не знаю, в чем твоя вина.
– Вспомни Алеф. Вспомни, что ты тогда чувствовала. Постарайся передать этому священному месту частичку того, о чем ты не знаешь, но что живет в твоем сердце. Если тебе так проще, попробуй думать о любимой симфонии и позволь музыке унести тебя с собой. Все остальное не имеет значения. Слова, объяснения и вопросы не помогут; они только еще больше запутают то, что и так достаточно непросто. Прости меня, и пусть это прощение придет из самой глубины твоей души, той самой души, что переходит из тела в тело, и познает себя, переходя сквозь время небытия и бесконечность пространства.
Душу ранить нельзя, как нельзя ранить Бога, но порой мы оказываемся в плену у собственной памяти и влачим жалкую жизнь, даже если у нас все есть для счастья. О, если бы мы могли быть только здесь и сейчас, словно пробудившись на планете Земля под сводами золотого храма. Но это невозможно.
– Не понимаю, почему должна простить за что-то человека, которого люблю. Разве только за то, что никогда слова любви не слетали с его губ.
До нас доносится запах ладана. Причт готовится к утренней службе.
– Забудь о том, кто ты теперь, и отправляйся туда, где ждет тебя та женщина, какой ты была всегда. Там ты найдешь нужные слова и сможешь простить меня.
Взгляд Хиляль скользит по расписным стенам, колоннам, людям, наполняющим храм перед заутреней, огонькам свечей. Она закрывает глаза, возможно, следуя моему совету и вспоминая любимую музыку.
– Можешь мне не верить... но я вижу девушку... Девушку, которой здесь больше нет и которая хочет вернуться...
Я прошу ее выслушать, что хочет сказать ей эта девушка.
– Она прощает тебя. Не потому, что она стала святой, но потому, что ей уже невмоготу нести бремя ненависти. Ненавидеть тяжело. Я не знаю, изменится ли что-нибудь на небесах или на земле, воспарит ли моя душа или будет проклята, но я чувствую смертельную усталость и теперь знаю, отчего. Я прощаю того, кто едва не сломал мою жизнь, когда мне было десять лет. Он понимал, что делает, а я нет. Но я полагала, что в этом есть моя вина, и ненавидела и его, и себя. Я ненавидела всех, кто оказывался рядом, но теперь моя душа освобождается от этих пут.
Но не это я ожидал услышать.
– Прощай всех и вся, но прости и меня также, – заклинаю я. – Распространи и на меня свое прощение.
– Я прощаю всех и вся, и тебя прощаю, хоть и не знаю, в чем твоя вина. Я прощаю, потому что люблю тебя, а ты меня не любишь, прощаю, потому что ты заставил меня встретиться лицом к лицу с демоном, о котором я столько лет пыталась забыть. Я прощаю тебя, потому что ты меня отвергаешь и моя любовь пропадает зря, я прощаю тебя, потому что ты не понимаешь, кто я и что я здесь делаю. Я прощаю и тебя и демона, который касался моего тела, когда я еще не представляла себе, что такое жизнь. Покушаясь на мое тело, он осквернил мою душу.
Хиляль молитвенно складывает руки. Я предпочел бы, чтобы ее прощение распространялось только на меня, а не на целый свет, но быть может, оно и к лучшему.
Девушку пробирает дрожь, и ее глаза наполняются слезами.
– Нам обязательно быть здесь, в церкви? Давай выйдем на воздух. Прошу тебя!
– Обязательно. Когда-нибудь мы сделаем это на улице, но сегодня нам надо быть в церкви. Прости же меня.
Хиляль закрывает глаза и вскидывает руки. Вошедшая в церковь женщина замечает ее жест и неодобрительно качает головой. Мы находимся в священном месте, здесь так не принято; традиции следует уважать. Я делаю вид, будто не замечаю ее неодобрения, и с облегчением вижу, что Хиляль сейчас во власти Святого Духа, который
диктует слова молитв и устанавливает истинные правила, и ничто в целом мире не сможет отвлечь ее.– Я освобождаю себя от ненависти через прощение и любовь. Порой мне приходится страдать, и страдание направляет меня на путь благодати. Все в мире связано, все дороги пересекаются, все реки впадают в одно море. Сейчас я – само прощение, прощение за совершенное зло: и за то, о котором я знаю, и за то, о котором мне ничего не известно.
Да, дух сошел на нее. Я знаю эту молитву, я выучил ее много лет назад, в Бразилии. Тогда ее произносил маленький мальчик. И теперь Хиляль пришли из космоса слова, ждавшие своего часа.
Хиляль говорит негромко, но ее голос, отражаясь от гулких церковных стен, достигает каждого отдаленного уголка.
Я прощаю пролитые слезы, Я прощаю боль и разочарование, Я прощаю предательство и ложь, Я прощаю сплетни и клевету, Я прощаю гонения и ненависть, Я прощаю удары судьбы, Я прощаю разбитые надежды, Я прощаю тщетные упования, Я прощаю грубость и зависть, Я прощаю равнодушие и злую волю, Я прощаю несправедливость, творимую во имя справедливости, Я прощаю гнев и жестокость, Я прощаю пренебрежение и презрение, Я прощаю этот мир и все зло этого мира.Хиляль опускает руки, открывает глаза и закрывает лицо ладонями. Я хочу подойти и обнять ее, но она жестом останавливает меня.
– Я еще не закончила.
Она снова закрывает глаза и поднимает лицо к небесам.
– И еще я прощаю себя. Пусть ошибки прошлого больше не разрывают мое сердце. Вместо боли и обиды я выбираю понимание и сострадание. Вместо бунта я выбираю звуки моей скрипки. Вместо печали я выбираю прощение. А вместо мести – победу.
Я научусь любить, не требуя ответной любви, Отдавать, даже если мне самой ничего не останется, Чувствовать себя счастливой даже в разгар тяжкой работы, Протягивать руку ближнему, будучи сама одинока и покинута, Не давать воли слезам, даже когда захочется выть, И верить – даже если никто не будет верить в меня.Хиляль открывает глаза, кладет руки мне на голову и торжественно произносит, наставляемая свыше:
– Да будет так.
Вдалеке поет петух. Это знак. Я беру Хиляль за руку, и мы возвращаемся в гостиницу, по дороге любуясь пробуждающимся городом. Девушка явно удивлена тем, что только что говорила, но для меня ее молитва о прощении – главное событие всего путешествия. Впрочем, это еще не конец. Я еще должен узнать, что последовало за чтением того письма.