Алекс и Алекс

— Что ставить будешь? — всё так же, не отрываясь от комма, певуче уточнил Кол. — Или ты успел где-то разжиться за сутки? Чем? Жду долг, если да. Кстати, ты не забыл о сроках?

— Не забыл, — моментально потух тридцатилетний. — В крайнем случае, как выйду, с воли закину. Не переживай.

— Да я и не переживаю, — хмыкнул старик. — Тебе жить.

Недосказанное повисло в воздухе и было слишком осязаемым, чтоб продолжать беседу сразу. Но молодой, обуреваемый нахлынувшими эмоциями, снова, пританцовывая, подступил к товарищу:

— А что тебе известно? Ну хоть инфой заделись? Может, на той инфе приподнимусь?..

— На моей инфе не поднимешься. Информация суть жизнь и власть, — не оборачиваясь и не отрываясь от своего занятия, процитировал кого-то Кол. — А просто так никто ни тем, ни другим не делится. Да и ты, если б разинул глаза, тоже бы заметил, что не так.

Молодой заинтересовано насторожился, а старик продолжил:

— Ты заметил, что все три зама сегодня с той стороны гуляют почитай с рассвета? Ну, с семи утра точно, — поправился дед. — Ты помнишь, какой сегодня день по счёту?

— Замов видел, — закивал верзила. — День — ну, обычный день. А по счёту — это с какого момента считать?

— Вот потому вы, молодые, вечно всем должны, — недовольно проскрипел Кол, захлопывая чехол комма и разрывая соединение. — Фуф, закончил… Сегодня ровно пятьдесят восьмой день, как Спринтер первый раз побежал.

— И что? — не уловил подтекста более молодой.

— Первый день как он прибыл, его из больницы не выпускали. В суде помят был сильно потому что, — довольно заговорил дед, явно радуясь каким-то только что полученным новостям. — Громкий же шум был. На второй день он схлестнулся с кем-то из охраны, но тут можно только догадываться — никто ж ничего не скажет. Тогда же он «побежал» самый первый раз, но это не считается: во-первых, он был только-только снаружи. Во-вторых, он явно не имел ввиду ничего серьёзного, потому что не прошёл даже первой тройки.

— Может, разминался? — предположил верзила.

— Пойди спроси, — пожал плечами Кол. — А вот уже со следующего дня, — старик многозначительно поднял палец, — он стал бегать конкретно, каждый день. Сразу после выхода из карцера.

— Так а пятьдесят восьмой день при чём? — не дал себя сбить с толку собеседник.

— А лет Спринтеру сколько? — задушевной улыбкой акулы осклабился дед.

— Да я откуда знаю! — на всякий случай истерично взвился в воздух тридцатилетний. — Молодой на вид…

— Во-о-о-от. Значит, что? Значит, шестьдесят суток — это максимум, который его тут могут держать. — Завершил логическую конструкцию старик. — Его пятьдесят восьмой забег — это последний день, когда его тут могут держать. Потому что забег номер пятьдесят восемь равно сутки номер шестьдесят.

— А ну как его всё равно не выпустят? — предположил на пробу верзила. — Ну, ты ж сам понимаешь, какие у нас законы и правила. Что и кто кому сделает, если его по новому кругу на карцер упекут?

— Вот тут уже не прокатит, — серьёзно и собрано парировал Кол, быстро шагая в сторону «сетки», от которой планировалось вести наблюдение за намечающимся спектаклем (повторявшимся изо дня в день). — Спринтер, конечно, тот ещё… коржик, м-да, и малолетка вдобавок; но он — п р а в и л ь н ы й. Если его сегодня не выпустят, причём прилюдно и вовремя, я не завидую ни замам, ни начальнику.

— Вы будете меры принимать? — попытался изобразить такую же серьёзность более молодой, но у него это плохо получилось.

Между строк в воздухе повисло явно недостаточное понимание «хулиганом» последствий того, что Кол, помимо прочего, был официальным мультимиллионером. И, при желании (ещё и принадлежа к весьма определённой касте), вполне мог испортить жизнь кому угодно из охраны или режима даже самостоятельно (не говоря уже о «мохнатых ушах» и не говоря о том, что каста за Кола бы моментально вписалась за пределами заведения, всеми доступными средствами — пожелай он того).

Также, между строк осталось недосказанным то, что неподъёмный по меркам хулигана штраф для Кола был хорошо если дневным доходом. А то и того меньше. Почему старик не заплатил смехотворный (для него) штраф — для верзилы было неясно. А сам Кол отшучивался в стиле «да это у меня с психикой что-то не то. Вот, посижу тут, поправлю мозги», ударение делалось на первом слоге.

— Меры уже приняты, — холодно уронил старик, опираясь на решётку и внимательно глядя по сторонам. — О-о-о, вон и замы… сейчас через пару минут пойдут двери отпирать, видимо…

— Кол, а какие меры приняты? — неожиданно даже для самого себя выдал хулиган, тут же пожалев о собственной смелости.

К его моментальному облегчению, переходящая в наглость простота осталась без последствий.

— Нас тут не так мало душ, и почти все далеко не сироты, — намекнул на внешние ресурсы дед. — Многие так и вообще могут в любой момент отсюда сорваться — и привет.

Он явно имеет ввиду не только себя, и они все наверняка между собой общаются, сообразил тридцатилетний.

— Как думаешь, охрана, режим, «уши» — они все греются со своей работы тут? Или на окладах сидят? — продолжил старик. — Вот я тебе по секрету намекну: если отсечь у них левые финансовые потоки, то они через неделю дистрофиками станут. А у каждого — семья, такие же падлы-дети, жёны с амбициями… И наверх надо что-то отдавать, — завершил логическое построение Кол. — Если Спринтера беспредельно на лишний круг замаринуют, то левые финансы перекроются сегодня же, до полуночи. И не разблокируются до тех пор, пока Спринтера не выпустят. Потому что за забором тоже есть жизнь.

— Как так? — опешил хулиган. — Как это возможно?

— А мы все потерпим, — безмятежно ответил старик. — Мне, например, смотреть, как Спринтер «идёт», уже два месяца веселее, чем всё остальное вместе взятое. Да и не только мне. Я чисто из солидарности вполне нормально без курева посижу. Или вообще вон штраф оплачу — и выйду через час.

— Штрафы и компенсации далеко не все смогут выплатить! — эмоционально вскинулся верзила. — Вас, толстопузиков, хорошо если десятая часть от общего числа! А то и того меньше.

В запале спора он даже не понял, что проговорился одним словом сразу дважды.

А Кол был достаточно зрелым и не стал показывать, что связь здоровяка с «мохнатыми ушами» — далеко не секрет ни от кого из тех здесь, у кого за спиной есть хотя б один миллион… Потому что те, перед кем выслуживался хулиган, в свою очередь старались никак не напрягать тех, у кого были деньги. Таких, как Кол.

— Если снимемся мы — та самая десятая часть, о которой ты говоришь… ну или если мы просто решим «не курить» с месячишко, то финансовый поток как раз на девяносто пять процентов и сократится. — Снисходительно сообщил дед. — Правило двадцать — восемьдесят. В нашем случае более верное как десять — девяносто.