Александр Беляев
Шрифт:
Ясно, что не романтика дальних странствий вынудила юношу сбежать за полярный круг и в грузчики. Ведь при первой же возможности он снова занялся музыкой. Какая же нужда заставила его скрываться там, где никто ничего о нем не знал?
Беляев же, наверное, удостоился внимания «живогазетчиков», поскольку успел проявить себя непримиримым борцом с недостатками. Вот его заметки, опубликованные в многотиражке механических мастерских Севтралтреста «Заполярный металлист». Первый раз он предстает перед читателем в облике рабкора А. Б.:
«Беспризорный угольлежит напротив мехмастерской около ж. д. полотна, он принадлежит мастерской, но так как никто за углем не наблюдает, то его таскают топить печи жители соседних бараков. Надо принять соответствующие меры. А. Б.
<…>
2 года как работает бондарный завод, но до сих пор не позаботились поставить хорошей уборной, у существующей
<…>
Трест прими меры.Около запасных ж. д. путей, на базе устроены склады бочек — тары под рыбу. Так как за бочками никто не наблюдает, то они, рассохшись, разваливаются, иногда и сознательно ломаются, а затем растаскиваются на дрова. Пишет рабкор А. Б.» [298] .
298
Заполярный металлист. 1932. № 4. 22 июля. С. 2.
Лейтмотив всех трех заметок — борьба за тепло: уголь, дрова, теплоизоляция.
А вот его выступление за полной подписью — о том, что в магазине ЗРК № 2 прохудилась крыша и стоит пойти дождю, как магазин и находящиеся в нем дорогие продукты заливает. Как же совладать со стихией? — спросит встревоженный читатель. И автор наставляет:
«Надо немедленно отремонтировать крышу, дабы избежать могущих быть серьезных убытков» [299] .
ЗРК — это закрытый рабочий кооператив, чьи блага доступны лишь сотрудникам данного предприятия или учреждения. Иными словами: кто у нас не работает, тот у нас и не ест. Иногда борьба за еду принимала формы самые идиотические, но от этого еще более жуткие.
299
Беляев А.Товары под угрозой //Заполярный металлист. 1932. № 5.27 июля. С. 2.
«Не позволим классовому врагу опошлять общественное питание
В столовой № 2, 28 августа, некий Петров Павел Андреевич, который пришел в столовую в пьяном виде, поужинал, через некоторое время приходит вторично. Какими-то судьбами сумел обмануть заведывающего (так!) — получить ужин, но в третий раз Петрову не пришлось обмануть, то здесь он повел агитацию против Советского Союза, что плохо его кормят, что мол надо ехать в Англию и т. д. Агитатор распространялся на всю столовую.
Пом. зав. т. Третьяков, видя, что в общественном месте классовый враг открыто агитирует, опошляет генеральную линию партии, Петрова арестовал и передал постовому милиционеру.
Мы, рабочие и сотрудники столовой № 2, на выступление классового врага удесятеренно усилим работу по общественному питанию и докажем, что Советская страна является единственной страной рабочего класса, которая стремится улучшить материальные условия рабочих не только в Советском Союзе, но и во всем мире. Мы заверяем коллектив партии и профсоюзные организации ни в коем случае не допускать опошлять генеральную линию партии и удесятеренно усиливаем работу по общественному питанию.
Требуем от следственных органов принятия самых жестоких мер.
Бригада: Рябов, Третьяков, Голубев, Голяков» [300] .
300
Заполярный металлист. 1932. № 13. 5 сентября. С. 1.
Дух захватывает, как только представишь плоды советской заботы о лучшей жизни заграничных пролетариев. Например, отучение от вредных привычек… А то, ишь, моду взяли, как Петров П. А., по три ужина в пасть запихивать!
Но долго смеяться над словесными ужимками бригады общепита невозможно — слишком быстро понимаешь, что водит бригадным пером не самодовольная глупость, а лютый нечеловеческий страх.
В этом вот мире Беляев и жил.
Оттого, при всех отчаянных попытках спрятаться за общественную работу, не мог он избыть душевной тоски. Ведь было у Беляева свое дело, главное и любимое — писательство.
И едва переехав в Мурманск, он публикует статью, в которой сообщает:
«Собирая материал по истории траловой промышленности, нам пришлось зайти в архивное бюро» [301] .
Нет никакого сомнения, что составление такой истории никак не входит в обязанности юрисконсульта. А архив — государственное учреждение с определенными часами работы. Следовательно, попасть туда можно только в рабочее время, то самое время, которое Беляев должен отсиживать в Севтралтресте.
Значит… значит ему удалось увлечь начальство перспективой написания истории тралового флота на Мурмане.301
Беляев А. Спасайте архив по истории гражданской войны // Полярная правда. 1932. № 84. 9 апреля. С. 4.
Итак, Беляев приходит в архив:
«Чистое, светлое, сухое помещение в две комнаты. На полках связки дел, аккуратно перевязанные. Отрадное впечатление. Мурманск может быть спокоен за свою историю.
Какую историю? Заглянем на крайнюю полку.
— „Дело по обвинению гражданина такого-то в самовольном занятии комнаты“ 1920 г.
Такими делами пестрят полки.
Что ж, допустим, это тоже история, будущий историк города сможет установить, что жилищный кризис существовал в Мурманске и в 1920 г.
— А где у вас отчеты за старые годы Севтралтреста, архив гражданской войны?
На этот вопрос мы получаем удручающий ответ. Архив гражданской войны (отчеты тоже) был свален в сарае милиции беспорядочной грудой. Если кто интересовался этим архивом, приходил, рылся и уходил, оставляя после себя еще больший хаос.
Из милиции архив был переброшен „навалом“ в дырявый сарай — в Колонизационный поселок, за 1 1/2 км от Мурманска, где он пребывает и сейчас.
Снег, пробивающийся сквозь щели, засыпал архив толстым слоем. Придет весна, архив погибнет.
Работники архивного бюро толкались во все двери, просили, били тревогу и пока добились только того, что получили обещание перевести архивное бюро, — вместе с остатками архива гражданской войны еще дальше, за 3 1/2 км от города, в небольшой домишко на болоте, куда весной ни хода, ни проезда и где в случае пожара никакая помощь немыслима.
Архив гражданской войны гибнет» [302] .
302
Там же.
К концу статьи Беляев, как мы видим, о траловой промышленности словно напрочь забывает. И совершенно правильно делает. На Мурмане она появилась лишь в 1924 году, с образованием Севгосрыбтреста. Но написать его историю никак невозможно — в 1929–1930 годах все руководство треста было объявлено вредительским и арестовано. Кого-то расстреляли, кого-то отправили в концлагеря. Что тут писать? Историю вредительства? Такие истории сочиняют в другом ведомстве.
Зато Гражданская война к траловому флоту вообще никакого отношения не имеет. Перед Первой мировой войной по Баренцеву морю ходило всего четыре русских траулера. После революции Центросоюз и рыбопромышленник Беззубиков создали рыбопромышленную компанию. Приобрели у англичан 12 военных тральщиков и переоборудовали для рыбного промысла, но до прихода красных в 1920 году работу наладить так и не смогли.
Что заставило Беляева бить тревогу? Долг гражданина или интеллигентская истерика перед лицом гибнущих памятников истории?
Полагаю, ни то ни другое. То, что историю траловой промышленности написать нельзя, ему наверняка стало ясно практически сразу. Вот он и решил сменить тему: раз фантастика пришлась не ко двору, возьмемся за историческую беллетристику. Историю опишем самую недавнюю. А поскольку к тому, что кровавым катком прокатилось по этим местам, лично Беляев причастен не был, то мурманская историко-революционная ложь не могла так испоганить душу, как повествование о ялтинских днях.
Написал он что-то об этом или нет — неизвестно. А осенью писатель покинул Мурманск навсегда — понял, что полярной зимы с полярной ночью ему не пережить. Получил причитающиеся за полгода «северные» (в целях борьбы с «летунами» надбавку эту выплачивали лишь по истечении шести месяцев непрерывной работы), вошел в бревенчатое здание вокзала и сел на ленинградский поезд.
В 1935 году вышла повесть Беляева «Чудесное око» — в Киеве и на украинском языке. Рукописный оригинал пропал, и потому, когда понадобилось вернуть книгу русскому читателю, пришлось совершить обратный перевод.
Только здесь отобразил Беляев свои мурманские впечатления.
«Широкое окно выходит на Кольский залив. Там виднеются мачты и трубы траулеров рыбного треста [303] ».
В комнате с широким окном собрался кружок радиолюбителей.
А вот испанский коммунист-журналист Азорес:
«…вышел из гостиницы треста в полночь и направился по спуску к траловой базе. Испанец поеживался в своем осеннем пальто. Льдистый полуденный ветер бил в лицо. Падал мокрый снег».
303
Здесь далее цитируется по: Беляев А. Р.Чудесное око // Беляев А.Полное собрание сочинений: В 7 т. М., 2009–2010. Т. 4 (2010).