Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру

Павел рассмеялся и сказал:

– Что вам за дело до мнения этих слабоумных? Я даю вам всю полноту власти.

– О!
– сказал Суворов.
– В таком случае, я ее принимаю.

– Только вы обещаете мне забыть несправедливость, допущенную в отношении вас?

– Да, с условием, что вы разрешаете мне исправить не меньшую несправедливость, допущенную в отношении другого.

– Кто он, этот другой?

– Пусть это вас не заботит! Потому что мне, а не вам восстанавливать справедливость в этом случае.

– Поступай, как хочешь, старый упрямец; повторяю: я даю тебе всю полноту власти.

Суворов простился с Павлом, вернулся к себе и послал за старым офицером, впавшим в немилость четыре года назад, который создал себе очень шумную репутацию партизана. Офицер прибыл. Суворов, в знак высшего удовлетворения, трижды имитировал петушиную песнь. На третьем ку-ка-ре-ку осекся и с пафосом продекламировал следующие стихи - собственную импровизацию с упоминанием разных мест, где отличился старый офицер:

Pour Bresle, la croix de Saint-G;orge,

Et, pour Prague, une ep;e en or;

Pour Toulstin, Saint-Anne ; la gorge

Et rang de colonel-major.

Enfin, derni;re r;compense

Donn;e au roi des partisants,

J’ajoute cinq cent paysants

Pour ta sublimer patience.

_

Крест святого Георгия за Бреслау

И золотая шпага за Прагу;

За Тульчин орден святой Анны на шею

И звание майор-полковника.

Наконец, к последней награде

Короля партизан

Я добавляю пять сотен крестьян,

Чтобы вознаградит твое терпение.

После этого он обнял майор-полковника и отпустил его домой умирать успокоенным, гордым, богатым и счастливым.

Павел утверждал все, о чем Суворов заявлял от своего имени.

Павел был, скорей, маньяком, чем злым человеком; но власть в руках маньяка - грозное оружие. Это было понятно, потому что память о Петре III, убитом в Ропше, неотступно преследовала его.

Он велел построить Красный дворец и, как мы уже сказали, соединить дворец с казармой Павловского полка, расположенной на другом краю Марсова поля, подземным ходом. Велел в спальне устроить люк, через который, нажав каблуком на пружину, «проваливался» сквозь пол. В этом случае он оказывался в начале коридора, ведущего к подземному ходу. На фасаде дворца распорядился сделать надпись, что сохраняется по сей день: «На твой дом навечно нисходит святое божье благословение».

Но Всевышний вообще не благословил этот дом, и еще меньше - того, кто велел его выстроить. Тот, кто приказал его построить, был убит. И долгое время дом пустовал.

Вот каким показался этот дворец Пушкину в 1818 году:

Lorsque la lune ;teint au fond du fleuve somber

Sa nocturne clart;, p;le flambeau des cieux,

Quand tout repose et dort, il est un point dans l’ombre

O; le po;te arr;te un regard soucieux.

C’et sur toi, noir palais o; nul feu ne s’allumt,

S;pulcre mena;ant dans l’ombre enseveli,

Qui nous apparait triste et noy; dans la brume,

Mais plus encore noy; dans les flots de l’oubli.

_

Когда луна гасит в темных глубинах реки

Свой ночной свет – бледный светильник небес,

Когда все отдыхает и спит, есть нечто в темноте,

На чем поэт останавливает тревожный взгляд.

Это – ты, черный дворец, где не светит ни огонька;

Грозный склеп, погребенный во тьму,

Ты кажешься скорбным и тонущим во мгле,

И более – канувшим в волны забвения.

Посмотрим, что происходило в ночь на 23 марта 1801 года.

___

Вы познакомились с императором Павлом I; теперь вы должны понять, что его правление, пришедшее на смену интеллигентному и артистическому царствованию Екатерины II, представлялось несносным русским вельможам, которые не были уверены, ложась спать вечером, не проснутся ли они в крепости, а садясь в экипаж, - нисколько, не поедут ли они в Сибирь.

Однако среди ссылок и немилостей два человека сохраняли свои позиции и казались вросшими в свои посты. Один из них – граф Кутайсов, тот самый турецкий парикмахер, чью историю мы рассказали в связи с памятником Суворову. Другой - граф Пален.

Барон Петр Пален, кого 23 февраля 1799 года Павел I сделал графом, происходил из крупной курляндской знати. Его же предков сделал баронами Карл IX, король Швеции; получив звание генерал-майора при Екатерине, благодаря дружбе с последним фаворитом императрицы – Платоном Зубовым, он был назначен на должность гражданского главы города Риги.

Так вот, как-то, еще до того, как подняться на трон, великий князь Павел, при проезде через бывшую столицу Ливонского герцогства, был принят там графом Паленом с почестями, какие оказывают наследнику престола. Это было в то время, когда Павел находился в ссылке или почти что в ссылке. Мало приученный к подобным приемам, он был признателен губернатору Риги за встречу, что тот осмелился ему устроить, рискуя прогневать императрицу, и, став императором, он вызвал Палена в Санкт-Петербург, наградил его первыми орденами империи, назначил его военным и гражданским правителем города.

Ради него, Павел передвинул по службе своего сына - великого князя Александра, уважение и любовь которого не могли освободить его от недоверия. Но действительно, с позиции, занятой подле императора, видя, сколько людей поднимаются к его покровительству, по капризу, и, по капризу же, опускаются вниз, видя, сколько других падают и, падая, разбиваются, Пален не понимал, благодаря какой причуде судьбы сам он не следовал за теми другими.

Его потряс последний пример шаткости человеческих судеб. Давний его покровитель Зубов, кому, как мы знаем, Павел после смерти Екатерины сохранил звание дворцового адъютанта и доверил караул у тела своей матери, впал, вдруг, без всякого повода, в немилость, увидел опечатанной свою канцелярию, изгнанными двух своих секретарей, а всех офицеров своего штаба - принужденными отправиться к их корпусам или подать в отставку. И это не все: на следующий день он лишился всех прочих военных отделов, на послезавтра от него потребовали подать в отставку с 25-30 постов, и не прошло и недели, как он получил приказ покинуть Россию. В то время Платон уехал в Германию, и там, молодой красавец, блистающий драгоценностями, он заставил простить ему обстоятельства, вынудившие выехать за границу, и поверить, что в момент, когда он, рискуя угодить в Сибирь, без уважения - насколько можно помыслить - отнесся к императрице Екатерине, та вместо того, чтобы его наказать, якобы сказала ему нежнее, нежели по-царски: