Александр Гумбольдт

Открывающиеся тут возможности Гумбольдт со свойственной ему целеустремленностью вознамерился использовать сполна. Он поселился в одной комнате с англичанином и вообще предпочитал общаться с иностранцами, чтобы быстрее овладевать их языками. На лекциях он запоминал все то, что надо было знать о колониальных товарах, о денежном обращении, об основах бухгалтерии, самостоятельно же штудировал книги по ботанике и минералогии.

Необычные растения с Гельголанда, случайно попавшие к нему в руки, завлекли однажды его на этот остров в штормовую погоду: совершить экскурсию к месторождениям медистых сланцев в окрестностях Рихельсдорфа в Гессене его побудило «огромное скопление окаменевших рыб», покрытых мелкой галькой, и других, не вполне понятных ему окаменелостей. Александр изучал собранные в морском мелководье остатки растений, размышлял над возникновением костей животных, пытался проникнуть в загадку таинственного фосфоресцирующего свечения картофеля. Он был частым гостем в доме крупного коммерсанта Зифекинга, где еще хорошо помнили те времена, когда в Гамбурге жил и работал Лессинг, а также в доме писателя Маттиаса Клаудиуса. Одним словом, не скучал. И все же в письме к одному из своих знакомых в январе 1791 года он писал: «Живется мне в Гамбурге сносно, хотя и не очень радостно — менее, чем даже в Геттингене, где общество одного-двух друзей и близость гор, поросших мхами и лишайниками, скрашивали мне однообразие будней… Однако же в общении, под которым здесь понимают совместные обеды, я недостатка не испытываю. Я принят во всех видных кружках — и в буржуазных, и в аристократических, которые по похвальному индейскому кастовому образцу свято держатся на порядочной дистанции друг от друга. Поскольку все поголовно играют в карты, то до ужпна я стараюсь в обществе не появляться…»

Время, отведенное госпожой фон Гумбольдт сыновьям на образование, истекало. Предстояло выбрать профессию. Страсть к морским путешествиям в дальние страны с чиновничьей карьерой не совмещалась. Как ни угнетала Александра необходимость принять окончательное решение, он сделал это с тяжелым сердцем, но без колебаний — в угоду своенравной владелице замка Тегель. Правда, он нашел компромиссный вариант, позволявший учесть и материнские пожелания, и собственные склонности и не преграждавший ему путь к осуществлению его замыслов. Такую возможность предоставляла ему служба в прусском горно-промышленном ведомстве.

С того момента, как Гумбольдт обратился к изучению рейнских базальтов, особой его любовью, помимо ботаники, стала геология. На Британских островах он пристально обследовал горные формации в центральной части Англии в графстве Дерби, а расставшись с Форстером, совершил еще одно путешествие по Германии (по маршруту: Майнц — Геттинген — Гамбург — через горы Фогельсгебирге и Рён). И, как выяснилось, время потратил не напрасно: его работа о рейнских базальтах привлекла внимание специалистов.

Обращению к горному делу благоприятствовало и то обстоятельство, что бразды правления прусскими шахтами, рудниками и соляными разработками находились в руках государственного министра фон Хайница, основателя Саксонской горной академии во Фрейберге (1765 г.), человека очень делового, открытого новым веяниям, терпимого к людям, не разделявшим его убеждений, сторонившегося распутной придворной клики и стремившегося привлекать в свое ведомство знающих и энергичных людей. Юридической и камералистской подготовки Гумбольдта для такой службы было вполне достаточно, не хватало лишь основательного знакомства с горным делом, чтобы занятия им могли стать одновременно и профессией и сферой научных исследований. Поэтому Александр решил провести последние полгода, оставшиеся ему на завершение образования, во Фрейберге под руководством Абраама Готлоба Вернера.

Гамбург он покинул весной 1791 года; несколько недель провел с братом в Берлине и Тегеле и подал прошение о принятии его на службу в ведомство горнорудной промышленности и металлургии. Еще до отъезда из Берлина он получил предварительное уведомление министра, что «сразу же по возвращении из Фрейберга будущей зимой он будет допущен не только к докладам, то есть устным сообщениям, на основании которых министр принимает то или иное решение по линии соляного, горнорудного и вестфальского регионального департамента, но и в целях лучшего знакомства с канцелярскими формальностями будет зачислен асессором cum voto при администрации горнорудной промышленности и главной администрации торфяных разработок».

Целеустремленная учеба во Фрейберге

Горная академия во Фрейберге пользовалась в те времена мировой известностью. И если в этот затерянный на отрогах Рудных гор крошечный городок, обязанный своим рождением открытию залежей серебряных руд, теперь со всех концов света съезжались геологи, минералоги и специалисты горнорудного дела, то главная заслуга в этом принадлежала одному из самых известных ее преподавателей — Абрааму Готлобу Вернеру. В письме к Вернеру от 25 июля 1790 года (в связи с пересылкой ему работы о рейнских базальтах) основателя геогнозии и металлургической науки Гумбольдт сравнивал с великим шведским систематизатором растений и подчеркивал, что Вернер «делает для минералогии столько, сколько сделал для ботаники Линней». В этих словах не было и тени лести, это совершенно искреннее признание той выдающейся роли, которую сыграли работы молодого Вернера в научном изучении земной коры.

Вернер, глава нептунистов, стоя за кафедрой, отстаивал свои идеи красноречиво и темпераментно, однако в шахте он также чувствовал себя почти как дома, не менее уверенно, чем в большой аудитории или в лаборатории. Смысл науки он, подобно другим подлинно выдающимся ученым, видел в служении на благо человечества.

Познакомившись с планами Александра Гумбольдта, Вернер их одобрил и выразил готовность оказывать ему посильное содействие. Для начала он прикрепил к нему одного из самых сведущих в горном деле студентов — Карла Фрайеслебена, которому и поручил сопровождать Гумбольдта в поездках по шахтам и рудникам.

«Я очень, очень доволен жизнью во Фрейберге», — говорится в одном из первых писем Александра. «Здесь я смогу осуществить все свои научные планы, с которыми я сюда приехал. Дел накопилось много, и я приступил к ним сразу по приезде. Почти каждое утро с семи до двенадцати часов я провожу в шахтах, в послеобеденное время у меня аудиторные занятия, а по вечерам я выхожу поохотиться, как это называл Форстер, за мхами».

Фрейбергский «семестр» Гумбольдта проходил под явным влиянием личности и идей Вернера. К Вернеру у Александра было особое отношение: тот был для него не только опытным научным руководителем, блестяще знавшим свой предмет, но также добрым наставником и остроумным собеседником, общение с которым будоражило мысль и воображение, побуждало к самостоятельному научному поиску.

И тогда, и годы спустя Гумбольдт отдавал дань глубокого уважения «всеохватывающему и упорядочивающему духу» Вернера, тем не менее его признательность «Линнею в области минералогии» оказалась не столь пылкой, как благодарная память о Георге Форстере. Между Вернером и Гумбольдтом все-таки не возникло той степени духовной близости, что установилась с Форстером; сыграл свою роль и тот факт, что в споре между нептунистами и вулканистами Гумбольдт встал на сторону противников Вернера, точка зрения которых казалась ему более убедительной. Венский профессор физики, автор нескольких научно-популярных книг Эдмунд Райтлингер, один из восторженных «гумбольдтианцев», добрую сотню лет спустя после рождения Гумбольдта определит вклад Вернера в естествознание своего времени так: «Он стал законодателем юного народца, рвавшегося в недра гор, он предписывал ему метод и язык. Подобно Винкельману, будившему любовь к сокровищам античного искусства, Вернер учил разбираться в куда более древних каменных памятниках, возведенных самой природой, и восхищаться ими».

Итак, во Фрейберге Гумбольдт на восемь с лишним месяцев (с середины июня 1791 года по конец февраля 1792 года) с головой уходит в изучение горного дела. Даже ближайшие его друзья стали получать от сверхзанятого будущего «горного асессора» очень мало вестей.

«Александр фон Гумбольдт, — читаем мы в письме Форстера к Якоби от 6 августа 1791 года, — сейчас во Фрейберге и начинает от меня отдаляться. Вильгельм для меня давно уже все равно что умер, он собирается жениться в Эрфурте на какой-то девице фон Дахеръэден и в нынешнем настроении, похоже, намерен устраниться от всякой общественной деятельности, о чем при его талантах можно только сожалеть, Александру же, наоборот, хотелось бы побольше такой деятельности, быть на виду и в самой гуще событий, блистать и бороться, но у него нет для этого физических данных».

Вильгельм фон Гумбольдт ввел Каролину фон Дахеръэден к себе в дом в июне 1791 года. Вопреки воле матери он на время устранился от государственной службы и, углубившись в научные занятия, жил то в поместьях Дахеръэденов в Мансфельде или в Тюрингии, то в Эрфурте, в доме курмайнцского коадъютора барона фон Дальберга, дружившего, как и Вильгельм, с Гёте и Шиллером.

Александру во Фрейберге жилось и впрямь неплохо, если не считать того, что он временами прихварывал. Увлекательные занятия интересным предметом, открытая и дружелюбная атмосфера общения с собратьями по будущей романтической профессии, сладостное предвкушение того дня, когда все они покинут стены академии и вступят в самостоятельную взрослую жизнь, — все это вызывало у него острое ощущение приближения чего-то значительного и настраивало на торжественный лад. Время летело с невообразимой быстротой, и не успел он оглянуться, как последние месяцы учебы остались позади. Накануне отъезда новые друзья подарили Гумбольдту прочувствованное прощальное стихотворение, и в числе тех, кто поставил под ним свою подпись, были Карл Фрайеслебен и Леопольд фон Бух, которым суждено было стать его близкими друзьями на всю жизнь.

Обербергмейстер во Франконии

Через три дня после отъезда Гумбольдта из Фрейберга (29 февраля 1792 года) в Берлине было выпущено министерское распоряжение, гласившее: «Его величество… постановили, что теоретические и практические знания, приобретенные-. Александром фон Гумбольдтом в математике, физике, естественной истории, химии, технологии, горном деле, металлургии и коммерции, надлежит использовать в вверенном Его Величеству горнорудном и металлургическом ведомстве и назначить его на должность асессора cum voto в администрации горнорудной и металлургической промышленности».