Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

Александр II, как известно, тоже был реформатором, но несколько иной направленности. Наследник тысячелетней монархии, он был убежденным поборником самодержавных устоев, считая своим священным долгом их сохранение и укрепление. Перед ним был пример служения России, которому он всегда стремился подражать – его отец, император Николай I.

Школа воспитания, которую он прошел под руководством В.А. Жуковского, сформировала у Александра гуманные, можно сказать, возвышенные представления о выпавшей на его долю миссии, но, в отличие от Луи-Наполеона, к моменту восшествия на престол он не имел никакой программы действий, кроме завещанного умирающим отцом напутствия – «Держи все…». Трудно сказать, стал бы он вообще великим реформатором, каким остался в истории России, если бы не Крымская катастрофа, вскрывшая гнойник накопившихся за десятилетия проблем и поставившая молодого императора перед неотложной необходимостью модернизировать страну.

Вот здесь-то и оказались востребованными плоды просвещения, полученные Александром от Жуковского и подобранных им либерально мыслящих учителей и наставников. Александр оказался подготовленным для того, чтобы принять вызов времени и ответить не него глубоко продуманными реформами, существенно изменившими весь облик России. Правда, в отличие от императора французов российский самодержец не размышлял над социальными вопросами. Все его мысли были направлены на то, чтобы преодолеть опасную отсталость России от ведущих европейских держав, дать толчок ее ускоренному экономическому развитию, модернизировать политическую систему, но при этом сохранить самодержавие, дав ему второе дыхание.

Принципиально отличной была природа власти Александра I и Наполеона III. В первом случае – «Божьей милостью Самодержец всея Руси», унаследовавший престол от августейших предков, во втором – «Император французов», достигший верховной власти в результате государственного переворота и последовавшего всенародного волеизъявления на референдуме. К этому можно добавить, что Вторая империя, как и Первая, вышли из революций: одна – из 1848 года, другая – из 1789-го.

Революционные истоки бонапартистского режима, а в еще большей степени его имперские притязания, в частности, плохо скрываемое намерение исправить «несправедливые» границы, навязанные Франции в 1815 г., не могли не настораживать Александра II, одного из гарантов порядка, установленного Священным союзом в Европе.

Казалось бы, все это исключало саму возможность конструктивного диалога между Александром и Наполеоном, тем более на фоне войны, которая продолжалась и после смерти императора Николая, хотя с падением Севастополя в августе 1855 г. военные действия в Крыму практически прекратились. Тем не менее, именно Крымская война станет поворотным моментом в отношениях между Россией и Францией.

Глава 2 Парижская прелюдия: за кулисами конгресса 1856 года

Зондаж Наполеона III

Известие о том, что 2 марта 1855 г., вскоре после полудня, в Санкт-Петербурге, в Зимнем дворце скончался император Николай I, пришло в Париж по телеграфу вечером того же дня. Новость эта прозвучала в Тюильри, словно удар грома при ясном небе. Никто в окружении Наполеона III не знал, что 58-летний царь, всегда отличавшийся богатырскими здоровьем, последние две недели провел в постели, страдая от жестокой простуды, которая и свела его в могилу.

А в это время 70 тысяч французов, англичан и турок, на помощь которым ожидалось прибытие 15-тысячного корпуса пьемонтцев, осаждали в Крыму Севастополь. За спиной союзников уже была победа при Альме, впереди – взятие Балаклавы, Инкермана и Евпатории, но под Севастополем на исходе сентября 1854 г. они натолкнулись на ожесточенное сопротивление русских. Попытка штурма города-крепости потерпела неудачу, а начавшаяся осада затянулась на неопределенный срок, что крайне нервировало императора французов, желавшего поскорее, – но, конечно же, не раньше, чем город будет взят, – покончить с разорительной для казны и затратной по потерям войной [30] .

30

Основные потери союзнический экспедиционный корпус в Крыму нес от инфекционных болезней – дизентерии, холеры и тифа. Ежедневная смертность в рядах союзников составляла в среднем 250 человек.

Племянник великого Наполеона мечтал лишь об одном – о реванше за национальное унижение 1812–1815 годов. В его планы не входило ни отторжение от России Кавказа, как того желал глава британского кабинета лорд Пальмерстон, ни ликвидация приобретений Екатерины II в Северном Причерноморье, к чему стремилась Порта, ни чрезмерное ослабление Российской империи, что было опасно для нарушения европейского равновесия. Достаточно было склонить Россию к миру сразу же после падения Севастополя. Одно время Наполеон III намеревался даже отправиться в Крым, чтобы лично возглавить командование войсками, но по ряду причин, в частности, из опасений республиканского переворота в Париже во время его отсутствия, вынужден был отказаться от этой идеи [31] .

31

Castelot A. Napol'eon III. L’aube des Temps modernes. P., 1999. R 250–265.

«…Общественное мнение во Франции восставало против отдаленной и разорительной войны, в которой английские интересы были замешаны непосредственнее, нежели французские, – писал один из первых историков Крымской войны, видный русский дипломат барон А.Г. Жомини, современник событий. – Партии волновались, и это обстоятельство было одной из причин, почему поездка императора Наполеона была отложена. Ему доказывали, что его отсутствие послужит сигналом к революционному движению против его династии» [32] .

32

Жомини А. Россия и Европа в эпоху Крымской войны // Вестник Европы. 1886. Кн. 10. С. 562.

Опасения не были лишены оснований. 28 апреля 1855 г. на императора было совершено покушение, когда он верхом направлялся на прогулку в Булонский лес. Некий Джованни Пианори, бывший гарибальдиец, эмигрировавший во Францию, дважды выстрелил в Наполеона, но промахнулся. Приговоренный к смерти, итальянский карбонарий принял ее со словами: “Vive la Republique!”, что было воспринято обществом как прямой вызов бонапартистской империи. Так или иначе, но поездка императора в Крым не состоялась.

Новость о смерти царя вызвала бурную реакцию на парижской Бирже, с началом войны пребывавшей в затянувшейся апатии. Котировки акций и облигаций, в особенности русских, резко подскочили в цене. Поползли слухи о скором прекращении войны. Оптимизм финансистов быстро передался журналистам и политикам, включая оппозиционных. Многие из них утверждали, что молодой русский император, будучи наследником престола, якобы противился войне, не одобряя политику своего отца. Парижские журналисты, по-видимому, идя от обратного, безоговорочно наделяли Александра Николаевича качествами, противоположными тем, которые были свойственны Николаю I – мягкость, человечность, уступчивость и нерешительность, граничащие со слабохарактерностью, наконец, природное миролюбие, что в сложившихся обстоятельствах представлялось самым важным.

Пока политический бомонд Второй империи строил всевозможные, зачастую фантастические, предположения на счет Александра II, император французов уже 3 марта предпринял тайный зондаж настроений и намерений нового царя – склонен ли он продолжать или прекратить Восточную войну. Наполеон пригласил в Тюильри для конфиденциальной беседы саксонского посланника Л. фон Зеебаха, по неслучайному совпадению доводившегося зятем российскому канцлеру графу Карлу Васильевичу Нессельроде. Наполеон попросил Зеебаха срочно изыскать способ передать его тестю, а через него – императору Александру свои искренние соболезнования в связи с кончиной императора Николая, к которому он, Наполеон, всегда испытывал самые искренние симпатии и о разрыве с которым в 1854 г. искренне сожалеет.

Сигнал, посланный из Тюильри, вскоре достиг Зимнего дворца, где его восприняли должным образом, как на то и надеялся император французов. Александр II поручил Нессельроде через Зеебаха довести до сведения Наполеона III, что весьма тронут его вниманием к горю, постигшему Россию и императорскую фамилию, и что, со своей стороны, сожалеет о разрыве отношений между двумя странами и дворами. Впрочем, просил передать Александр, это дело поправимое, так как «мир будет заключен в тот же день, как того пожелает император Наполеон» [33] .

33

Архив внешней политики Российской империи (далее – АВПРИ). Ф. 133 (Канцелярия). Оп. 469. 1855 г. Д. 175. Л. 40–42.

Луи-Наполеон с удовлетворением воспринял реакцию Александра на свою инициативу, но занял выжидательную позицию. Прежде над бастионами поверженного Севастополя должен подняться французский триколор, и только после этого морального удовлетворения император французов мог предложить мирные переговоры, пусть даже вопреки желанию британского союзника, жаждавшего продолжения войны. Порта, хотя и была крайне ослаблена, тем не менее, надеялась в ходе летней кампании 1855 г. на Кавказе разблокировать осажденный русскими Карс и затем вытеснить их из Грузии. В этом намерении турок энергично поощрял Пальмерстон, склонявший Наполеона к отправке на Кавказ значительных подкреплений в помощь армии Омер-паши. «Наполеон III, – справедливо заметил по это поводу академик Е.В. Тарле, – совсем не хотел тратить своих дивизий в кавказских горах без малейшей пользы для Франции, только затем, чтобы укрепить против России подступы к Герату и к английской Индии» [34] .

34

Тарле Е.В. Соч. в 12 т. М., 1959. Т. IX. С. 481.