Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

С провозглашением во Франции империи все иностранные послы должны были представить новые верительные грамоты, адресованные Наполеону III. По тогдашним правилам, грамоты, составленные от имени коронованных особ, должны были содержать обязательное обращение – «Сир и Брат мой». Именно так и поступили королева Виктория, Франц-Иосиф, Фридрих-Вильгельм и другие европейские монархи. Все, за исключением одного – Николая I. Верительная грамота, которую получил из Петербурга российский посланник в Париже Николай Дмитриевич Киселев, начиналась со слов: «Сир и добрый Друг» (“Sire et bon Ami”). Это означало, что царь не признавал Наполеона III равноправным членом европейской монархической семьи.

Именно так и расценили в Тюильри «неподобающее» обращение Николая I к императору французов. Предварительно ознакомившись с копией грамоты, министр иностранных дел Франции Э. Друэн де Люис, заявил Киселеву, что грамота составлена не по форме, и потому принята быть не может [129] . Эту позицию разделяли все ближайшие советники Наполеона III, кроме Мории. «Мой добрый император, – сказал он Наполеону при встрече, состоявшейся 4 января 1853 г., – Вы совершите непоправимую ошибку, если, едва придя к власти, повернетесь спиной к самому могущественному монарху Европы». На это Наполеон возразил: «Царь демонстрировал по отношению ко мне столько пренебрежения, что согласиться на очередное оскорбление, не поставив его на место, означало бы проявить слабость».

129

АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. 1853 г. Д. 111. Л. 20 об.-21. Киселев – Нессельроде, 29 декабря 1852 г./10 января 1853 г.

Но Мории продолжал настойчиво убеждать брата: главное, что царь признал его императором Франции, все остальное – не так существенно; более того, император получает удобный случай показать общественному мнению, что национальные интересы для него превыше личных амбиций.

В конце концов, Наполеон, вопреки советам руководителя своей дипломатии Друэн де Люиса и министра внутренних дел Персиньи, счел доводы Морни основательными, и согласился принять у российского посланника составленные «не по форме обращения» верительные грамоты. На аудиенции он сказал Киселеву: «Прошу передать Вашему государю мою особенную благодарность за его обращение ко мне, не как к “брату”, а как к “доброму другу”. Нельзя выбрать брата, но можно выбирать друзей» [130] . Так, благодаря Морни, был предотвращен казавшийся неминуемым дипломатический скандал, чреватый прекращением дипломатических отношений между Францией и Россией.

130

См.: Carmona М. Morny, le vice-empereur. R, 2005. Р. 256. Есть другая, более литературная, редакция этой фразы Наполеона III. «Бог дает нам братьев, – будто бы сказал император французов Киселеву, – друзей же мы выбираем сами». Цит. по: История внешней политики России. Первая половина XIX века (от войн России против Наполеона до Парижского мира 1856 г.). М., 1995. С. 361.

В Петербурге в полной мере оценили важную услугу графа Морни. Канцлер Нессельроде поручил Киселеву передать Морни самую искреннюю благодарность императора Николая I, а в знак исключительной доверенности к графу Карл Васильевич разрешил посланнику ознакомить Морни с содержанием своего письма по этому поводу. Киселев с удовольствием поспешил исполнить данное ему поручение. С давних пор – еще со времен Июльской монархии – Николая Дмитриевича связывали дружеские отношения с графом Морни. 2 февраля 1852 г.

Киселев отправил к Мории курьера с двумя письмами. «Мой дорогой друг! – говорилось в первом письме. – Не будучи уверен в том, что застану Вас дома, спешу переслать Вам прилагаемое ниже конфиденциальное письмо, только что полученное мною от графа Нессельроде. Оно касается Вас и свидетельствует о том, что нам не чужды чувства благодарности. Прошу Вас по прочтении вернуть его мне, а Вас прошу сохранить ко мне Вашу дружбу в обмен на ту, что уже так давно я ношу в моем сердце» [131] .

131

Моту, Due de. Extrait des Memories. Une Ambassade en Russie, 1856. P., 1892. P. 4.

Во втором конверте находилось личное письмо канцлера Нессельроде, адресованное Киселеву. В нем в частности говорилось: «В Вашем сугубо конфиденциальном письме Вы сообщаете о содействии, которое встретили в доброжелательности и мудрости господина графа де Мории. Я хотел бы, чтобы он знал, насколько Император ценит услуги, которые он оказал в этих деликатных обстоятельствах…». Далее Нессельроде подчеркнул, что Морни оказал важную услугу не только императору Николаю I, но и «своему государю, воспрепятствовав тем самым его вовлечению на ложный путь, куда его направляли неосмотрительные советники» [132] . Под последними канцлер явно имел в виду Друэн де Люиса и Персиньи.

132

Письмо датировано 12/25 января 1853 г. // Ibid. Р. 1–3.

Когда летом 1853 г. резко обострился русско-турецкий конфликт, обозначив перспективу вмешательства в него Франции и Англии на стороне Порты, Морни пытался оказывать сдерживающее влияние на Наполеона.

23 июня 1853 г., вскоре после того как Россия ввела свои войска на территорию Дунайских княжеств (Молдавии и Валахии), находившихся под протекторатом султана, Морни пишет записку, в которой предостерегает императора от участия в русско-турецком конфликте. «Самым опасным для будущего Турции была бы война из-за нее между Россией, с одной стороны, и Францией и Англией, – с другой. Россия, – полагал Морни, – имеет на Востоке больше ресурсов, чем любая другая держава, к тому же, время работает на нее». Турция, по мнению Морни, может все потерять, и, наоборот, – выиграть от умеренности и сохранения мира. Роковой ошибкой было бы направление на помощь Порте французского и английского флотов. Путь дипломатических согласований, по мнению Морни, во всех отношениях был бы предпочтительнее войны [133] . По его убеждению, на войну с Россией Францию настойчиво подталкивала ее давняя союзница, Англия.

133

Ibid. Р. 5–7.

Морни доверительно сообщал об этом в письмах к своей русской приятельнице, княгине Дарье Христофоровне Дивен, проживавшей в

Париже, где в ее доме, превращенном в светский салон, собирался цвет французского политического бомонда [134] . Одновременно он писал княгине Дивен, что император Наполеон «в глубине души никогда не хотел войны и никогда в нее не верил» [135] , но что на него оказывалось мощное давление, изменившее его первоначальные намерения. «Увы, – сокрушенно писал Морни 12 марта 1854 г. Дарье Христофоровне, – я уже не верю, что можно еще что-то сделать, чтобы помешать войне» [136] .

134

См. о ней: Таныиина Н.П. Княгиня Ливен. Любовь, политика, дипломатия. М., 2009.

135

Au temps de la Guerre de Crimee. Correspondance inedite du comte de Morny et de la princesse de Lieven // La Revue des Deux Mondes. 1966, 1-er fevrier. P.P. 229, 331.

136

Ibid. P. 330.

Действительно, миролюбивые призывы Морни на этот раз не были услышаны Наполеоном. Разгром русской эскадрой в Синопском морском сражении 30 ноября 1854 г. основных сил турецкого флота поставил Порту на грань поражения, чего не могли допустить ни Англия, ни Франция. В начале января 1854 г. в Черное море вошел объединенный франко-британский флот, что стало прелюдией к разрыву отношений Петербурга с Парижем и Лондоном (27 февраля). А месяц спустя, 28 марта 1854 г., Франция вслед за Великобританией объявила России войну. С того момента, как заговорили пушки, Морни, как истинный патриот своего отечества, тактично замолчал в ожидании лучших времен.

Со времени отставки с поста министра внутренних дел 22 января 1852 г. он много времени уделял решению личных материальных проблем, в полной мере используя свое привилегированное положение при дворе. Когда барон Османн, префект департамента Сена, приступит к перестройке Парижа, Морни, пользуясь своим влиянием, начнет заранее скупать предназначенные для сноса дома и даже целые кварталы, чтобы затем перепродать землю с огромной прибылью. Он приобретет и приведет в порядок старинный замок с прилегающей территорией в районе Лализолль в Оверни, где станет принимать своих друзей – музыкантов и литераторов. Чаще других у него гостит Жак Оффенбах. Личным секретарем у Морни одно время будет работать начинающий писатель Альфонс Доде. Впоследствии он выведет своего патрона в образе герцога де Мора в романе «Набоб», а Эмиль Золя возьмет Морни как прототип графа де Марен в романе «Его превосходительство Эжен Ругон».

Отсюда, из овернской глуши, Морни продолжает дружескую переписку с княгиней Ливен, находившейся с началом войны в Брюсселе и мечтавшей вернуться в Париж [137] . «Я стал настоящим деревенским жителем, – писал он ей 30 сентября 1854 г. – На мне огромные башмаки, одежда из холстины, соломенная шляпа. Я думаю теперь лишь о том, что меня окружает – о яйцах, о баранах… Живу я среди лесов и занимаюсь строительством фермы: составил план замка, с террасами, садами и т. д. Я не думаю больше о политике, газеты читаю с безразличием и скукой. Не забываю я только о Вас, моя дорогая княгиня. Два Ваших письма, которые я здесь получил, доставили мне несравненное удовольствие. Ибо ничто так не согревает мое сердце, как желание быть Вам хоть чем-то полезным. Надеюсь, что по моем возвращении [в Париж] я сделаю для Вас что-то большее» [138] .

137

В конце марта 1854 г., уже после разрыва дипломатических отношений между Петербургом и Парижем, граф де Морни, навестит свою приятельницу в Брюсселе, подчеркнув тем самым, что, вопреки обстоятельствам, остается ее верным другом.

138

Au temps de la Guerre de Crimee. Correspondance inedite du comte de Morny et de la princesse de Lieven // La Revue des Deux Mondes. 1966, 1-er fevrier. P. 344. Морни имел в виду получить у императора разрешение для княгини Ливен вернуться в Париж, чего она страстно желала и о чем неоднократно его просила. Настойчивые ходатайства Морни в конечном счете увенчаются успехом, несмотря на активное противодействие главы британского кабинета лорда Пальмерстона, считавшего, видимо, Дарью Христофоровну шпионкой Николая I. 1 января 1855 г. княгиня Ливен вернется в Париж. См. об этом: Танъшина Н.П. Указ. соч. С. 271–276.