Александр III и его время

Известно, что самого Александра III усиленная охрана ставила в неудобное положение, обременяла и тяготила. И нередко охранники вынуждены были скрываться от него. «Я не боялся турецких пуль, — признавался с досадой царь, — и вот должен прятаться от революционного подполья в своей стране» (50, с. 65).

В то же время молодой император понимал, что спокойствие в стране — это немалое благо и во многом зависит от безопасности царской власти, уверенно исполняющей свой долг. Потеряв одного властелина России, нельзя рисковать потерять следующего. Как отмечает в своих воспоминаниях генерал Н. А. Епанчин, меры для обеспечения безопасности главы государства безусловно были необходимы, поскольку Гатчина, так сказать, поросла «травой забвения». Например, будочники, охранявшие дворцовый комплекс, стояли у своих будок с алебардами. Епанчин пишет, что ближайший к их даче будочник, добродушный чухонец, в то же время был у них дворником. Оставив алебарду в будке, он приходил на их дачу и работал как дворник, а затем вновь возвращался в свою будку. Бесспорно, такая средневековая стража не могла быть надёжной.

По указанию Воронцова-Дашкова охрана Гатчинского дворца была возложена на лейб-гвардии Кирасирский полк, занявший 11 внутренних и 19 наружных постов. Кроме того, специально выделенный полуэскадрон кавалерии выставлял 2 постоянных поста и высылал 2 разъезда с офицерами. Охрану парка и «Зверинца» несли назначенные от полка 4 офицера с 70 конными рядовыми. В первые полтора месяца пребывания монарха в Гатчине ежедневно в дворцовом карауле находилось до 170 человек. Для поддержки кирасиров в Гатчину был переброшен Терский эскадрон Собственного Его Величества конвоя, а из Варшавы вызван Кубанский дивизион. Эти подразделения сменяли кирасиров через день на постах внешней охраны и выставляли усиленные посты внутреннего наряда. Помимо этого была сформирована особая охранная команда от гвардейских полков — Сводногвардейская рота. В дополнение ко всему во время ежегодного пребывания царской семьи в Гатчине из столицы переводилась специальная дворцовая полицейская команда и отряды полиции (51, с. 5).

Случались и «перехлёсты». Так, ещё до переезда монарха были перекрыты все дачные калитки, через которые местные жители раньше ходили во дворцовый парк. Александр III, узнав об этом от Воронцова-Дашкова, сказал, что он не желает стеснять жителей и дачников Гатчины и, шутя, добавил: «Неужели же им удобнее будет лазить через забор». «В этом, — отмечает Епанчин, хотя и мелком, случае сказался и здравый смысл, и чисто русский юмор царя» (122, с. 176).

Осмотр комнат Арсенального каре дворца (комплекс залов XIX в., где жил император) без высочайшего согласия не разрешался. В порядке исключения желающим позволялось обозреть Главный корпус, представлявший залы XVIII в. Во дворце также размещалась и секретная часть, и морские минёры под руководством лейтенанта А. Смирнова для обеспечения безопасности на водах. Наряду с охраной императорскую семью в Гатчине в течение 13 лет окружал довольно широкий штат придворных служителей и свитских чинов. Эти люди выполняли специальные поручения императора, сопровождали прибывающих в Россию иностранных высочайших особ, находились «на всех выходах, парадах, смотрах… где Его Величество изволит присутствовать», несли дежурство при императоре во дворце или церемониях вне дворца. Кроме того, они принимали участие в проведении праздников, богослужений, театральных представлениях, приёмах, охотах и прогулках. «Положение о выходах при высочайшем дворе, о входе за кавалергардов, о предоставлении Их Императорским Величествам, о приглашениях на балы и другие при дворе собрания и о старшинстве придворных чинов и званий», утверждённое ещё в предыдущее царствование 13 апреля 1858 г., при Александре III было значительно упрощено. Как подметил Н. А. Вельяминов, из числа придворных и свиты помимо фрейлин графинь А. В. и М. В. Кутузовых и Е. С. Озеровой в Гатчине постоянно жили генерал-адъютант П. А. Черевин (дежурный генерал и по этой должности начальник охраны), его помощник генерал П. П. Гессе, командир сводного гвардейского полка флигель-адъютант С. С. Озеров, другие члены охраны, лейб-хирург Г. И. Гирш и воспитатели августейших детей. «Даже гофмаршал, — пишет Вельяминов, — бывал наездами. Кроме того, в Егерской слободе зимой жил начальник Императорской охоты генерал-адъютант Д. Б. Голицын с семьёй и ловчий государя Диц. Фрейлины помещались в нижнем этаже «арсенального каре», все остальные, как живущие, так и часто приезжавшие, имели свои квартиры в так называемом кухонном каре; там же было и помещение дежурного флигель-адъютанта и столовая для приезжавших. П. А. Черевин занимал 3-4 комнаты рядом со своей канцелярией, ведавшей охраной, и пользовался особыми правами: ему полагался в его квартире стол от двора на то число персон, которые он указывал» (394, т. 5, 1994, с. 279—280).

В определённой мере лицам высочайшего двора было вверено спокойствие империи. Молодой император, или гатчинский «военнопленный революции», как называли его классики марксизма, спутал на время все революционные карты. Мучимые страстями души были нейтрализованы, и «Гатчинский дворец стал наконец тем, чем он должен был быть, — местом трудов самого занятого человека России» (50, с. 65). Для нас небезынтересен и сам облик молодого императора в этот период. Хорошо нам известная А. Ф. Тютчева, бывшая многие годы фрейлиной императрицы Марии Александровны, встретившись в конце марта 1881 г. с Александром III, оставила нам о нём своё довольно любопытное впечатление. «Я знала государя с детства… — характеризует Александра А. Ф. Тютчева, — с этого раннего возраста отличительными чертами его характера всегда были большая честность и прямота, привлекающие к нему общие симпатии. Но в то же время он был крайне застенчив, и эта застенчивость, вероятно, вызывала в нём некоторую резкость и угловатость… В его взгляде, в его голосе и движениях было что-то неопределённое, неуверенное… Теперь… у него появился этот спокойный и величественный вид, это полное владение собой в движениях, в голосе и во взглядах, эта твёрдость и ясность в словах, кратких и отчётливых, — одним словом, это свободное и естественное величие, соединённое с выражением честности и простоты, бывших всегда его отличительными чертами. Невозможно, видя его… не испытывать сердечного влечения к нему и не успокоиться, по крайней мере, отчасти, в отношении огромной тяжести, падающей на его богатырские плечи; в нём видны такая сила и такая мощь, которые дают надежду, что бремя, как бы тяжело оно ни было, будет принято и поднято с простотой чистого сердца и с честным сознанием обязанностей и прав, возлагаемых высокой миссией, к которой он призван Богом. Видя его, понимаешь, что он сознаёт себя императором, что он принял на себя ответственность и прерогативы власти» (322а, с. 226—227).

Конечно, молодой государь не испытывал надежд, что террористы обойдут его своим «вниманием», и продолжал появляться на людях, сознавая, что самые строгие полицейские меры не смогут полностью гарантировать его безопасность. Напомню, что Александру III очень часто приходилось покидать Гатчину. Ежегодно в летнее время, как правило, на полтора месяца он переезжал с семьёй в Александрию, часть Петергофа, где продолжал трудиться, затем на три недели они отправлялись в Данию к родственникам императрицы.

По возвращении в Россию государь на некоторое время отправлялся в Крым, в обожаемую всеми членами его семьи Ливадию. Здесь, кстати, со временем была отмечена серебряная свадьба царской четы.

Когда императорская семья приезжала в Петербург, то резиденцией её был не Зимний, а Аничков дворец.

Императору кроме вышеназванных поездок приходилось нередко выезжать в различные места России, а также за границу, присутствовать практически на всех крупных учениях и смотрах войск, посещать многочисленные учреждения. В июле 1881 г. он побывал в Нижнем Новгороде, Костроме, Ярославле, Рыбинске, в августе — в Данциге для свидания с германским императором. В сентябре 1882 г. царь провёл смотр войскам Московского военного округа, тогда же в Первопрестольной посетил Всероссийскую художественно-промышленную выставку. В 1883 г. после возвращения с коронования в Москве присутствовал на открытии Свирского и Сяського каналов. В июне 1884 г. Александр III побывал в Финляндских шхерах, в июле — на закладке броненосного крейсера «Адмирал Нахимов», происходившей на Балтийском механическом заводе в Чекушах. В августе — сентябре того же года с семьёй совершил поездку в Вильно, Варшаву, крепость Новогеоргиевск и затем в Скерневицы, где встречался с императорами Германии и Австрии. В июле 1885 г. монарх побывал в Финляндии, в августе в Австрии, в Кремзире на встрече с императором австрийским. В марте — мае 1886 г. посетил юг России, в Николаеве присутствовал при спуске второго нового броненосного стального двухвинтового корабля «Екатерина II», в Москве провёл смотр войск. В августе — сентябре того же года император находился в Брест-Литовске на манёврах войск Виленского и Варшавского округов. В апреле 1887 г. посетил столицу Войска Донского — Новочеркасск, а в ноябре — Берлин. В августе — октябре 1888 г. правитель государства присутствовал на манёврах войск Харьковского и Одесского военных округов под Елисаветградом близ посада Новая Прага, а затем побывал в Спале, на Кавказе и Севастополе. Как видим, Александр III не был «гатчинским затворником», как его изображали раньше, а вёл довольно активный образ жизни.

5. ГАТЧИНСКИЙ ДВОРЕЦ

Гатчинский дворец, ставший резиденцией Александра III, при первом знакомстве с ним, действительно, оставляет впечатление романтической таинственности и суровости. Своим внешним обликом и расположением он напоминает крепость, подготовленную к обороне в условиях длительной осады. По мере более близкого знакомства с дворцом и прилегающим к нему прекрасным водным парком, это впечатление постепенно улетучивается.

Известно, что Гатчина в 1765 г. была подарена Екатериной II своему фавориту графу Г. Г. Орлову. Дворцово-парковый ансамбль формировался в живописной холмистой местности вокруг цепочки озёр — Белого, Чёрного, Серебряного и других. В 1766-1781 гг. архитектор Антонио Ринальди построил к западу от Серебряного озёра и Карпина пруда главное сооружение ансамбля — 3-этажный прямоугольный в плане дворец в стиле раннего классицизма. На углах паркового фасада размещались две пятигранные башни и два боковых корпуса, соединённые с дворцом полуциркульными галереями. На южной правой — Часовой башне — были установлены часы-куранты, на левой — Сигнальной — поместили громоотвод, который позже перенесли на городскую каланчу. Передний фасад дворца чрезвычайно прост и скромен. Уроженец Италии Ринальди по традиции своих земляков-зодчих не стал штукатурить стены дворца, как это было принято в Петербурге, а сохранил открытой красивую фактуру известняка серовато-жёлтого оттенка, добывавшегося неподалёку, в деревнях Пудость, Парица и Черница. Характерной особенностью этого камня является способность изменять цвет в зависимости от погоды или от времени года. В яркий солнечный день стены дворца кажутся золотистыми, а в пасмурную погоду они приобретают холодный стальной оттенок. Строгому внешнему облику дворца Ринальди намеренно противопоставил изысканную и утончённую внутреннюю отделку. Екатерина II, проявлявшая живой интерес к ходу строительства и к своему фавориту, многократно посещала Гатчину.

После смерти графа Орлова в апреле 1783 г. Екатерина II выкупила Гатчину назад и в августе того же года подарила своему сыну Павлу Петровичу. В этом сказалась злая ирония судьбы. Павел, испытывавший ненависть к братьям Орловым и считавший их главными виновниками гибели своего отца, получает в дар именно орловскую усадьбу, которая становится его любимым местопребыванием. Наступила новая пора в истории этого удивительного пригорода Северной столицы. Павел превратил бывшую орловскую мызу в своё маленькое государство. В течение 13 лет, ожидая своего звёздного, коронного часа, «гатчинский затворник» отрабатывал здесь модель будущей империи с чёткой регламентацией и беспрекословным повиновением. Художественный образ дворцово-паркового ансамбля Гатчины претерпел существенные изменения после поездки цесаревича Павла Петровича с супругой Марией Фёдоровной в Европу. Особо благоприятное влияние оказало посещение Франции. Под руководством архитектора Викентия (Винченцо) Бренна перестраивается дворец и возводятся новые парковые сооружения. По наблюдению проницательного знатока Гатчины архитектора Н. Е. Лансере дворец в облике своём запечатлел противоречивость и двойственность характера его нового хозяина — «русского Гамлета», умевшего быть обворожительным, надменным, суровым до жестокости и сентиментальным до умилённости. Так и в городе, его строениях можно увидеть суровую строгость и очаровательное изящество, угрюмость и сухое однообразие, великолепие и изысканность. На шестой день после восшествия на престол Павел издал указ, где провозглашалось: «Собственную нашу мызу, переименовав городом, повелеваем управление его с уездом…» (314, с. 179). Таким образом, Гатчина 11 ноября 1796 г. стала 320-м городом великой империи.

Бывшая усадьба превращается в одну из главных резиденций Павла, куда он переводит купцов и мещан из упразднённого города Рождественска. Гатчина трансформируется в образцовый город-крепость, где создаются условия для определённого рода занятий. Возводятся стекольный, фаянсовый, полотняный заводы и различные мастерские. Открыты были также госпиталь, аптеки, гимназия, военно-сиротский дом для солдатских детей. Павел отличался и веротерпимостью, при нём в Гатчине помимо православных храмов были созданы лютеранская кирха и католический костёл.

Продолжались работы по благоустройству дворца. По замыслу В. Бренна произвели надстройку боковых корпусов, устроили сквозные галереи первого этажа, застеклили аркады и др. Дворец приобрёл более строгий, внушительный, близкий к крепости облик. Внутри он превратился в подлинную сокровищницу произведений искусства. Из Эрмитажа сюда было переправлено 168 картин, старинное оружие, античные статуи, французские гобелены. Зелёный луг перед дворцом был превращён в плац — парадную площадь с каменными бастионами и подъёмным мостом. В это же время воплощаются оригинальные «затеи» Николая Львова. Венцом деятельности его стал Приоратский дворец у Чёрного озёра (1797-1797) — изящный, западноевропейского типа «замковый ансамбль из умятой земли» с высокой каменной башней. Как отмечают знатоки, он стал единственным в мире образцом применения в строительстве землебитной техники. Это «земляное игуменство», или католический монастырь предназначался для учреждённого в России в 1797 г. великого приорства Мальтийского ордена. Возглавлял его приор (игумен) француз Конде, которого Павел I пригласил в Гатчину. Сам же правитель России принял титул великого магистра Мальтийского ордена. Павел I считал, что Мальтийский орден поможет ему преодолеть растущее влияние идей французской буржуазной революции. Однако выдворенные с Мальты иоанниты — члены духовно-рыцарского ордена, в холодную Россию не приехали. И Приоратский дворец так и не использовался по своему прямому назначению.