Александр III: Забытый император

Мундир прибыл как раз вовремя, на рассвете того дня, когда были окончены маневры. Когда император подъехал к станции Брест, то увидел, как с другой стороны, от Варшавы, движется поезд с молодым Вильгельмом. Александр III в прусском мундире и русской шинели (было морозно) вышел на платформу, где уже был выстроен почетный караул. Прежде чем принц Гогенцоллерн появился из вагона, государь снял шинель и отдал ее своему лейб-казаку, все время находившемуся возле него. Появился Вильгельм с нафабренными, торчащими вверх усами и приветствовал русского императора своим громким, резким голосом.

«Такой же несносно шумный, как дядя Низи», – невольно подумалось Александру III.

Оркестр исполнил два национальных гимна, таких разных по смыслу – «Боже, Царя храни!..» и «Германия, Германия превыше всего…». Император и немецкий принц прошли вдоль строя почетного караула, причем Вильгельм непрерывно жестикулировал, забегал вперед и изверг целый арсенал международных планов. Рядом со спокойным, добродушным гигантом он казался подростком-неврастеником. В самой середине пылкого монолога Александр III внезапно прервал его, пожимая руку:

– Передайте дяде Вилли мой самый сердечный привет… – И обернулся к лейб-казаку: – Шинель!

Тогда Вильгельм, понимавший несколько слов по-русски, бросился к казаку, схватил у него шинель, подскочил к императору и надел ее ему на богатырские плечи…

Много позднее, уже в ранге кайзера, он говорил:

– Вот это действительно был самодержавный император!..

В Берлине и страшились русского царя, и ненавидели его. В своей злобе к Александру III они пошли так далеко, что в Германии появилось немало самых пошлых карикатур на русского императора. Когда были введены двадцатипятирублевые билеты Государственного банка с портретом Александра III в виде водяного изображения, немцы отпечатали эти билеты с надписью: «Wo ist der Esel?» [150] Государь, получая очередную партию таких ассигнаций от посла в Берлине графа Павла Андреевича Шувалова, лишь посмеивался над тупым немецким юмором. Однако вскоре он узнал о более серьезной провокации.

150

Где осел? (нем.)

На очередном военном заседании в Берлине обсуждался бесконечный Балканский вопрос. Старик Вильгельм говорил, что следует открыто поддержать Франца-Иосифа в его территориальных притязаниях. Один из генералов осторожно возразил:

– Но ваше величество, что скажет об этом Россия?

В ответ германский император стукнул кулаком по столу и воскликнул:

– Черт с ней, с Россией! Мне все равно, что она думает! Я ее изотру в мелкие кусочки!..

На другой день его слова стали известны всему Берлину. Крайне обеспокоенный, Шувалов срочной депешей просил у Александра III соизволения приехать в Петербург. Пока русский посол ехал, у государя было достаточно времени, чтобы обдумать щекотливую и деликатную ситуацию. Приняв Шувалова в Гатчине, император сказал:

– Павел Андреевич! На эти слова не стоит обращать ровно никакого внимания. Раз уж вы приехали в Петербург, делайте вид, что вас позвали семейные дела. А потом поскорее возвращайтесь в Берлин…

За западные границы России государь был спокоен: там был Иосиф Владимирович Гурко, который в течение всего царствования Александра III занимал пост варшавского генерал-губернатора и командующего войсками Варшавского военного округа.

Управляя губерниями Привисленского края, Гурко прекрасно понимал, что это, по сути, передовой театр войны, хотя бы даже и в мирное время. Для инородческого населения он являлся истинным представителем «сильной власти», грозной, но справедливой, прочно связывавшей окраину с центром империи. Для войск это был также строгий и справедливый начальник, для которого главным оставалась забота о солдате и его боевой подготовке.

Воины жили в сознании, что они находятся в каком-то особенном, полумирном состоянии, которое каждую минуту может смениться боевым. Это напряженное, повышенное состояние солдаты и офицеры переносили легко и бодро. Они верили в Гурко, в его полководческие качества – верный стратегический расчет, несокрушимое при всяких обстоятельствах спокойствие духа, твердую волю и железную энергию. Он постоянно разъезжал по округу, присутствовал на больших и малых маневрах, всегда превосходно организованных с помощью талантливых начальников штаба Нагловского и Пузыревского, и ничто и нигде не могло ускользнуть от его хозяйского глаза.

– Чтобы я этого более не видел, – звучал металлический голос Гурко, когда он встречал непорядок.

И все уже знали, что «этого» более не будет. Знали все и то, что наши вероятные противники – немцы и сам канцлер Бисмарк страшатся Гурко и что в их глазах он один стоит целой армии. Гурко построил линию новых фортеций и покрыл край сетью стратегических шоссе, соорудил для артиллерии обширный Рембертовский полигон, без устали передавал войскам, и в особенности кавалерии, свой богатый опыт, накопленный в Русско-турецкой войне.

Государь высоко ценил Гурко и его боевых сподвижников, генералов Рауха, Нагловского, Пузыревского, зная, что все они преданы военному делу. Между тем еще в конце царствования Александра II в армии появились циничные и изворотливые дельцы, для которых главным было обогащение. Теперь они завели вовсе не бескорыстную дружбу с управляющим делами Министерства финансов Вышнеградским. Император давно присматривался к этим банкирам в военных мундирах, подозревая их в злоупотреблении служебным положением и иных нечистоплотных делишках. На подозрении у государя были начальник штаба войск гвардии и Петербургского военного округа Бобриков, начальник артиллерии гвардейского корпуса Овандер и начальник петербургской местной бригады Жевахов.

Александр III не терпел интриг. Ему не раз говорили, что все неугодные Бобрикову лица из гвардии изгонялись, а назначения получали бездарные, но послушные дельцы. Так, командиром гвардейского корпуса вместо принца Ольденбургского был назначен генерал-адъютант Манзей, совершенное ничтожество в военном отношении, к тому же открыто живший с женой отставного генерала Эллиса. Император выслушивал окружающих, но ждал, желая во всем разобраться лично. Случай представился во время очередных крупных маневров под Петербургом.

Одной стороной войск командовал Раух, другой – Овандер, а общее руководство было возложено на Бобрикова. Действия генерала, отличившегося в передовом и западном отрядах Гурко во время похода 1877–1878 годов, вскоре поставили банкира в погонах в крайне затруднительное положение. Раух каждым движением отсекал возможность Овандера к отступлению и почти зажал его войска в мешок.

Александр III, не очень любивший верховую езду, на этот раз долго не слезал с лошади, следя за ходом маневров. Он видел, что Раух перешел в наступление, оставив лишь узкую щель между боевыми порядками, воспользоваться которой Овандер, не подозревавший об этом, конечно, не мог. Внезапно его части пришли в движение и вырвались из кольца.

– Что такое? – в недоумении спросил государь у Ванновского.

– Может быть, действия разведки? – сам не веря этому, сказал военный министр.

– Уж не возглавляет ли эту разведку Бобриков? – помрачнел император.

Он приказал Ванновскому произвести расследование: каким образом мог узнать Овандер, что предпримет Раух. Когда производился разбор учений, все заметили отсутствие на нем генерала Бобрикова. Государь удалил его. Вскоре после этого Александр III подписал указ о несовместительстве государственной службы с банковскими делами…