Александр III

На торжественном обеде в Большом Петергофском дворце Александр III произнёс короткий и энергичный тост, после чего раздались звуки «Марсельезы» – революционного гимна санкюлотов-тираноборцев:

О, дети родины, вперёд!Настал день нашей славы!На нас тиранов рать идёт,Поднявши стяг кровавый!К оружию, граждане!К оружию, граждане!

Настал черёд Лихачёва, который напомнил о тесном переплетении судеб двух великих держав.

– Но хотя французы сожгли Москву, а русские взяли Париж, – воскликнул он, – те и другие оставались противниками, но никогда не были врагами!..

В августе того же года было заключено общедипломатическое соглашение между Россией и Францией, носившее сугубо секретный характер. А через год русская эскадра под флагом адмирала Авелана прибыла в Тулон. Газеты, журналы, брошюры заполнились репортажами о франко-русских торжествах. В Лионе, Марселе и Париже, где побывали русские моряки, особой популярностью пользовалась карикатура художника Каран д'Аша [154] , изобразившего Францию в образе разборчивой невесты, отвергающей одного за другим поклонников, а затем бросающейся в объятия русского казака. Не осталась в стороне кондитерская и винно-водочная промышленность: были изготовлены «франко-русские бисквиты к чаю», ликёры «Дуня» и «Москвичка».

154

Каран д'Аше – Карандаш, псевдоним французского художника Эммануила Пуаре, известного политическими карикатурами на злобу дня.

Когда намечали кандидата для командования эскадрой, Александр III приказал отметить в списке против каждого адмирала, насколько он владеет французским языком. В список внесли три определения: адмиралы, вполне владеющие французским языком, владеющие в достаточной степени и не особенно владеющие им. В числе последних был контр-адмирал Авелан. Государь выбрал его как выдающегося флотоводца, а по поводу французского языка заметил:

– В таких случаях лучше меньше говорить, чтобы не увлечься…

В самом деле, некоторым военным чинам следовало набрать в рот воды. В том же году генералом Обручевым и заместителем начальника генерального штаба Франции Буадефром была подписана секретная франко-русская военная конвенция, носившая чисто оборонительный характер и не предполагавшая никаких территориальных приобретений за чей-либо счёт.

Русский император уважал чужую собственность и не терпел ни малейшего посягательства на неё. Каждое лето государь выезжал на яхте «Полярная звезда» с семьёй в финские шхеры для прогулок и любимой рыбной ловли. Ему нравилось хотя бы на короткое время отказаться от условностей придворного этикета и жить «как все». Однажды накануне встречи трёх императоров Александр Александрович с государыней и детьми во время такого плавания решил высадиться на маленьком уединённом островке.

Островок казался необитаемым. Император со своим начальником охраны Черевиным готовил снасти, Мария Фёдоровна осталась на яхте, а Ники и Гоги беспечно бегали, собирали грибы и рвали цветы. В этот момент из кустов вышел заспанный и, видимо, похмельный крестьянин-чухонец. Строго обратившись к царевичам, он на ломаном русском языке объявил им, что здесь этого делать нельзя, так как островок принадлежит ему.

– Полноте! – добродушно сказал император. – Дети вам большого вреда не причинят…

– Нет! – упрямо возразил чухонец. – Нельзя! Это всё моё! Я здесь сарь!

На это император ответил:

– Ты здесь царь, а я царь всей России.

Чухонец подошёл ближе и, строго посмотрев на государя, с ударением укорил его:

– Господин офицер, так шутить нельзя!

– Да ты с ума спятил! – пытался урезонить чухонца Черевин.

– Оставьте его, Пётр Александрович, – возразил император и приказал детям больше не рвать цветов. Семья направилась к шлюпке, и только тогда чухонец понял, что это действительно царь. Крайне расстроенный, он подбежал к императору и просил у него извинения.

– Нет, нет, – утешил его Александр III. – Это очень хорошо, что ты соблюдаешь порядок!..

Поднявшись на борт яхты, он велел отвезти чухонцу золотые часы со своим портретом и направился дальше в шхеры.

Удобное место было вскоре обнаружено. Минни занималась детьми, а царь уединился с Черевиным и предался наслаждению рыбной ловлей. Клёв, под принесённую начальником охраны русскую горькую, был отменным, и государь задержался в шхерах. Поутру Черевин заметил косые паруса приближающегося корабля.

– Не иначе как яхта министра иностранных дел, – доложил он.

И в самом деле, не прошло и двух часов, как появился смущённый, взволнованный министр иностранных дел Гирс.

– Европа третий день ждёт ваше императорское величество! – обратился он к Александру III.

– Когда русский император ловит рыбу, – последовал ответ, – Европа может подождать…

2

Делу время, потехе час. Помимо обожаемой государем рыбной ловли и охоты, помимо других любимых занятий – упражнений на валторне и на басе, помимо лаун-тенниса и коньков, игры в шахматы и карты, помимо русской, французской и итальянской оперы, помимо всего этого была у государя одна малая страстишка, которая, однако, по евангельским заповедям, могла быть причислена к смертным грехам. Правда, в ряду всех смертных грехов этот грех оставался, можно сказать, наименее смертным.

Речь шла о любви выпить.

Желание приложиться к бутылке развивалось медленно и неуклонно – сперва как возможность хоть на время освободиться от тяжкого бремени государственных забот, а затем как стойкая привычка, дарящая блаженные часы тихой гармонии. Мария Фёдоровна, как могла, боролась с этим пристрастием и производила постоянные досмотры в покоях мужа, обнаруживая в самых неожиданных потаённых местах бутылки, фляги, пузыри, шкалики, мерзавчики, косушки, беспощадно реквизировала их и уничтожала содержимое. Но сколько фантазии и изобретательности проявляет русский выпивоха мужеска пола!

В лице генерал-адъютанта Черевина Александр Александрович нашёл не только верного и преданного слугу, но и соучастника весёлых застолий, который, случалось, даже опережал августейшие желания. Как-то в Гатчине, выйдя рано поутру на прогулку, император встретил начальника своей охраны, что называется, под большой балдой и строго спросил:

– Черевин! Где вы успели нализаться?

– Везде, ваше императорское величество! – ответил генерал и был тотчас же прощён.

Вообще Александр III снисходительно относился к лицам, страдающим той слабостью, которую разделял он сам. Каждый год 30 августа, в день своих именин, он получал поздравительные телеграммы со всего света, и прежде всего от сановных и именитых российских подданных. Но вот 3 сентября государю доставили телеграмму генерала от инфантерии Драгомирова, старого чудака и заслуженного ветерана, который в русско-турецкую войну получил тяжёлое ранение в ногу. Михаил Иванович сообщал:

«Третий день пьём здоровье вашего величества. Драгомиров».

На это царь ответил: «Пора и кончить. Александр».

Однако сам государь после трудов праведных не упускал случая вечерами расслабиться и, как говорится, расширить сосуды, мешая коньяк и водку с наилюбимейшим напитком – ледяным квасом пополам с шампанским. Вместе с Черевиным они изобрели хитроумный способ усыпить бдительность «душки Минни».

Были заказаны особенные сапоги с очень широкими голенищами, куда можно было спрятать плоскую фляжку коньяку вместимостью в половину литра. Теперь, под строгим взглядом царицы, Александр Александрович увлечённо играл со своим начальником охраны в картишки. Но едва она, успокоенная, удалялась, быстро приказывал: