Александр Невский. Сборник

— Я помню, — ответил Святополк, и по лицу его промелькнуло едва заметное недовольство. — Я умею держать своё слово.

— Без папы, — продолжал между тем хитрый Рейнберн, — ты никогда не достиг бы великокняжеского стола, хотя он и принадлежит тебе по праву. Кстати, что сказал тебе ваш митрополит?

Святополк передал Рейнберну разговор свой с митрополитом и Анастасом, сообщил, что они относятся вполне сочувственно к его исканиям великокняжеского стола.

— Но помни, князь, — сказал Рейнберн, — что и митрополит и Анастас на твоей стороне, пока за тобой сила: они всегда будут на стороне того, в чьих руках власть. Пошатнётся твоё положение — и они отвернутся от тебя, да и то помни, что они греки, а русское духовенство не на твоей стороне: оно на стороне Ярослава. Ты видел Илариона?

— Нет, не видел, и, конечно, он не станет искать встречи со мной...

— Всё-таки ты должен повидаться и с ним, и с Горисветом, и Предславой. От них в Киеве всё зло. Братья твои рассеяны, с ними легко будет справиться, но за Предславу, Горисвета и Илариона постоят киевляне. Помни это... Ну, да потолкуем ещё завтра: ты, я вижу, устал с дороги...

На следующий день утром в гриднице собрались Святополк, его жена Клотильда, Рейнберн и Фридрих. На губах у Клотильды, женщины высокого роста, с умным взглядом голубых глаз, змеилась презрительно-недовольная усмешка.

Святополк сидел понурив голову и пил пиво из большого ковша.

— Тут дело первой важности, а он не может обойтись без вина и пива! Его, старшего брата, лишают законного права, а меня и детей хотят лишить всего... Что ж я, польская княжна, для того шла за тебя замуж, чтобы быть под властью братьев твоих? Не потому ли и выдал меня отец мой за тебя, что ты уверял, что будешь великим князем? Отец мой скоро будет уж не князем, а королём, а его дочь и внуки сидят на скудном уделе! Хорош муж!..

Святополк ничего не ответил, лишь ещё ниже опустил голову.

— Слаб ты духом, князь, — заговорил Рейнберн. — Клотильда женщина, а мужественнее тебя, и мужественнее потому, что сильна её вера в могущество папы и друга его императора Генриха II. На чьей стороне папа, тот и будет победителем, а кроме папы, за тебя и император, и тесть твой, князь польский, а народ всегда идёт за победителем.

Тогда встал Святополк. На побледневшем лице его менялись злоба и тяжёлая грусть. Он заговорил взволнованно:

— В недостатке мужества меня ещё никто не упрекал и, думаю, никогда не упрекнёт. Много ли было людей мужественнее и отважнее деда моего Святослава, а я вышел в него...

Святополк прошёлся по гриднице.

— Да, в недостатке мужества не меня упрекать. Что ж? Посмотрим-посмотрим, одолеет ли меня хитрец новгородский, а что касается Станислава Смоленского, Святослава Древлянского, Бориса и Глеба...

— Первым делом, — перебил Рейнберн, — надо избавиться от двух последних.

— Ты знаешь, как поступили с братьями тесть твой Болеслав польский и Болеслав чешский... — вставила Клотильда, — и ты должен поступить так.

Святополк снова сел и задумался. Присутствовавшие следили за ним с беспокойством.

— Будь по-вашему, — заговорил он наконец. — Отроки, позвать сюда бояр Путяту и Горясера и боярцев Тольца, Еловита и Лешка.

— Привержены ли вы ко мне всем сердцем? — обратился к ним Святополк, когда они вошли.

— Можем головы свои сложить за тебя, — ответили бояре.

— Ты, Путята с Тольцем, Еловитом и Лешком идите на Альту к Борису, а ты, Горясер, взяв своих людей, держи путь на Муром к Глебу. Не говорите никому о том, что я приказываю вам сделать... Уберите братьев моих Бориса и Глеба...

Бояре и боярцы вздрогнули, но ни слова не проронили. Молча поклонились они и вышли из гридницы.

— Не медлите, — крикнул им вдогонку Святополк, — поезжайте сегодня же! — И, обращаясь затем к Рейнберну, жене и Фридриху, спросил: — Довольны ли теперь?

— Такого мужа я люблю, — ответила Клотильда. — Я впрочем, и не сомневалась в тебе!

— Помни, что папа и тесть твой Болеслав поддержат тебя, — сказал Рейнберн, возводя очи к небу.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

VI

На следующий день в Десятинной церкви состоялось отпевание и погребение тела почившего великого князя. Несколько дней спустя в великокняжеский терем переселились из Вышгорода жена Святополка Клотильда, опекун Рейнберн, патер Фридрих, все бояре Святополковы и челядь. Однако вскоре Клотильда с опекуном Рейнберном и ляшской челядью уехала в Краков к своему отцу Болеславу. С Клотильдой уезжал и Рейнберн, Фридрих же должен был остаться при Святополке для руководства им и сообщения в Краков о ходе дел, причём в случае надобности предполагалось выслать Святополку подмогу из Кракова.

Немного спустя после этого отъезда к великому князю был позван Якша.

— Дивлюсь, — начал Святополк, — что нет ещё вестей, особенно от Путяты. От Горясера, правда, пока ещё и не может быть: до Глеба далеко. Но всё-таки... Боюсь, как бы люди, которые любят этих князей, узнав об убийстве их, не восстали против меня...

— Так зачем же говорить людям, — ответил Якша, — что ты приказал убить их. Будем говорить, что мы не знаем, кто их убил, что ты за всех отвечать не можешь.

— Мне кажется, — как бы не расслышав слов Якши, заговорил Святополк, — мне кажется, что Бориса и Глеба можно было оставить. Они не опасны...

Затем князь в раздумье проговорил:

— Опаснее Ярослав. Надо подумать о нём: он хитёр... Что скажут Судислав Псковский, Брячислав Полоцкий, Станислав Смоленский и Святослав Древлянский? Мстислав опасен... Правда, он далеко; он на одном конце, а Ярослав на другом, и где он — никому точно не известно. Ему с Ярославом не перекликнуться. Станислав хворает, есть даже слух, что он умер. Судислав и Брячислав Ярослава не любят. Я уверен, что они не помогут ему. Мог бы пойти ему на помощь Святослав, да он не из смелых.

— Главное, — перебил Якша, — чтобы в Киеве не было козней против нас и чтобы киевская дружина, которая пошла с Борисом на печенегов, не восстала против тебя. А раз она останется без Бориса, то что же ей делать, как не примкнуть к тебе? Ты должен, конечно, осыпать её милостями. Вот только старый волк Горисвет дичится нас и вместе с Предславой и Иларионом мутят людей.

— Подожди, справлюсь я и с этим осиным гнездом — Берестовым. Пока же нельзя его трогать. Пускай говорят: вот, мол, как великодушен Святополк, коли даже своих явных врагов не трогает! Но придёт время — и я рассчитаюсь с ними. А что касается жены моей Клотильды и Рейнберна, то это очень хорошо, что они уехали. Люди косо смотрят на Рейнберна и на ляшскую челядь. Как ты думаешь, Якша, не распустить ли слух, что я развожусь с Клотильдой?