Александр Невский
Шрифт:
— Доехал, слава богу, хорошо, — вздохнул Спиридон, усаживаясь. — Хотя мне с моими немочами сидеть бы на печи следовало.
— Э-э, владыка, — улыбнулся Ярослав, — нам с тобой до печи далеко. Успеем еще, насидимся, если доживем. Давай-ка осуши с дороги чашу. Куда и немочи денутся.
Ярослав поднялся, прошел к столу, уставленному кушаньями и питьем, налил меду в две чаши. Поднес Спиридону. Владыка не стал отказываться, принял чашу, перекрестился.
— Твое здоровье, великий князь.
— И твое, отец святой.
Выпили. Крякнули одновременно, отчего
— Закусим чем? — спросил Ярослав. — Дичинкой?
— Да нет, — Спиридон придвинулся к столу. — Для начала капусткой кисленькой.
Он потянулся к тарелке с капустой, ухватил щепотью, отправил в широкий рот. Хрустнул громко, не скрывая удовольствия. Ярослав налил по второй чаше. Выпили еще.
— Вот уж истина, князь, чреву — насыщение, душе — утешение. Уж очень она у меня в пути исскорбелась.
— О чем же скорбела она?
— О земле нашей, Ярослав, о земле. Сколь она, бедная, вынесла и что еще грядет ей снести, страшно помыслить даже.
— Ништо ей, выдюжит, — сказал Ярослав, наливая снова в чаши. — Сколь уж ее алкали обры, хазары, печенеги, половцы. А она живет, дышит.
— Худо дышит, сын мой, худо. Кабы не преставилась.
— Нашей земле, отец Спиридон, худо не столь от врагов, сколь от своих дураков. А родит она их великое множество. И что еще хуже, дураки те умными себя почитают.
— Оно, может, ты и прав, князь, да где ж на такую землю ума набраться? Велика, неухожена, неприютна.
— Что велика, неухожена, то ты прав, владыка. А вот что неприютна, то ты врешь, Спиридон, — возразил Ярослав. — Она, если по-доброму, полмира приютить может. Но, на беду нашу, с нами никто говорить не хочет, все с меча да копья начинают. Оттого у нас скоро уж дети в бронях родиться станут.
Владыка благодушно смеялся над княжеской шуткой. Было ему тепло и хорошо от выпитого, скорбь душевная отошла; Спиридон даже забыл, зачем прибыл сюда, а точнее, постарался забыть. Пусть, об этом потом, а пока… На душе истома, благодать, а хозяин эвон опять чаши наливает.
Так в первый день и не заговорили они о главном, с чем прибыл архиепископ во Владимир. Несмотря на свое нетерпение, великий князь сдержался, не спросил о деле. Зато угостил гостя знатно. Пришлось Мише уже в темноте едва ли не на себе волочить владыку в приготовленные для него покои.
Спиридон проспал до самого солнца, чего в Новгороде никогда не позволял себе. Служил ли сам — не служил, а к заутрене всегда вставал.
Великий князь ждал высокого посла в сенях, сидел на стольце.
— Как почивал, отец святой?
— Спасибо. Слава богу.
— Может, чего откушаешь? — Ярослав кивнул на стол, уставленный едой и питьем.
— Нет, нет, — решительно отказался Спиридон. — За чревом идти, не будет пути. Пора нам и беседой заняться.
Ярослав дождался, когда гость усядется.
— Я слушаю тебя, отец.
— Да будет тебе ведомо, великий князь, — начал, помолчав, Спиридон, — что земли новгородские в великой напасти пребывают, что отданы они на поток и разграбление алчным чужеземцам.
— Кем? —
уронил Ярослав.— Что? — переспросил Спиридон, не ожидавший вмешательства в свою речь.
— Кем, спрашиваю, отданы?
Владыка понял, куда клонит великий князь, и, чтобы не злить, решил идти навстречу его желанию.
— Нашей несговорчивостью, Ярослав Всеволодич, крамолой боярской.
— Вот то-то, — удовлетворенно заметил Ярослав, откидываясь на спинку стольца. — Сказывай далее, отец святой. Прости, что перебил.
— Сын мой, — заговорил Спиридон, — давай смирим гордыню нашу пред общей бедой, забудем обиды личные, но подумаем о земле Русской, плачущей в сиротстве, зовущей сынов своих спасти ее от поругания и позора.
Великий князь внимательно слушал длинную речь владыки, согласно кивал головой. Он не хуже этого попа знал, в каком состоянии сейчас Русская земля, не менее владыки скорбел о ней и уж поболее Спиридона подымал ее из пепла и строил. Строил, строил, строил.
Долго плел владыка великомудрые словеса, подводя великого князя к главному — к просьбе дать Новгороду князя Александра. И неведомо, когда б подошел к ней, если б не кончилось у Ярослава терпение.
— Послушай, владыка, — сказал он, воспользовавшись заминкой в его речи. — Не ходи околицей, чай, не за невестой явился. Сказывай дело.
Спиридон поерзал на лавке: не привык, что ему не дают досказать задуманное. Но здесь случай особый — владыка-то просителем выступает. А кто просит, тот и выю [84] гнет.
— Ладно, великий князь. Дело так дело, — махнул рукой Спиридон. — Вот оно: весь Новгород просит у тебя князем Александра Ярославича, ибо рука его в ратоборстве счастливая.
— Весь, говоришь, Новгород?
— Весь, Ярослав Всеволодич.
— Ой ли!
84
Выя — шея.
Спиридон сразу понял, чего ждет великий князь. Но он был готов к этому еще в Новгороде.
— Все супротивники Александра, великий князь, в порубе с главарем их, Гостятой. Ждут суда княжеского.
— Вот так! — воскликнул удовлетворенно Ярослав, прихлопнув ладонью подлокотник. — С этого тогда еще начинать надо было, когда Александр в Новеграде был. С этого, отец Спиридон!
— Эх, сын мой, — вздохнул владыка. — Мне ль за дела мирские отвечать пред тобой?
— Да разве я виню тебя, святой отец, — сразу помягчел Ярослав. — Я рассудить тебя взываю. Какого рожна им надо было после победы Александра на Неве? Лишь дать ему кун поболе на дружину и оружие. И все. А они его поносить взялись. Срамить. Ливонцы на пороге, а они — крамольничать. По мне, крамола в войну измене равна, отец святой…
— Так, так, — кивал удовлетворенно владыка, искренне сочувствуя Ярославу. По тону князя и еще по каким-то неуловимым заметам Спиридон понял, что дело его удалось, что великий князь теперь отпустит Александра в Новгород, обязательно отпустит.