Александр Невский

Выслушав сына до конца, Ярослав одобрил его действия:

— Верно сотворил, князь. Верно. Сейчас они там перегрызутся, перелаются. Попомни мое слово, прибегут за тобой.

— Одного боюсь я, отец, — вздохнул Александр, — кабы немцам город не отдали. Подлости им не занимать.

— Этого не будет, князь. Мизинные людишки этого сотворить не дадут. Взбунтуются, кровь им пустят.

— Пожалуй, так. Новгородцы — народ ершистый, их так просто не сглотишь.

До самого обеда беседовали князья, и уже в конце разговора Ярослав Всеволодич сказал:

— Ну а теперь, сын, езжай в Переяславль. Садись на древней отчине нашей. Стол невелик, зато сердцу дорог. Посиди там, отдохни от крамолы боярской.

Князь Александр уехал не сразу, целую неделю прогостил у родителей. Душой и мыслями отдыхал. Ездил на ловы. Брал с собой и княжича Андрея. С удовольствием учил брата стрельбе из лука, владению копьем-сулицей. Андрей привязался к старшему брату и, когда тот собрался отъезжать в Переяславль, выпросился у отца провожать Александра.

Верст десять скакал рядом и хотел еще, но Александр, придержав коня, сказал:

— Давай прощаться, брат.

Обнял княжича за плечи, и тот шепнул ему сокровенно:

— Возьмешь меня на рать, а?

— Ну что ж, коли еще доведется — возьму. А пока натаривайся, Андрей, с мечом ли, с сулицей. Не давай душе и телу покоя, ибо покойными лишь покойники быть должны.

Долго стоял княжич Андрей на дороге, глядя вслед дружине Александра. И уж исчезла она за лесом, а он все еще слушал в тиши морозного дня удаляющийся скрип снега под копытами и санями.

На второй день прибыл князь Александр Ярославич в родной Переяславль. Город не узнать было. Он почти весь сгорел при взятии татарами, уцелели только валы земляные да храм Спаса, где когда-то постригали маленького Александра. На месте дворца княжеского — куча обгорелых бревен да головешек. Ходил князь по родному пепелищу, следом за ним вызванный Федором Даниловичем из монастыря мастер Иванка.

— Наперво, Ярославич, расчистить место надо, — советовал Иванка.

— А стоит ли? — обернулся князь. — Давай-ка, Иванко, поставим хоромы вон там, у Клещина на берегу.

— Это на бугре том?

— Вот-вот. И далеко видно будет с него озеро.

— Как велишь, — пожал плечами мастер. — Но здесь-то хоть валы, крепость.

— Что проку в ней, если поганые ее одолели. И не такие, как наша, ими попраны были.

Сразу же началось строительство княжеских хором на бугре у озера. Помимо мастеров, собранных тиуном Якимом в помощь Иванке, много трудилась тут и младшая дружина князя. Возили из лесу готовые бревна на дворовые постройки. Для терема мастера просили лесу самого выдержанного. И Яким нашел такой в монастыре. Монахи завезли в прошлом году себе трапезную рубить, да что-то замешкались. Как ни упирался настоятель, а пришлось лес отдать-таки князю на строительство.

Работа шла споро. Сам Александр Ярославич почти каждый день появлялся на стройке. Ходил, посматривал озабоченно, но молчал. Мастера и без слов понимали — торопит князь, торопит их. Вот-вот княгиня рожать должна, а у князя своего дома нет.

Едва хоромы срубили, Иванка поставил туда дюжину конопатчиков, а сам взялся баню рубить. Здесь придется рожать княгине, и баня должна быть крепкой и теплой.

— Не вздыхай, Ярославич, — утешал Иванка. — Все в срок поспеет, и мы, и… — мастер вовремя язык прикусывает: можно сглазить княгиню, тяжело рожать будет или еще, упаси бог, какая напасть стрясется.

В свой новый терем князь вселился на рождество, а вскоре, в канун крещенья, в самые морозы, вздумала рожать Александра Брячиславна. С обеда баню топить начали. К вечеру, когда стемнело уж, увели женщины туда молодую княгиню. Привезли откуда-то бабку-повитуху.

Князь ходил по терему, от волненья хрустел пальцами. Везде горели свечи. Вначале слуги шмыгали по углам, за дверями, стараясь не попадаться князю на глаза. Потом все тише, тише, и умолкли все.

Князь прошел в другую светлицу, в третью. Никого. Спустился вниз по лестнице. Пусто. «Куда ж их всех унесло? — подумал встревоженно. — Уж не таят ли чего от меня?!»

Без шапки вышел во двор. Было тихо, лунно и морозно. Над баней поднимался дымок. Князь направился туда. Нерешительно потянул за ручку дверь предбанника, в лицо ударило теплым духом. И там за облаками пара, всклубившегося в дверях, увидел лицо повитухи. Она узнала князя, закричала весело:

— Князь! Сын у тебя!

Распахнул было шире дверь — спросить, как, что, но оттуда закричали в несколько голосов:

— Нельзя! Нельзя!

Захлопнул дверь. Стоял ошеломленный радостной вестью. «Сын! Мой сын! У меня сын!»

А двор давно уже был погружен в сон. «Дрыхнут, псы. Некому слова молвить. Пойти закричать, поднять всех?» И тут до слуха князя донесся скрип саней, фырканье коня. Кто-то припозднившийся ехал мимо.

Александр Ярославич направился к воротам. Дорога рядом. А по ней со стороны Переяславля бежит кляча, запряженная в расхлюстанные сани.

Князь шагнул навстречу коню, схватил под уздцы, завернул к воротам. Напугал клячу, а еще более седока в санях. Мужик подумал бог весть что и наладился было дать стрекача. Князь успел схватить его за ворот.

— Идем в терем! Живо! — сказал повелительно.

Мужик узнал князя и затрясся от страха.

— Прости, князь, бес попутал, — всхлипнул он. — Не я виноват, они… Не я, князь…

— Идем, дурак, — засмеялся Александр и потащил мужика во двор. — Как звать-то тебя?

— Азарий, князь, Азарий я… — лепетал мужик, следуя за князем. Идти не хотел, но и упираться боялся пуще смерти. Шел, не отставал. Александр завел его наверх в комнату, где на столе стояла заливная рыба, кувшин с хмельным медом и чаши. Князь взял кувшин, налил две полные чаши, кивнул мужику:

— Бери, Азарий. Ну!

Азарий схватил чашу с медом, едва не уронил, плеснул на себя ненароком. Глядел растерянно, ничего не понимая.

— Пьем за сына моего, — сказал князь и чокнул свою чашу о чашу Азария. — Слышь, сын у меня токмо что родился. Сын! Пьем.

Азарий приложился к чаше. Пил, давился, кашлял, шептал бессвязно:

— Господи, какое счастье… Господи, счастье-то…

— Пей до дна, не бормочи, — понукал князь, выпив свою чашу. — Ведомо, счастье сие.