Александр Попов
Шрифт:
Учителя Воскресенский и Моригеровский были далеко не единственными в Пермской семинарии, кто был недоволен существовавшими порядками. В цитированной «Истории Пермской духовной семинарии» мы читаем: «Мы уже выше видели, что двое наставников В. и М. были уволены из семинарии за это именно вредное влияние на учеников. Но этими двумя дело не ограничилось. Впоследствии открылось, что в том же преступном деле замешаны и еще двое наставников. В августе 1862 года исправляющий должность пермского губернатора уведомлял ректора семинарии, что государь император, по всеподданнейшему министра внутренних дел докладу исследования о злонамеренных действиях лиц Пермского кружка, открытых в изготовлении в Перми литографного станка для отпечатания возмутительного сочинения, в распространении рукописей преступного содержания и пр., высочайше повелеть, между прочим, соизволил: наставников Пермской семинарии N, N подвергнуть полицейскому надзору, поручив, независимо от сего, губернскому начальству иметь со своей стороны особенное за ними наблюдение. Сообщая об этом, губернатор вместе просил ректора иметь со своей стороны строгий секретный надзор за действиями и отношениями означенных наставников» [96] .
96
История Пермской духовной семинарии после преобразования в 1840 г. // Перм. епарх. вед. 1876. Отд. неофиц. С. 248.
Конечно, «крамола» была вскоре уничтожена и носители опасных идей понесли суровое наказание, но влияние этих людей на учащихся сохранилось надолго. Д. Н. Мамин-Сибиряк, учившийся в той же семинарии, что и Попов (несколько ранее — с 1868 по 1872 год), охарактеризовал это влияние следующим образом: «Это время миновалось, хотя память о нем свежа еще, — наступило другое, когда наши отцы уже вышли из семинарии, а мы еще нигде не учились: это время эпохи славы семинарии, за которым последовало мгновенное падение. Это было то время, когда умственное движение
97
Из неопубликованного автобиографического очерка «Худородные» (цит. по: Боголюбов Е. А.Пермский период жизни Д. Н. Мамина-Сибиряка // Литературно-художественный альманах «Прикамье». Вып. 8. Пермь: Перм. обл. изд., 1945. С. 184–185).
Искоренить влияние, которое оказали эти люди на учащуюся молодежь, не удалось. Оно сохранялось в течение более четверти века и нашло выражение в создании нелегальной библиотеки. Питомец этого учебного заведения В. А. Ляпустин, учившийся в нем много лет спустя после того, как его покинул Попов, рассказывает: «О семинарской нелегальной библиотеке, когда я учился (1880–1886), были распространены, можно сказать, легендарные сказания. Рассказывали, что основателем библиотеки был Бакланов, преподаватель семинарии в философских классах [98] , очень любимый учениками. В шестидесятых годах Бакланов был арестован и административно выслан из Перми за распространение среди учащихся вредных идей. К этому же времени нужно отнести начало существования библиотеки, о чем говорят и даты, сохранившиеся на некоторых книгах. В мое время количество книг и рукописей, как мне кажется, не превышало пятисот экземпляров… Книги хранились в двух сундуках местной работы, одно время я был хранителем одного из сундуков. Библиотека пополнялась очень плохо, новые книги поступали редко и случайно и почти всегда бесплатно от наших товарищей, которые учились в столичных университетах. В члены библиотеки принимали только семинаристов по рекомендации трех товарищей. Постоянных членских взносов установлено не было, а иногда производились сборы на покупку новых книг. При мне количество членов было около 50–60 человек. Случаев провалов, измены, обысков и доносов за мое время не было. Интерес к чтению нелегальной литературы был так велик, что мы не считались с опасностью, хотя и знали, что после 1 марта 1881 г., дня убийства императора Александра II в Петербурге, начались ужасные гонения, и людей, пойманных с запрещенной книжкой и брошюрой, месяцами держали в тюрьмах и ссылках в отдаленных местах Сибири» [99] .
98
Старшие классы, в которых преподавались богословские предметы.
99
Ляпустин В. А.Встречи, которые забыть нельзя // Воспоминания о Д. Н. Мамине-Сибиряке. Свердловск, 1936. С. 65–66.
Но никакие строгости не могли повернуть колесо истории вспять. В это время в семинарии на место бурсака-вожака выдвинулся новый тип юноши, стремящегося к подлинным знаниям и увлекающегося новейшими литературными и научными течениями. Не Духовная академия является дальнейшей целью, а университет [100] . «Под влиянием литературы шестидесятых годов, в особенности Писарева, — писал выдающийся физиолог И. П. Павлов, также получивший среднее образование в духовной семинарии, — наши умственные интересы обратились в сторону естествознания, и многие из нас — в числе этих и я — решили изучать в университете естественные науки» [101] .
100
Исследователь жизни и деятельности Д. Н. Мамина-Сибиряка Е. А. Боголюбов первый обратил внимание на то, насколько велика была тяга учащихся Пермской семинарии в высшие учебные заведения: «В неопубликованных записях пермского врача П. Н. Серебренникова мы нашли очень ценный материал, характеризующий это неудержимое стремление лучшей части семинаристов уйти от поповства. За девятилетие, с 1870 по 1879 год, вышли из 4-го класса для поступления в высшие учебные заведения 173 семинариста, а остались обучаться в богословских классах 158 человек, т. е. менее половины. Единственная тогда в Перми гимназия выпустила за то же девятилетие, по данным доктора Серебренникова, только 92 человека, т. е. почти вдвое менее, чем дала студентов высшим учебным заведениям семинария» ( Е. А. Боголюбов.Указ. соч. С. 193).
101
См. «Автобиографию» И. П. Павлова, напечатанную в т. V Полного собрания трудов (С. 371). Влияние времени сказывалось и на учащихся высших духовных заведений. Тяга к общественно полезной деятельности привела к тому, что Святейший синод должен был издать указ «О правилах к предупреждению уклонений воспитанников духовных академий от обязательной для них службы по духовно-учебному ведомству». В указе подробно перечислены меры «для предотвращения продолжающегося затруднения в замещении наставнических вакансий в духовно-учебных заведениях, вследствие уклонения академических воспитанников от обязательной для них службы по духовно-учебному ведомству». Принятые меры были весьма строгими. Например, § 7 названных Правил гласил: «В случае нежелания поступить на духовно-учебную службу казеннокоштные воспитанники академии обязываются возвратить сполна и единовременно израсходованную сумму на содержание их в академии и семинарии, если они и в последней состояли на казенном содержании; никакие рассрочки во взносе таковой суммы не допускаются» (Перм. епарх. вед. 1871. Отд. офиц. С. 378).
О повышенном интересе к естествознанию, охватившем многих семинаристов, пишет Д. Н. Мамин-Сибиряк: «Зачитываясь книгами по естествознанию, я жил в каком-то совершенно фантастическом мире. Много лет прошло, а я как теперь вижу эту заветную полочку на стене, где заманчиво выглядывали объемистые томики геологии Ляйеля, „Мир до сотворения человека“ Циммермана, „Человек и место его в природе“ Фогта, „Происхождение видов“ Дарвина и т. д. и т. д. Сколько бессонных ночей было проведено за чтением этих книжек, и вера в естествознание разрасталась, крепла и в конце концов превратилась в какое-то слепое поклонение» [102] .
102
Боголюбов Е. А.Указ. соч. С. 212.
1860-е годы можно назвать эпохой популяризации натуралистического просвещения. Большую роль в этом играли публичные лекции, которые читали в Петербурге ведущие ученые столицы, такие, как академики Э. X. Ленц, Б. С. Якоби, профессора Л. С. Ценковский, И. А. Вышнеградский [103] . Не только в столице, а и во многих крупных городах страны лекции на природоведческие темы, иногда с увлекательными демонстрациями опытов, собирали в те годы многочисленные аудитории. И в Перми нашлись свои пропагандисты естественнонаучных знаний. Из сообщений прессы того времени видно, что и здесь устраивались лекции, рассчитанные на широкую аудиторию, интересовавшуюся новейшими достижениями науки. Рассадником таких знаний была местная гимназия [104] .
103
К. А. Тимирязев, посещавший эти лекции, писал: «Проверяя собственные впечатления, не раз приходилось делать опрос своих сверстников по науке, и многие из них признавали в этих лекциях первый толчок, пробудивший и в них желание изучать естествознание». Тимирязев оставил превосходное описание обстановки, в которой проводились лекции. «Должно отметить, — писал он, — сыгравший немаловажную роль в пробуждении у нас вкуса к естествознанию ряд блестящих публичных лекций в зале Петербургского пассажа (ныне помещение театра. — М. Р.), организованных своеобразным учреждением, возникшим в 1858 г., под названием „Торгового дома Струговщикова, Пахитонова и Водова“, позднее превратившегося в более известное издательство — Товарищество „Общественная польза“. Задачей этого оригинального „торгового дома“ было способствовать обнаруживавшейся в обществе „настоятельной потребности в изучении естественных наук“ путем издания подходящих книг и организации публичных научных курсов. Являясь результатом совершенно частного почина, лишенного к тому же всякой филантропической подкладки, это предприятие было одним из характерных учреждений своего времени и сыграло несомненную роль в развитии русской науки. Изящный специально отстроенный зал был, вероятно, первым вполне приспособленным к чтению лекций с необходимой обстановкой для опытов и демонстраций при помощи волшебного фонаря. В антрактах красная драпировка между белыми колоннами, составлявшая фон аудитории, раздергивалась, как бы приглашая публику в ряд помещений, своего рода педагогический музей, где она могла знакомиться с диковинной для нее химической посудой, физическими приборами, естественно-историческими коллекциями, так как в круг деятельности „торгового дома“ входила
и торговля этими почти неизвестными публике предметами. Читавшиеся в этой аудитории курсы могли бы принести честь и любому европейскому научному центру» ( Тимирязев К. А.Развитие естествознания в России в эпоху 60-х годов // Сочинения. Т. VIII. М., 1934. С. 170).104
Вот содержание одной заметки о цикле подобных выступлений: «Преподаватель Пермской гимназии А. П. Орлов на второй и третьей неделе поста прочитал в зале гимназии ряд публичных лекций о современном учении о соотношении физических сил, — учении, давшем возможность возвыситься человеческим воззрениям до установления общей динамической теории физических процессов и до вывода знаменитого закона сохранения силы… В своих лекциях г. Орлов старался показать, что закон этот имеет такое же значение в науке о природе вообще, какое имеет закон тяготения Ньютона в физической астрономии… Лекции, кроме высокого интереса их содержания, отличались полным изяществом изложения; великие результаты, добытые в последнее время наукой естествоведения, передавались слушателям в возможно доступной форме» (Перм. губ. вед. 1866. № 19. 5 марта. Ч. неофиц. С. 75).
Эти веяния все больше давали себя знать и в духовных учебных заведениях. Репрессивные меры могли приглушить, задержать, но не искоренить то новое, что несла с собой эпоха. Во многих семинариях нашлись преподаватели, которые были сторонниками передовых общественных идей и пытались дать своим воспитанникам полноценное среднее образование, чтобы подготовить их таким образом к сознательной и полезной деятельности на жизненном поприще [105] . Как раз в школьные годы Попова были предприняты меры к повышению уровня подготовки семинаристов по общеобразовательным дисциплинам. В 1871 году Синоду пришлось издать указ «О принятии мер к возвышению уровня познаний воспитанников семинарий по тем предметам, по которым познания эти оказались неудовлетворительными на поверочных испытаниях при приеме воспитанников в С.-Петербургский университет» [106] .
105
Это отмечено и в процитированной автобиографии И. П. Павлова: «Среднее образование получил в местной (рязанской) духовной семинарии. Вспоминаю ее с благодарностью. У нас было несколько отличных учителей, а один из них — высокий, идеальный тип священник Феофилакт Антонович Орлов» (Полное собрание трудов. Т. V С. 371).
106
Перм. епарх. вед. 1871. Отд. офиц. С. 395. Вот что записано в представленном совету названного университета отчете экзаменационной комиссии: «Наибольший процент не выдержавших проверочное испытание приходится в настоящем учебном году на долю духовных семинарий… Частные замечания, сделанные членами отдельных испытательных комиссий, заключаются в следующем.
а) По отношению к русскому языку:
Ученики духовных семинарий по умению письменно излагать свои мысли никак не уступают воспитанникам гимназий; что же касается сведений литературных, то в некоторых провинциальных семинариях они неудовлетворительны по все еще сохраняющейся за ними привычке считать сочинения некоторых авторов, например Гоголя, запретными для воспитанников.
б) По отношению к Русской истории:
Требования испытателей по русской истории были весьма умеренные… Знания по русской истории учеников духовных семинарий оказались особенно слабыми, из чего экзаменаторы заключили, что преподавание в сих учебных заведениях истории не только Западной Европы, но и отечественной, особенно с Петра Великого, идет неудовлетворительно.
в) По отношению к математике:
По производстве поверочных испытаний из математики экзаменаторы ограничились требованием знания только главнейших частей элементарного курса, совершенно необходимого для того, чтобы желающий поступить в число студентов физико-математического факультета мог с успехом следить за университетскими курсами… Сравнительно слабый уровень познаний в математике оказали воспитанники духовных семинарий» (Там же. С. 396–397).
Пропагандируемые передовыми педагогами внеклассные занятия, отвечающие склонностям учащихся, получили признание и в Пермской семинарии. Попов пользовался этой возможностью с увлечением. Кроме успешных занятий по всем дисциплинам (годовой балл на протяжении всех четырех классов семинарии у него был «5»), он пристрастился к точным наукам и так усердно их изучал, что получил среди семинаристов прозвище «математик». Тогда все точные науки входили в разряд математики не только в средней школе, но и в университете. Товарищи Попова по семинарии не чуждались его, хотя он стоял в стороне от их мальчишеских проделок. «Товарищи его по семинарии, — писал Дерябин, — среди которых у меня были знакомые, хотя очень уважали „математика“ А. С., но все же он не мог избежать их глупых, озорных шуток, нередко непристойных; на это он обыкновенно отвечал „дура“ и уходил от них, делая пируэт ногой…. за что и был прозван „конь“» [107] . Лучшее удовольствие он находил в естественно-научных занятиях, особенно в занятиях физикой.
107
Т и ТбП. 1923. № 21. С. 394.
Физику в семинарии проходили лишь в четвертом классе; ей уделялось всего четыре часа в неделю — в пять раз меньше, чем греческому языку [108] , однако Попов с лихвой восполнил этот пробел самообразованием. Е. Л. Коринфский, с которым Попов со студенческой скамьи поддерживал дружбу, длившуюся десятилетия, рассказывает: «Первым импульсом к занятию физическими науками был подаренный ему, ученику семинарии, кем-то учебник физики Гано, тогда только лишь переведенный на русский язык. Чтение этой книги бесповоротно направило его избрать специальностью физику» [109] .
108
Расписание учебных предметов для семинарии, с обозначением числа уроков по каждому из них. Перм. епарх. вед. 1867. Отд. офиц. С. 136.
109
Котлин, газета морская, общественная и литературная. 1906. 22 янв.
Учебник Гано оказался, впрочем, не единственным пособием при изучении заинтересовавшей Попова области знания. В то время пользовался уже широкой известностью учебник К. Д. Краевича [110] , выдержавший потом десятки изданий. В семинарские годы Попова была издана «Начальная физика в объеме гимназического преподавания», составленная профессором Московского университета Н. А. Любимовым [111] , который добился того, чтобы его учебник был принят в качестве пособия для учащихся духовных семинарий [112] . В решении Учебного комитета Святейшего синода записано: «Допустить „Начальную физику“ Любимова наравне с „Учебником физики“ Краевича для употребления в духовных семинариях, в качестве учебного руководства по означенному предмету» [113] .
110
Краевич Константин Дмитриевич(1833–1892) — преподаватель физики в средних и высших учебных заведениях Петербурга, в том числе и в Военно-морской академии. Учившийся здесь А. Н. Крылов в своих воспоминаниях дал высокую оценку педагогической деятельности К. Д. Краевича, отметив «редкую поучительность его лекций» ( Крылов Л. Н.Воспоминания и очерки. М., 1956. С. 104).
111
Любимов Николай Алексеевич(1830–1897) — физик, автор ряда работ по истории наук, в том числе одной из первых биографий М. В. Ломоносова (М., 1865).
112
См.: Журнал Учебного комитета при св. Синоде за № 60. О составленной профессором имп. Московского университета Николаем Любимовым «Начальной физике в объеме гимназического преподавания» (Перм. епарх. вед. 1874. Отд. офиц. С. 394).
113
См.: Журнал Учебного комитета при св. Синоде за № 60. О составленной профессором имп. Московского университета Николаем Любимовым «Начальной физике в объеме гимназического преподавания» (Перм. епарх. вед. 1874. Отд. офиц. С. 396).
При всех достоинствах учебника Краевича, на котором выросли многие поколения учащихся, курс Любимова по сравнению с ним имел преимущества, это отмечается в следующих строках протокола (журнала) Учебного комитета Святейшего синода: «Помимо верности и точности всего изложенного в „Начальной физике“ профессора Любимова, — чему достаточным ручательством служит уже имя автора как известного ученого и знатока своего предмета — физика г. Любимова заключает в себе некоторые особенности, придающие ей большое значение в педагогическом отношении. А именно: 1) автор „Начальной физики“ при изложении важнейших положений этой науки старался уловить нить идей изобретателей и, где возможно, говорить их собственными словами… Слияние исторического и догматического элементов не только придает особый интерес изложению, но и знакомит ученика с ходом того или другого открытия и делает его как бы участником этого открытия, позволяя ему следить за мыслью изобретателя в той первоначальной и ясной форме, в которой она родилась и развилась в голове самого изобретателя» [114] .
114
См.: Журнал Учебного комитета при св. Синоде за № 60. О составленной профессором имп. Московского университета Николаем Любимовым «Начальной физике в объеме гимназического преподавания» (Перм. епарх. вед. 1874. Отд. офиц. С. 395).