Александр Суворов
Шрифт:
Курис, сделав в воздухе круг пером, возгласил:
– Суворов приказал! – склонился к столу и побежал пером по бумаге.
Суворов, казалось, задремал и смолк. Но лишь у Куриса перо перестало скрипеть, Суворов заговорил опять:
– Фанагорийцы, поди, под Галацем соскучились… Лодки… Шанцевый инструмент [142] . Хотел Галац брать. Лестницы штурмовые…
Суворов открыл глаза и, взглянув на Остен-Сакена, прибавил:
– Барон, прикажите седлать коня…
142
Шанцевый инструмент –
Курис воскликнул:
– Суворов приказал!
И начал писать.
Приказ вручили Остен-Сакену. Суворов предлагал ему, не упуская часа, отправляться в Галац с приказом командиру Фанагорийского полка тотчас идти к Измаилу.
После этого Остен-Сакену надлежало заняться отправлением из-под Галаца к Измаилу маркитантов [143] с товарами.
– Буде на дороге по пути встретите торговцев, откочевавших от Измаила, разглашайте, что я туда прибыл. Сих не надо понуждать. Сами оборотятся. Весь шанцевый инструмент должно отправить на лодках к Измаилу. Лестницы тоже.
143
Маркитанты – торговцы съестным, напитками и разной мелочью, сопровождающие армию в походе.
Остен-Сакен, приняв пакет от Суворова, откланялся. Через четверть часа он в сопровождении десятка казаков скакал по направлению к Галацу на Дунае.
В комнату входили и выходили, получив приказы, ординарцы. Наконец Суворов обмакнул перо в отцовскую чернильницу, усталый взор его застлала слеза. Суворов смахнул ее бородкой пера и написал:
«Получа сего числа повеление, отправляюсь к стороне Измаила.
Разбудили потёмкинского курьера.
– Конь твой напоен и накормлен, – сказал Суворов. – Да и ты, друг, всхрапнул порядком. Потрудись еще, братец, – свези письмо фельдмаршалу: мои-то люди все в разгоне.
Пахомов принял письмо из руки Суворова, сунул его в сумку и откозырял. У крыльца его ждал конь, вычищенный и отдохнувший. Ординарец вскочил на коня и ринулся в вечернюю мглу.
Прискакал из Ясс в Бырлад новый курьер от Потёмкина с печальными вестями. Генералы под Измаилом, еще не получив приказа о назначении Суворова, собрались на военный совет и решили из-за голода в войсках снять осаду. Генерал-поручик Павел Потёмкин первый ушел из Измаила.
«… Предоставляю Вашему Сиятельству, – закончил свое письмо Григорий Александрович, – поступать тут по лучшему Вашему усмотрению, продолжением ли предприятия на Измаил или оставлением оного».
Суворов решил не медлить. Сделав последние распоряжения, он послал генералу Павлу Потёмкину приказ вернуться с войсками к Измаилу и поскакал с конвоем казаков туда же. Он торопился, на полпути покинул свой конвой и вдвоем с одним казачьим урядником пустился прямиком к Дунаю.
Перед рассветом 2 декабря 1790 года к русским аванпостам у Измаила подъехали два всадника: Суворов, а с ним казак с узелком, притороченным к седлу. В узелке заключался весь багаж полководца.
Рассветало. Суворов остановил измученного коня. Ночь неохотно отступала под сонным натиском серого дня. Налево и направо голубели два озера. Над Дунаем серой холстиной расстилался туман. Излучину реки закрывали серые валы и бастионы Измаила. Сизые дымки поднимались над крепостью тонкими стебельками, расцветая в высоте алыми отсветами зари.
Из долины доносились звуки барабана и рожков: играли зорю.
Суворов тронул коня, и казацкий конь, поняв, что седок не спешит, побежал неторопливой рысцой.
Дорога шла вниз. Крепость приближалась. Справа от нее, на русской батарее, из амбразуры выпрыгнул огненный сноп с клубом дыма. Грянул и прокатился пушечный выстрел. За ним – другой, третий.
Впереди на дороге показалась на рысях группа всадников. Вышло из облака солнце. Засверкало золото мундиров.
Суворова ждали. Старшие командиры выехали его встречать. Впереди ехал генерал-поручик Самойлов. Он отсалютовал шпагой.
Суворов, не останавливая коня, приложил руку к каске. Значок на шесте около загородного дома, покинутого измаильским пашой, указал ему место ставки. Перед ставкой стоял караул от гренадерской роты Суздальского полка. Приняв рапорт, Суворов поздоровался с караулом, молча прошел вдоль фронта, обнял и поцеловал левофлангового, поклонился солдатам и усталой походкой направился к дому.
Генералы и старшие командиры последовали за Суворовым в низкий, обширный, с маленькими оконцами зал. Суворов стоял устало закрыв глаза. Генерал Самойлов начал представлять командиров, называя их имена.
Первым подошел Хосе де Рибас. Суворов открыл глаза и обнял де Рибаса. Они расцеловались.
Самойлов назвал следующее имя. Суворов обнял бригадира Матвея Платова.
Самойлов назвал имя генерал-майора Голенищева-Кутузова. Обняв Кутузова, на лице которого были видны следы ранения, Суворов прошептал ему на ухо:
– Назначаю тебя комендантом Измаила!..
Кутузов усмехнулся, но вдруг стал серьезен и с поклоном во всеуслышание ответил:
– Спасибо, граф. Оправдаю ваше доверие…
Представление окончилось. Суворов прошел к следующей двери, обернулся и поклонился всем:
– Господ генерал-поручиков, генерал-майоров и бригадиров прошу сюда на военный совет.
Он пропустил перед собой тринадцать человек, последним вышел из зала сам и плотно затворил за собой дверь.
Суворов спрашивал о числе и состоянии русских войск у Измаила. Ему отвечали: численность – до 20 тысяч, из них половина казаков, вооруженных только пиками. В войсках много больных, изнуренных лихорадкой, продовольствия – на десять дней.
Суворов спрашивал о боевых запасах. Ему отвечали, что артиллерия имеет только по одному комплекту зарядов, ружейных патронов тоже мало.
Суворов интересовался уже произведенными осадными работами. Ему отвечали, что начали вести апроши [144] , но бросили. На флангах крепости возведены полевые редуты, но осадные орудия с них сняты и увезены генералом Павлом Потёмкиным.
Суворов задал вопрос: сколько турецких войск в Измаиле? Он узнал, что не более 40 тысяч, но и не менее тридцати. Войска турок обеспечены и фуражом, и продовольствием на всю зиму, если даже не считать скрытых запасов мирных жителей.
144
Апроши – осадные рвы и насыпи; род укрытия для постепенного подступа к крепости.