Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
Крючков с ранних лет считал себя — и не без оснований — настоящим солдатом КПСС, мобилизованным партией на службу в органы. С юных лет он уже находился в аппаратной «обойме»: секретарь Сталинградского горкома комсомола, следователь прокуратуры, слушатель Высшей дипломатической школы, третий секретарь посольства в Будапеште. Именно в венгерской столице его путь пересекся с карьерой Ю. В. Андропова, который, будучи послом, сразу отметил старательного и педантичного молодого дипломата, а вернувшись в Москву, пригласил его поработать вместе в ЦК. Референт, зав. сектором, помощник секретаря ЦК — служебное продвижение почти тридцати последующих лет шло в фарватере карьеры Юрия Владимировича.
Некоторые старые волки из Ясенево так и не могли смириться с его появлением в их закрытом корпоративном сообществе. «Чужак», «непрофессионал», «партаппаратчик» — так за глаза называли
В отличие от своих предшественников, генералов Сахаровского и Мортина, новый шеф сразу поставил перед управлением самые амбициозные задачи. Он политизировал разведку. «Оплодотворил» ее. Сам председатель скоро оценил роль ПГУ и стал регулярно бывать «в лесу». Андропову оборудовали в Ясенево личный кабинет, он приезжал, собирал руководство, просил высказаться по какой-то внешнеполитической проблеме, внимательно всех выслушивал. Разведчиков это грело, они этим гордились. Крючков зорко поглядывал сквозь свои очки на подчиненных: ценят ли они его доверительные отношения с шефом?
Мой добрый знакомый, ветеран ПГУ генерал Б. А. Соломатин, знаменитый тем, что Ю. В. Андропов назвал его однажды в узком кругу «классиком разведки», тоже считал Крючкова «интриганом» и в высшей степени непорядочным человеком.
В аппаратных играх он не одну собаку съел. Знал, как карьеру сделать, как угодить, как подчиненных в узде держать. На свое окружение Крючков всегда копил компромат — он с юных лет, еще с тех пор, как руководил комсомолом в Сталинграде, уяснил, что это лучший способ подчинить себе людей, сделать их верными слугами.
Он перенес из ЦК к нам в «лес» самые замшелые номенклатурные нравы. До Крючкова у нас никогда не было такого количества сплетен, подсиживаний, такой грязи. Он этим жил и умело дирижировал такими вещами. Натравливал людей друг на друга, создавал группировки и их тоже стравливал. Некоторые наши сотрудники быстро смекнули, что к чему, и стали подпитывать шефа тем, что он хотел, то есть сплетнями, слухами. А он такое всячески приветствовал и вознаграждал [394] .
394
Снегирев В. Генерал невидимого фронта. М.: Международные отношения, 2016.
Соломатин, кстати сказать, как раз из той старой гвардии, которую никак не заподозришь в симпатиях к перестройке. И приведенная здесь его оценка всего лишь отражает те качества, которые в действительности демонстрировал Владимир Александрович.
Еще одну характеристику дал Крючкову помощник Андропова по Политбюро И. Е. Синицын, который по роду службы близко общался с начальником ПГУ:
Хитер, коварен, искушен в партийных и кагэбэшных интригах, но труслив и непрофессионален даже после десятка лет на посту главы ПГУ. […] Во время генеральских застолий, на которых он любил присутствовать, Крючков подпаивал своих соседей по столу и провоцировал их на негативные высказывания об Андропове, чтобы тут же доложить их шефу. […]
По своим политическим воззрениям Крючков был скорее «ястребом», чем «голубем». Именно с «ястребиных» позиций он подавал информацию разведки Андропову [395] .
395
Синицын И. Андропов вблизи. М.: Российская газета, 2004.
Помощник Ю. В. Андропова уверен в том, что именно Крючков во многом повинен во втягивании страны в афганскую авантюру. По мнению многих ветеранов службы, как пишет И. Е. Синицын, Крючков развалил советскую внешнюю разведку, способствовал появлению в ее рядах
целого сонма предателей.Но это взгляд людей со стороны. Сам же Владимир Александрович считал себя личностью незаурядной. Еще с юных лет уверовал, что способен к покорению самых высоких карьерных вершин. Он без труда заочно окончил юридический институт в Саратове и Высшую дипломатическую школу в Москве. В группе, изучавшей венгерский, он оказался единственным слушателем — больше никто не рискнул заняться таким сложным языком. А Крючков не сдрейфил, спал по три-четыре часа в сутки, но доказал всем, и в первую очередь себе самому, что может сделать больше, чем другие.
«Да, я не получил специального образования, не кончил разведшколу, не работал „в поле“, но зато прошел другие, более важные для этой должности университеты, и прежде всего школу партийного руководства, школу идейной закалки», — так говорил о себе начальник самого секретного, самого главного управления КГБ.
Во второй половине 80-х годов Крючков, быстро осознав новые веяния, поддержал инициативы Горбачева по выводу из Афганистана советских войск, стал непосредственным участником операции по смене в Кабуле высшего руководства ДРА, назначению на пост главы государства доктора Наджибуллы, с которым связывают политику национального примирения.
Да, внешне — серая мышь, типичный советский аппаратчик. Но с большими амбициями. Или можно и так сказать: с большими комплексами маленького человека.
Интересную характеристику дал ему А. С. Ципко, работавший в аппарате ЦК на закате перестройки:
Он от природы приговорен был считаться верным ленинцем и коммунистом. Напоминал скорее секретаря сельского райкома партии по идеологии, чем руководителя разведки или главу всего охранного ведомства. Когда он выступал перед аппаратом ЦК, то начинал с клятв верности Ленину и этим же заканчивал [396] .
396
Ципко А. Исповедь одессита-антисоветчика: «Агент „Солидарности“» в команде Горбачева. М.: Издательская группа Navona, 2011.
Крючков не без оснований считал себя вполне готовым занять должность главы секретного ведомства, иначе говоря — сыграть ключевую роль в руководстве страной. Наследник Андропова. Государственник. Хранитель множества самых сокровенных тайн. Но, став председателем госбезопасности и членом Политбюро, он помимо своей воли оказался в жерновах поздней перестройки, которые перемололи и его самого.
Горбачев и близкие к нему люди, например те же Яковлев и Шеварднадзе, последовательно вели дело к демократизации всего общества, лишению партии монопольного права на истину, а кончилось все это тотальным развалом и системы, и государства. Владимир Александрович Крючков, будучи членом Политбюро, а затем членом Президентского совета, тоже несет ответственность за все случившееся, но в какой-то момент он и его подельники по ГКЧП решили спасать социализм — так, как им это виделось. Крючков стал одним из главных инициаторов событий, которые вошли в историю под название «августовский путч».
Сам Крючков категорически отрицал всякие подозрения в заговоре и желании сместить с поста генсека Горбачева. Утверждал, что все случившееся происходило как раз с согласия Михаила Сергеевича и было продиктовано исключительно благими намерениями — спасти от развала СССР, помочь стране выбраться из того страшного кризиса, в котором она оказалась.
Возможно, это именно так. Но ведь не зря говорят: благими намерениями бывает вымощена дорога в ад.
Процессы, которые запустили Горбачев и Яковлев своей перестройкой, были уже необратимыми. У Крючкова и его соратников не имелось никаких реальных шансов повернуть историю вспять.
После бесславного провала августовского путча он лишился своей высокой должности, отсидел под следствием в тюрьме, написал покаянные письма генеральному секретарю. На закате жизни Владимир Александрович издал двухтомник «Без срока давности», куда в основном вошли его интервью и статьи, в том числе и обе моих публикации — та, жесткая, в «КП» и интервью для «Российской газеты», взятое на Новом Арбате. Я внимательно изучил эти книги. Вывод, увы, оказался неутешителен для их автора: судя по высказываниям на разные темы, Крючков до последних дней оставался человеком с консервативными и даже замшелыми взглядами. Партийно-застойных идеалов он не предал.