Александра
Шрифт:
— Язычники что ли?
Он сверкнул на меня злым взглядом.
— Это вы так нас называете. А мы дети солнечных богов! Это вы предали пращуров своих. Стали рабами распятого.
— Ты язык попридержи, старый! — Наехал на него Иван. Поднял руку с плетью.
— Ваня, осади! — Остановила мужа. Посмотрела на старика. Страха в нём не было. Занятный дедок. — Насчёт предали своих пращуров, так не прав ты тут, дедушка. — При слове дедушка, он посмотрел на меня удивлённо. — Русичи помнят свой исток. Свои корни. Зря ты так. А то, что христианами стали,
— Как это?
— А об этом мы с тобой поговорим позже. Если захочешь. — Я усмехнулась. Посмотрела на Богдана. — Освободи их.
— Госпожа? — Богдан смотрел на меня непонимающе. Точно так же, как и Иван.
— Саша, ты чего это? Татей освобождать?
— Ванечка, пожалуйста, любый мой, делай то, что я сказала.
Богдан соскочил с коня и разрезал путы у старика и парня. Я смотрела на старшего, улыбалась.
— Как зовут то тебя, дедушка?
— Аникеем родители нарекли.
— Аникеем? Хорошо. А почему всё же разбоем занялись? — Обоз двигался дальше, и мы тоже двинулись за ним. Старик шёл рядом с повозкой, на которой лежал его раненный соплеменник. Парень тоже.
— Прежде чем ответить тебе, дева, хочу спросить. Позволишь ли?
— Спрашивай.
— Почему оружные вои слушают тебя? Исполняют твою волю? И даже боярин.
— Так боярин муж мой, венчанный, перед богом и людьми.
— Тогда тем более. Разве не он должен повелевать тобой и воями?
— А он и так повелевает ими.
— Но слушают тебя. Разве жёнка не должна преклониться перед мужем своим? Что по покону предков наших, что даже по вашему закону распятого?
— Так я и так покорна ему, на ложе нашем супружеском. Он имеет на это право, как супруг мой. Как мой любимый мужчина. Ибо я дала клятву ему, на алтаре, когда венчали нас. Я говорила сама себе: «Я клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас». И я не могу нарушить эту клятву. — Посмотрела на Ивана. Его широко раскрытые глаза.
— Саша, ты мне не говорила этого.
— Не говорила тебе. Говорила себе, Ванечка. Эту клятву дают все женщины нашего рода сами перед собой, своим избранникам и идут с ней до конца. Моя прабабушка сняла своего мужа с креста, на котором его распяли османы. И сыновей своих. Копала им могилы, руками, разрывая твёрдую землю. Сама хоронила их. И сыновей, и мужа своего. И умерла рядом с ними, на их могилах. Разве это не следование клятвы? — Он, подъехав ко мне ближе, накрыл мою руку своей. Смотрел на меня потрясённо. Надо будет по приезду Ленку настропалить, насчёт этой клятвы. А то коза драная спалится не дай бог, когда её Вася спрашивать будет насчёт клятвы. А Ваня, сто процентов ему расскажет. Старик тоже смотрел на меня потрясённо.
— Кто же ты? — Спросил он.
— Я, Александра Комнина, из рода Комниных-Великих. Я царевна, принцесса Трапезундская и Византийская. Мои предки были императорами Рима!
Царями!Некоторое время старик шёл молча, только бросал на меня странные взгляды. Я тоже поглядывала на него, потом сказала.
— Можешь уходить. И юнака забирай с собой. А этого, я отвезу к себе в крепость. Вылечу его, если он доживёт. Потом отпущу. А теперь скажи, зачем всё же вы занялись разбоем на дорогах?
— Хиреет наш народ. Женщины меньше рожать стали. А тех, кого рожают не все выживают. Большая часть умирает. Чую, что скоро народ мой, голядь, исчезнет.
— Конечно хиреет, Аникей. Вы же ушли в дебри. Живёте там, как сычи. Пищи нормальной нет. Хлеба нет, овощей нет. Питаетесь тем, что сможете вырастить в лесу и охотой. Плюс замкнулись в себе. Женитесь на родичах. А это плохо. Не только христианство запрещает браки до седьмого колена, но и старые боги запрещали такое! Ибо кровосмешение ведёт к вырождению народа.
— Права ты, царевна. Права. Поэтому и выходим мы на татьбу, что противна нам. Но куда денешься? Мы стараемся захватить мужей и жён. Мужей отводим к нам, чтобы они дали здоровое потомство девам нашим. А дев, что берем с разбоя, чтобы рожали мужчинам нашим потомство. Думаешь ради злата и серебра мы идём на это?
— Верю, Аникей. Давай договоримся с тобой так. Сейчас ты уходишь. Забирай с собой повозку с едой. А потом придёшь в крепость бояр Вяземских. Тебя приведут ко мне. Там мы поговорим с тобой. Хорошо?
— Ты меня отпустишь, царевна?
— Конечно. Уже отпустила. Ты свободен.
Он остановился. Я тоже остановила своего коня. Ваня тормознул своего и Богдан. Я посмотрела на своего старшину.
— Богдан, отдай им повозку с продовольствием.
— Саша, а что мы будем есть? — Спросил Иван.
— Ничего. Сколько там осталось идти? Полдня. Потерпим. Потом наедимся. А им надо. Ванечка, поверь мне, пожалуйста.
— Ладно, Саша. Как скажешь. — Боярин дал команду. Повозку с продовольствием остановили.
— Вот видишь, Аникей, я держу своё слово. Возвращайся к своему народу. И повозку возьми. Я буду ждать тебя. Нам о многом нужно поговорить.
Аникей неожиданно поклонился мне в ноги.
— Благодарствую тебе, Александра из рода Комниных. Я приду.
Я ему кивнула и тронула коня ногами. Мы двинулись дальше. К вечеру подошли к броду. И тут же подскакал воин из арьергарда.
— Царевна, орденцы.
— Когда?
— Очень близко. Мы не успеем переправится.
— Сколько их?
— Три сотни, может больше.
Мать их всех.
— Орудия сюда! — Крикнула Богдану. Первые повозки вошли в воду. Две повозки с пушками подкатили ко мне. — Обе повозки выставить на этом взгорке. Выполнять!
Посмотрела на Ваню.
— Ванечка, мы должны удержать брод пока обоз его не минует, понимаешь?
— Понимаю, Саша. Мы выстоим.
— Ты не понял, мой хороший. Ты идёшь с обозом.
— Как это я иду с обозом?
— Ты должен доставить обоз в крепость, к батюшке. Понятно?