Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Александра

Хереш Элизабет

Шрифт:

На первый запрос британское правительство реагирует благосклонно, однако одновременно высказывает мнение, что Дания или Швейцария все же были бы более желательными странами для эмиграции царской семьи. Секретарь короля Георга V, кузена Николая и Александры, сэр Артур Стамфордем к тому же указывает британскому министерству иностранных дел на то, что русское правительство должно гарантировать средства на надлежащее содержание императорской семьи в Англии.

На это из Петрограда не поступает никакого ответа. Это дает английскому королю время опомниться. 30 марта 1917 г. он велит своему секретарю написать британскому министру иностранных дел Бальфуру: «…как Вам известно, король имеет тесные дружеские отношения с [российским] императором и готов сделать все, чтобы ему помочь. Однако Его Величество вынужден выразить сомнение

в целесообразности того, чтобы, учитывая опасности путешествия, императорская семья избрала своим местом жительства Англию».

2 апреля приходит ответ Бальфура:

«Министры Вашего Величества понимают упомянутые трудности, однако не считают возможным отозвать приглашение».

«Его Величество рассматривает это дело как закрытое», — возвращается от личного секретаря короля.

5 апреля из России в британское министерство иностранных дел приходит еще одно письмо, содержащее просьбу двух великих князей о политическом убежище. После этого Стамфордем еще раз резюмирует мнение короля в послании секретарю министра иностранных дел Бальфура:

«Я полагаю, что вопрос о пребывании царя и царицы в России, равно как и его кузенов Георгия и Михаила, должен быть пересмотрен. Для короля слишком трудно было бы принять на себя критику или даже негативную позицию общественного мнения».

Двадцать четыре часа спустя Стафордем направляет непосредственно министру иностранных дел Бальфуру следующее предупреждение:

«Озабоченность короля этим вопросом растет с каждым днем (…) Его Величество получает письма от всех слоев населения (…) и члены лейбористской [рабочей] партии решительно возражают (…) Так как общественное мнение исходит из того, что царская семья приезжает сюда по инициативе короля, Его Величество предстал бы в неблагоприятном свете (…) Поэтому король изволит просить Вас, чтобы после консультаций с премьер-министром Вы тут же уведомили Бьюкенена, чтобы он подыскал для Временного правительства другую будущую резиденцию для Императорских Высочеств…»

Еще в тот же вечер король велит своему секретарю написать Бальфуру:

«Я должен Вас просить доложить премьер-министру, что согласно сообщениям в прессе переезд бывшего императора и бывшей императрицы в нашу страну (…), несомненно, скомпрометировал бы короля и королеву (…) Бьюкенена необходимо инструктировать, что [русский министр иностранных дел] Милюков, ввиду раздающихся здесь голосов против, должен нам позволить отозвать наше первоначальное согласие…»

Телеграмма от 13 апреля 1917 г. Бьюкенену в Петроград заканчивает обсуждение раз и навсегда. В своем ответе на нее Бьюкенен соглашается с мнением своего начальства не проводить эту акцию как инициативу британского правительства, позитивно относящегося к эмиграции царской семьи в Англию, без согласия короля, так как иначе это могло бы омрачить отношения с новыми властями России (где в правительстве уже доминируют Советы)…

В написанных позднее мемуарах английский дипломат не упоминает об этом деле, чтобы не скомпрометировать свое правительство ввиду той участи, которую уготовили царской семье именно те власти, с которыми британское правительство не хотело испортить отношения. Все же дочь Бьюкенена, Мериел, находившаяся в то время в Петрограде и знавшая о переписке между Англией и Россией, рассказала о нем впоследствии, и содержание сохранившейся корреспонденции документально подтверждает ее свидетельства.

Через своего посла в Париже британское правительство еще попытается поднять вопрос о приеме царской семьи союзной России Францией.

«Король в особенности опасается последствий приглашения жены царя, так как возлагает на нее главную ответственность за современные волнения в России», — объясняет друг Георга барон Хардинг министру иностранных дел, который теперь дает инструкции своему послу во Франции о соответствующем демарше. Однако реакция британского посла в Париже лорда Бертье, перед тем как начать прорабатывать вопрос о приемке царской семьи с французским правительством или вместо этого, убийственная. Не пошевелив и пальцем, Бертье отписывает в Лондон:

«Я не думаю, что бывшего императора и его семью рады были бы видеть во Франции. Императрица — не только бош [99] по рождению, но и в мыслях. Она сделала все возможное, чтобы достичь понимания с Германией. Ее считают преступницей или преступно

душевнобольной, а бывшего императора преступником за его слабость и подчинение диктату императрицы…»

Больше попыток найти место ссылки для царской семьи не предпринимается. Ее судьба предоставлена новым властям. За то время, что шла переписка, во Временном правительстве возобладало радикальное крыло, представители которого и не думают «выпускать из рук» царскую семью. Таким образом, момент для их спасения окончательно упущен.

99

Презрительная кличка немцев, вошедшая в употребление во время германо-французской войны.

Послание секретаря короля Георга V Стамфордема: «…Бьюкенена необходимо инструктировать сказать Милюкову, что оппозиция приезду императора [Николая] и императрицы [Александры] здесь настолько сильна, что мы должны себе позволить отозвать ранее направленное русскому правительству согласие…»
Телеграмма британского министерства иностранных дел британскому послу в Петрограде Бьюкенену от 23 апреля 1917 г.: «Мы зондируем французов на предмет принятия во Франции бывшего императора и бывшей императрицы. Тем временем Вы не должны поддерживать никакие надежды на то, что их могут принять в Англии во время войны»
Письмо британского посла в Париже Франсуа Бертье другу английского короля лорду Хардингу от 22 апреля 1917 г.: «…я не думаю, что бывшего императора и его семью рады были бы видеть во Франции. Императрица — боги (…) Ее считают преступницей или преступно душевнобольной…»

Пока идут переговоры по дипломатическим каналам, ни о чем не подозревающая царская семья готовится для выезда в Англию. «Упаковывалась в Англию», — записывает Александра, а Николай замечает в своем дневнике: «Привел в порядок все, что хочу взять с собой в Англию…»

В июле 1917 г. становится ясно, что это несбыточно. Является Керенский и требует, чтобы семья упаковалась и «взяла с собой теплые вещи». Куда должны ехать, он не разглашает, но намек более чем прозрачен. То ли решение в пользу Сибири — до этого традиционного места ссылки неприятных царскому режиму оппозиционеров — принято им, чтобы удовлетворить Петроградский совет, то ли этот район он действительно считал «сравнительно безопасным от эксцессов в отношении бывших представителей монархии» (как он оправдывается в своих воспоминаниях), остается невыясненным.

Комендант дворца Кобылинский сообщил домашнему учителю Жильяру державшуюся в тайне цель: Тобольск в Сибири. Так что Александра осведомлена. Непосредственно перед выездом она направляет Анне Вырубовой следующие строчки:

«Нам не говорят, куда мы поедем и насколько (мы должны узнать это только в поезде), но я думаю туда, где ты недавно была [100] — похоже, наш друг [Распутин] зовет нас туда (…) Какая мука уезжать отсюда, все упаковано, пусты комнаты, которые двадцать три года были родным домом…»

100

После освобождения из тюрьмы Вырубова ездила в Тобольск

Поделиться с друзьями: