Александровскiе кадеты. Смута

Они с Игорьком углубились в кварталы Рождественских улиц (которых Юлька привыкла называть «Советскими», и ей опять пришлось всё время себя одёргивать).

Здесь им пришлось петлять. Свернули во двор, пробежали мимо до боли знакомых светло-желтоватых стен, темных окон с коричневыми ящиками-«ледниками» снаружи, нашли нужную дверь, что вела на лестничную площадку другого дома, выходившего уже на следующую Рождественскую, не пятую, но шестую — по мнению Юльки эти шпионские игры были никому не нужны, их с Игорьком тут никто не знал и никто ни в чём не мог заподозрить; но Игорёк, похоже, наслаждался каждым мигом и Юлька не протестовала.

С Шестой Рождественской опять нырнули во двор, и на сей раз остановились.

— Отпирай! Я прикрою!

Узкая-преузкая (кошка едва пролезет) дверь больше походила на створку стенного шкафа и заперта была большим висячим замком. Именно этот замок требовалось открыть, сразу же запереть снова снаружи (почему и требовалось двое для этой миссии), после чего обойти вокруг квартала и встретить Игорька с другой стороны — пока он выносил сумку, полную революционных листовок.

Сердце у Юльки бешено колотилось, она почти что бежала, изо всех сил заставляя себя идти, как положено гимназистке — держа осанку, без спешки, с достоинством — так учила Ирина Ивановна, отрабатывавшая с Юлькой даже походку.

И сейчас, добравшись до нужной парадной, она замерла — Игорька там не было, зато имелись двое усатых городовых и ещё один тип в котелке, ну точь-в-точь «шпик», как их показывали в фильмах про революцию.

Юльке это очень, очень не понравилось.

Она сбавила шаг, неторопливо перешла на другую сторону улицы, делая вид, что вглядывается в номера домов, словно разыскивая нужный.

Обернулась — и вдруг увидела в окне сразу над парадным лицо Игорька, прижавшегося к стеклу.

Игорёк корчил жуткие рожи и тыкал пальцем вниз, явно указывая на городовых.

Юлька не поняла, чего он боится — у кого могут возникнуть вопросы к мальчишке-гимназисту с большой холщовой сумкой через плечо?

Однако, раз он не выходит, значит, она должна ему помочь.

И Юлька, не успев ни удивиться собственной смелости, ни даже как следует испугаться, решительным шагом направилась к полицейским со «шпиком».

Взгляд назад 11

— Прошу прощения, господин городовой, — пискнула она самым сладким голоском, на какой была способна. — Я заблудилась. Ищу дом госпожи Егузинской, вы не поможете мне?

Юлька долго заучивала имена домовладельцев. Адреса тогда больше писали как «дом такого-то или такой-то», в дополнение к номерам, а зачастую и вместо них.

Все трое разом уставились на неё. Суровые такие, усатые, с мохнатыми бровями. «Шпик» прямо-таки буравил её пристальным взглядом, однако, заговорил он очень мирно:

— Егузинская? Пахомов, знаешь такую?

— Как ж не знать, — басом ответил один из городовых. — Прасковьи Степановны дом всякий знает! Вон, на углу с Мытнинской. Жёлтый, двухэтажный. Госпожа Егузинская купчиха справная! Всегда поднесёт и на Рождество, и на Пасху…

Краем глаза Юлька заметила какое-то движение за их спинами. Игорёк! Сообразил, слава Богу!

По спине у Юльки струился пот, но роль надо было доиграть до конца.

— Большое спасибо, господа, — и она сделала самый лучший книксен, на какой была способна. — Я пойду теперь…

— А как звать-то вас, мадемуазель? — осведомился «шпик». — И где местожительство имеете?

Юльке показалось — она сейчас хлопнется в обморок. В революционные героини она никак не годится, мелькнула мысль. Но всё-таки она ответила, как они измыслили с Ириной Ивановной и Константином Сергеевичем:

— Перумова Екатерина[1], а живу на Итальянской, дом купцов Челпановых…

Имя это подсказал подполковник Аристов — его знакомец, купец Челпанов что держал лавку офицерских товаров в Гостином Дворе, чья собственная сестра вышла замуж за отставного поручика Данилу Перумова, и у них была дочь — такого же возраста, что и сама Юлька. Если что, если будут искать — по бумагам всё совпадёт, а уж чтобы стали так глубоко копать, чтобы искать и являться прямо на квартиру — на подобные подвиги Охранное отделение, по мнению самого Константина Сергеевича, было решительно неспособно.

Кажется, удовлетворились… Юлька повернулась и на негнущихся ногах двинулась прочь, к тому самому дому. Потом не выдержала, обернулась — «шпик» пристально глядел ей вслед, Юлька не нашла ничего лучшего, как помахать ему. «Шпик» махнул своим рукой и они все трое зашли в подъезд, откуда только что должен был выбраться Игорёк.

…Он догнал Юльку уже на Мытнинской. Он пыхтел, таща тяжеленую сумку через плечо, битком набитую прокламациями.

— Бежим! — он схватил Юльку за руку, потащил в очередной проходной двор.

Ох, как же они мчались! Что было сил, во весь дух, так, что пятки сверкали. Остановились, только выбравшись на Суворовский проспект.

— Всё, всё!.. теперь идём спокойно! — задыхался Игорёк.

Они пошли, изо всех сил стараясь, чтобы на них не слишком уж обращали внимание.

— Ты молодец, — вполголоса говорил Игорёк, перекидывая сумку с плеча на плечо. — Не растерялась. А я груз забрал, собрался уже выходить, гляжу — стоят!..

— Они потом в этот дом зашли, — добавила Юлька.

— Во-во! Хорошо, я выскочить успел!

Тащить здоровенную суму, доверху плотно набитую пачками прокламаций, было тяжело. На Суворовском сели на трамвай, «17»-ый, до Литейного, сошли, дождались другого, «20»-ки, и медленно потащились в сторону Невы.

— Удивительно… — тихонько сказала Юлька, глядя в окно. — Помнишь, как после школы с тобой ездили? Только на двадцать пятом…

Трамвай как раз с натугой вползал на Литейный мост. Огромного и жутковатого Большого Дома по правую руку не было, вместо него — аккуратное здание в два с половиной этажа, считая полуподвальный.

— Окружной суд, — Игорёк заметил Юлькин взгляд. — У нас его снесли.

— Красивый, — с сожалением сказала Юлька.

— Красивый… много чего красивого порушили.

— Да, я ещё в Гатчине заметила…

— А вообще да, жутковато как-то даже, — вдруг поёжился Игорёк. — Мы словно в изнанке нашего мира, как дед говаривал.

— А я вообще не понимала, о чём это он…

Игорёк только махнул рукой.

— Давай думать, как задание выполнить.

… «Двадцатка» долго ковыляла сперва по Нижегородской улице[2], затем по Нюстатской[3]. Здесь места уже практически ничем не походили на знакомое Юльке. Дома, напоминавшие центр или её родную Петроградскую сторону, быстро кончились, потянулись какие-то длинные низкие строения, перемежавшиеся заводами, потом трамвайные рельсы прижались к железнодорожной насыпи — голой, без привычной Юльке ограды с тополями. Потом вагон свернул — на 2-ой Муринский проспект, в привычной Юльке реальности, разумеется, переименованный в честь видного революционера Шверника. Вот — двухэтажный деревянный дом с вывеской «Трактиръ», напротив — небольшой магазин с огромной, чуть не в пол-фасада, вывеской «Мануфактурный и Галантерейный магазинъ — обувь, б?лье»; всё очень зелено, выглядит совсем как дачная местность. Дома, конечно, далеко не столь красивые, как в Гатчино, и сама дорога, хоть и замощена, но кажется совсем проселочной, потому что между камней тут и там пробивается упрямая трава. Именно тут, недалеко от кольца, Игорёк и дёрнул засмотревшуюся по сторонам Юльку за руку: