Александровскiе кадеты. Смута

— Пошли! Нам сходить.

Зелёный район никак не походил на мрачные рабочие окраины; Игорёк взглянул на номера домов:

— Сюда!

…Стук. Стук. Пауза. Стук-стук-стук.

Дверь распахнулась. Высокая девушка с высокой причёской, строгий овал чистого и правильного лица.

— Здравствуйте, э-э-э, дома ли Владимир Александрович? — Пароль.

— Владимир Александрович отдыхают. — Отзыв.

— Тогда мы оставим посылку.

Девушка улыбнулась.

— Заходите. Как добрались?

— Чуть фараонам не попались, — несколько развязно бросил Игорёк.

— Как «чуть не попались»? — оторопела хозяйка.

— Да вот так, — вступила Юлька. — Они туда пришли. Полный атас!

— На квартиру?! К… к… товарищу Сергею?

— Угу. Мы у них перед носом выскользнули. Вот, она отвлекла, — Игорёк кивком указал на Юльку. Та гордо подбоченилась.

— Молодцы, — через силу сказала девушка. — Молодцы, дети. Вы настоящие революционеры… но, если товарища Сергея задержали…

— Явка провалена, — басом сказал Игорёк. — Кто-то предал.

— Я… мне7… надо срочно передать сообщение! Даже нет, сообщения…

— Нам вообще-то возвращаться надо, — строго сказала Юлька.

— Это очень важно. И очень срочно. Я сбегаю в одно место, а в другое уже не успею… прошу вас, дорогие мои, умоляю! Вы уже так много сделали!.. Но надо ещё. Иначе столько наших товарищей окажется в застенках охранки!..

— А куда идти-то надо?

— Адрес сможете запомнить? Писать ничего нельзя, понимаете?

— Понимаем, не маленькие, — с обидой сказала Юлька.

— Тогда слушайте…

— Ничего себе! — ворчала Юлька. — Васильевский остров!.. А вернуться-то успеем? От Ирины Ивановны влетит! Матрена наругает!

— Поздно уже, да, — Игорёк крутил головой, отыскивая нужный дом. — Но и упускать такое… никак! Эх, ну и где же этот самый номер—

— Да вот же, прямо под носом!

— Не злись, ну чего ты? Пошли лучше!

Опять проходные дворы, узкие двери, черная лестница и старая квартира. Условный стук и условные фразы.

Только на сей раз Юлька чуть не лишилась дара речи, только пялилась, выпучив глаза.

— Спасибо, до г о г ой Игой. — Человек немилосердно картавил. — Спасибо. Очень важные, а г хиважные сведения! Бегите, то г опитесь! Мы п г имем ме г ы.

И они побежали.

— Ну вот. Теперь ты тоже можешь говорить: «Я Ленина видела!»… Юлька! Да чего с тобой?

— Игорёха… это ж и впрямь он… Ленин… Который всегда живой…

— Юлька! Да забудь ты! Это у нас он «всегда живой» и в Мавзолее… а тут он просто человек.

Они сломя голову торопились на вокзал. Пришлось платить извозчику, и выходило это отнюдь не скоро. Белые ночи уже наступали, сумерки подкрадывались медленно, но всё равно подкрадывались.

— Ты подумай лучше, мы ж теперь их самую главную ухоронку знаем! Константину Сергеевичу скажем! Юлька! Да Юлька же!..

В поезд Игорьку пришлось её чуть ли не запихивать.

А в Гатчино, прямо на станции, едва сойдя на перрон, Игорёк и Юлька угодили прямо в объятия Матрёны.

— Ох! Явились наконец-то! Слава тебе, Господи! Барышня Ирина Ивановна все извелись! И Костянтин Сергеич с нимя вместе! По всем телефонам звонят, во все звонки! Только что пожарную команду не отправили на розыски! А я говорю, не волнуйтесь, барышня, говорю, я сейчас на станцию сбегаю, одна нога здесь, другая там, вот увидите, встречу их! Беги, говорит барышня Ирина Ивановна, беги, встречай!

— Да чего же нас встречать, — солидно заявил Игорёк. — Что ж мы, от вокзала б не добрались? Тут идти-то пять минут!

— Давай-давай, стрикулист! — прикрикнула Матрёна. — Барышню мою мало что до беды не довели. Куда пропали-то? Что стряслось?

— Не ворчите, Матрена милая, — попросила Юлька. — Мы не нарочно, честное слово!

— Не нарочно… Барышню мне изводить не могите! А то не погляжу, что гимназисты, хворостиной угощу!

Так, под конвоем Матрёны, они и добрались до квартиры Ирины Ивановны Шульц; выглядела Ирина Ивановна и впрямь не очень, бледная, как говорится, «лица на ней не было»; Константин Сергеевич тоже был здесь, куда-то названивая по телефону.

Суетни, охов-ахов, восклицаний, всплескивания руками и прочего хватило бы, по мнению Юльки, на добрый десяток встреч. Однако, стоило ей сказать одну короткую фразу: — «А я Ленина видела…» как всё разом стихло.

Игорёк долго и подробно излагал все их приключения.

— Вы у них теперь в доверии, раз выдали главную квартиру, — покачал головой подполковник.

— И, к тому же, такие обширные планы… Поистине наполеоновские. Боюсь, что без досточтимой Веры Алексеевны Солоновой нам не обойтись. Как и без бедного Ильи Андреевича. Он, кстати, стал поправляться. Ему наконец-то лучше.

— Слава тебе, Господи! — Ирина Ивановна широко перекрестилась. — Надо мальчиков обрадовать, они очень переживали.

— Будет для вас, друзья, очень много работы, — обратился подполковник к Игорьку и Юльке. — Революционно настроенные дети, которые смогут не только прокламации из-под носа у шпиков вытащить — это весьма ценно.

— Нам нужны даты их акции. Хотя бы приблизительные.

— Вряд ли они нам такое скажут… — протянула Юлька.

— Вам — нет. Но, если будут доверять вам и вашим делам, то больше откроется и Вере Солоновой.

— Значит, дословно Владимиру Ильичу было передано… — Ирина Ивановна взяла карандаш, принялась расчерчивать какую-то схему, расписывать её строгим каллиграфическим почерком.

— Что туннельная группа под угрозой раскрытия. Что квартира «товарища Сергея» «засвечена охранке» и надо срочно менять расположение, — отбарабанил Игорёк.

— Вот-вот. «Туннельная группа». Эх, эх, дура-девка, всё выболтала, — усмехнулся Две Мишени. — Как будут говорить в грядущие времена и в ином потоке — «болтун — находка для шпиона». Ну, или разведчика, как в нашем случае.

— Мы знаем, что эс-деки сменили тактику после арестов Бешанова и Корабельникова, — заметила Ирина Ивановна. — Это, по их мнению, должно было усыпить бдительность Охранного отделения, дать время подготовить нечто по-настоящему масштабное, огромное, что нивелировало бы все их последние неудачи. И их, и БОСРа.

— Знаете, Ирина Ивановна? Мне кажется, что в квартирку эту стоит наведаться. Туда, где «Ленина видели».

Ирина Ивановна с сомнением покачала головой.

— Если эс-деки уже подняли тревогу, там, скорее всего, никого уже нет. Или остались те, кто ничего не решает и ни на что не влияет.