Александровскiе кадеты. Смута
Шрифт:
— Ну, Ирина Ивановна, ну пожалуйста!..
— По-том! — железным голосом отрезала госпожа Шульц. — Вот сдадите экзамены, господин капитан, тогда и приезжайте. Лизу с собой возьмите, и Петю с Зиной… Так, чего покраснели?
— Так мы с Лизаветой того… Ждём…
— Поздравляю, дорогой мой!.. Нечего, нечего, всё будет хорошо. Мария Владимировна, а Игорь с Юлей где же?
— На взморье пошли, дело молодое, надеюсь, к ужину вернутся. Игорь по осени уже в Политехнический зачисляться будет, экстерном за последний год всё сдал.
— А Юля?
— Думает ещё пока. Может, врачом,
— А у мамы её как дела? Прижилась в конце-то концов?
— Прижилась, хоть и нелегко. Вот, свою проектную контору открыла и клиенты идут. Сперва-то косились, видано ли, женщина-архитектор! Но ничего, мы с Николай Михайловичем моим помогли чуть-чуть, а потом и дело пошло.
Да, Ирина Ивановна… я тут хотела вас кое-что сказать…
— Да, Мария Владимировна?
— Я когда-то давно обещала Юле нашей раскопать её родословную. И… раскопала.
— Так это же хорошо? Что вас смущает, дорогая моя?
— Ирина Ивановна… я вот почему-то Юле так и не сказала. Не смогла отчего-то. А вам скажу. Потому что это и ваша история.
Ирина Ивановна отчего-то схватила старую женщину за руку, сжала.
— В том временном потоке, откуда явились мы, грешные, — негромко продолжала Мария Владимировна, — вы, Ирина Ивановна, встретили Константина Сергеевича гораздо раньше. И… брак ваш случился там гораздо раньше. В 1908-ом у вас с капитаном Аристовым родилась дочь Анастасия. Других детей не случилось… а, может, я не сумела найти. Потом началась мировая война… Константин Аристов ушёл на фронт, храбро сражался, стал сперва подполковником, потом полковником…
— Продолжайте, умоляю вас, — Ирина Ивановна вдруг побледнела.
— А дальше случился наш февраль семнадцатого года, а за ним и октябрь. Полковник Аристов был верен своему Государю, верен до конца. Присягать Временному правительству он отказался, был отрешён от командования, отправлен «в резерв». После октябрьской смуты вы с ним и Настей, само собой, оказались на Дону, были с нами где-то рядом. Может, даже встречались… А потом… мужайтесь, дорогая…
— Мы погибли? — спокойно спросила Ирина Ивановна.
— Нет. Вы остались в России. В Советской России. Почему, отчего, как — мне неведомо, да и никто уже не узнает. Жили тихо и незаметно. Скрыли своё происхождение, как мы и с Николаем Михайловичем, это я могу сказать точно, потому что вы оба работали в школе, а «лишенцам» это было запрещено.
Ваша дочь Анастасия, также скрыв происхождение, поступила в медицинский институт. В 1930-ом вышла замуж за коллегу-врача, Сергея Маслакова. В 1935-ом у неё родилась дочь Марина. Анастасия никогда ей не рассказывала о вас, берегла.
А потом грянул 1937-ой… «Большой террор»…
— Нас арестовали?
— Нет. Вы отстреливались. Редчайший случай, попал во внутренние справки Конторы. А потом вы скрылись и следы ваши теряются. Константину Сергеевичу тогда должно было уже быть 68, вам — 56. Но вы бежали и…
Понятно, если вы и дали дочери знать, то она об этом никому не рассказала.
Так или иначе, но Анастасия Константиновна Аристова, по мужу — Маслакова проскользнула сквозь сито сталинского террора. В войну с мужем работали в госпиталях. И… погибли,
попав под бомбёжку. Марина, ваша внучка, оказалась в детском дому. Сумела, однако, не сломаться, выучиться на архитектора. Вышла замуж, правда, неудачно. Муж её оказался последней, простите, сволочью. Быстренько променял скромную Марину на дочку партийного бонзы. Неудивительно, что наша Юля не желала иметь с ним никакого дела. Вот ведь какая история, Ирина Ивановна…— Промысел Божий, — Ирина Ивановна торопливо перекрестилась. — Его Воля. Значит, выходит, Юля мне… правнучка?
Мария Владимировна кивнула.
— Погодите, дорогая моя, ваша ж дочка… она тоже Анастасия?!
Ирина Ивановна молча склонила голову. Зажмурилась на мгновение.
— Всё сходиться… не может не сойтись…
— Не может не сойтись.
— Я понимаю, почему вы Юле до сих пор не сказали…
— Всё с духом собираюсь. Но, глядишь, и соберусь сегодня. Уж больно день хороший, да и вообще… пришла пора.
Пыхтит старомодный, до блеска начищенный самовар. На белоснежной скатерти — целая россыпь розеток с вареньями, вазочки с мороженым, печенья и крендели от «петербургского отделения дела купца Филиппова». Ветер чуть шумит приморскими соснами, всё лето ещё впереди, и кончилась страшная война, хочется просто стоять, подставив лицо северному солнцу.
— А вот и молодые наши, — приветствует Мария Владимировна появившихся Игорька и Юльку.
Нет, уже не дети, не подростки. Высокий юноша и красивая девушка с ямочками на успевших загореть щеках.
— Ба! Дед! Ирина Ивановна, Федор!..
— Петя вот не смог приехать, жаль. Всё в институте своём сидит, чертит да считает. Всю премию от государя на оборудование потратил, Лиза хотела ему заместо Зины голову оторвать, так Зина не дала, — смеется Фёдор.
— Ничего, в следующий раз приедет, — решительно говорит Мария Владимировна. — Ну, все в сборе?.. Давайте теперь чай пить!..
Петербург, квартира генерала от бронетанковых войск, кавалера ордена св.Георгия трёх степеней Фёдора Алексеевича Солонова, май 1946 года.
Наконец-то выбрались в Мариинку, Лизу порадую хоть, — думал Фёдор, тщетно пытаясь завязать перед зеркалом цивильный галстук хитромодным в нынешнем сезоне узлом. Уж год, как война кончилась, а в театр — первый раз идём!.. Позор, конечно. Нет, Лиза молодец, вместе с ним моталась по гарнизонам, из Первой танковой армии в Гвардейский мехкорпус, с полигона на полигон, из института в институт… Как же теперь её не вывести в свет, бедную?
Нет, ну его, этот галстук. Форму надену, — решив так, Фёдор разом повеселел.
— Дорогой, ты готов?.. — Лиза появилась в дверях, струящееся тёмно-синее платье до полу. Ни за что не дашь ей её сорок восемь лет…
— Прости, милая, галстук вот меня одолел. Почти как Манштейн под Минском.
— Ну и брось его, мундир надень!.. Подумаешь, проблема!.. Пойдём, пойдём, хочу заранее приехать, по театру хоть пофланировать!.. Когда ещё такое платье и покажешь!..
Фёдор поспешно переодевался, Лиза терпеливо ждала.
— От Веры письмо пришло.
— О, и как у неё?