Александровскiе кадеты. Смута

Петя тяжело вздохнул.

— Да, Федь… я, газеты когда читаю, глаза на лоб лезут. Эти ж эс-деки с эсерами — ну настоящий убийцы, особенно последние; руки в крови не то, что по локоть, а по плечи. И что же? — некоторых и впрямь повесили, Каляева, Зильберберга… Дору Бриллиант в крепость упекли… А остальные-то на свободе! Или в ссылке. Откуда они бегут все, кому не лень…

— Ты откуда это знаешь, Петь?

— Дядя рассказывает. Он по службе знает. И тоже не понимает, что творится.

Долго молчали.

— Давай спать, — наконец вздохнул Федор. Ничего более разумного в головы не лезло.

— Значит, это здесь. — Две Мишени окинул косым взглядом длинный двухэтажный дом вдоль Барочной улицы.

— Держите меня под руку, не забывайте, — напомнила Ирина Ивановна.

Они медленно шли по заснеженному городу. Здесь, на окраине, у самой Карповки и Малой Невки, народу в этот час почти не было, а кто был — давно сидели по домам. Ну, или в дешевых трактирах с кабаками, чьи окна заманчиво светились в вечернем мраке.

— Сюда, — Ирина Ивановна указала на узкую дверь.

В отличие от нарядных и многоэтажных доходных домов в центре города или на Каменноостровском проспекте, здесь парадные не запирались. Да и то сказать, на «парадное» эта лестница никак не походила: узкая, деревянная, скрипучая. Зашипев, метнулась в темноту бродячая кошка.

— Ну, с Богом, — Две Мишени на миг сжал обе руки Ирине Ивановне, и, словно испугавшись, сразу же их и выпустил. — Я на задний двор.

— Всё будет хорошо, — Ирина Ивановна улыбнулась, расстегнула ридикюль. — Ступайте, Константин Сергеевич, да не запаздывайте.

Две Мишени коротко кивнул, развернулся, исчез за дверь, и тьма враз поглотила его.

Ирина Ивановна начала подниматься на второй этаж. Вот и нужная дверь, за ней — знала она — длинный коридор, куда выходят полторы дюжины комнат, сдаваемых задешево, в том числе и поуглово. Йоська Бешеный, однако, занимал не угол, снимал целую комнату.

Госпожа Шульц не стала ни крутить ключик механического звонка, ни стучать. Всё из того же ридикюля она извлекла связку причудливо выгнутых отмычек, аккуратно вставила в замочную скважину.

Запор здесь не мог быть сложным; и точно — не прошло и минуты, как раздался негромкий щелчок, затем второй — и дверь распахнулась.

Ирина Ивановна вошла.

Длинный, тускло освещённый единственной семилинейной керосинкой коридор. Густо пахнет кислыми щами, из-за дверей доносятся многочисленные голоса. Госпожа Шульц быстро прошла вперёд, остановилась подле одной из дверей — самой дальней, рядом с огромной кухней.

Аккуратно негромко постучала.

— Степанида, ты, что ль? — раздался недовольный молодой голос.

— Ну! — Ирина Ивановна прикрыла рот ладонью, «ну!» получилось смазанным, неразборчивым.

— Сейчас…

Негромко звякнул откинутый крючок.

Неведомо, какую Степаниду ожидал увидать Йоська Бешеный, но что не Ирину Ивановну Шульц — это точно. Среагировал он мгновенно, кинулся к лежащей на узком комоде финке, но браунинг уже глядел на него спокойным и равнодушным чёрным зрачком.

— Сядь, Иосиф. Потолкуем.

Йоська застыл на миг — но только на миг.

— А-а, лярва! — и рука его схватилась за нож.

Браунинг калибра 6,35 миллиметра бьёт негромко, но верно. В шуме большой квартиры, набитой жильцами, всегда что-то трещит, или грохает, или падает, издавая совсем уж странные звуки, бывает.

Ирина Ивановна выстрелила — но целилась она не в Йоську. Пуля смела нож с комода, пальцы Бешеного загребли пустоту.

— Садись, Йосиф. — Госпожа Шульц даже не повысила голос. — И не вздумай орать. Я тебя пристрелю и не поморщусь.

Йоська покосился на окно, но Ирина Ивановна лишь усмехнулась.

— Желаешь рискнуть? Рискни. Стреляю я, как ты видишь, куда лучше, чем может показаться.

— Что тебе… чего тебе надо? — прохрипел Йоська, сжимая кулаки.

Был он в распахнутой до пупа рубахе, широких штанах доброго сукна, в комнате жарко топилась печь — недостатка в дровах он не испытывал.

— Поговорить. Садись, кому сказано!

Йоська сел — на неряшливую, незаправленную постель. Вид он имел затравленного хорька.

Ирина Ивановна осталась стоять. Браунинг по-прежнему смотрел Йоське в лоб.

— Рассказывай, по чьему приказу стрелял в господина Положинцева.

Бешеный вздрогнул. Глаза налились кровью.

— А-а, вот ты откуда, сука кадетская, подстилка офицерьева…

Госпожа Шульц и бровью не повела.

— Мы не в полиции, Йося. И сердобольные присяжные за тебя не вступятся, дурачок. А тебя я пристрелю, если что, и ничего мне за это не будет. Учительница пришла к трудному ученику помочь, а он на неё кинулся с ножом, учительница защищалась. Те же присяжные станут рыдать от умиления и меня оправдают по всем статьям. Не только у тебя и твоих эс-деков есть знакомцы в министерстве юстиции.

— Какие эс-деки?.. — плаксиво протянул Йоська. — Не знаю никаких эс-деков! Чего прицепилась к честному человеку?

— Решил пластинку сменить? Не поможет, Йося. Или ты говоришь, или я…

Йоська прыгнул.

В правом кулаке у него оказалась та самая свинчатка. Её он, похоже, прятал под подушкой.

Второй выстрел браунинга угодил Йоське в плечо, но не остановил. Замах его, однако, пропал втуне — Ирина Ивановна ловко подставила руку, толстый рукав шубки смягчил удар, но госпожу Шульц он опрокинул. Браунинг упёрся ему в грудь, и не миновать бы Йоське Бешеному пули прямо в сердце, что и прервала бы его никчёмную жизнь, но в этот миг над сцепившимися мелькнула ещё одна тень, что-то коротко свистнуло, хряпнуло Йоське по затылку и он враз обмяк.

Две Мишени схватил его за волосы, рывком приподнял голову — Йоська был без сознания.

— Благодарю вас, Константин Сергеевич, — спокойно, даже очень спокойно сказала Ирина Ивановна. — Буду признательна, если вы предложите мне руку и поспособствуете тому, чтобы я смогла встать…

Две Мишени покраснел ещё жарче, чем краснели его подопечные кадеты седьмой роты.

— Прошу прощения, Ирина Ивановна…

— И что теперь будем делать с этим? — госпожа Шульц указала на бесчувственного Йоську. — Откровенно говоря, я надеялась, что он окажется поумнее…